— Мы в любое мгновение можем переиграть, господин полковник. Мы не спустим глаз с Мерфи ни на час — вплоть до самой его смерти.
— Однако это забавно, а? — сказал Аббес. — Если б не это неприятное происшествие с Лореттой Флинн, из-за которого подняли шум вокруг похищения Галиндеса, Мерфи не дожил бы до сегодняшнего утра. Везет парню. Моника Гонсалес была сегодня у вас? Что она сказала?
— Она вовсю выпытывала Мерфи насчет его полета, зачем он сюда прибыл, с кем летел. Даже подсказывала ему, что он кого-то привез, но Мерфи ничего ей не сказал. Это еще одна причина, по которой он пока остался в живых.
— Вы доверяете этой Монике, майор?
— Да, потому что она делает это из страха. Я меньше доверяю тем, кто доносит за деньги.
32
Я позвонил Гарриэт. Сказал ей, чтобы она пришла ко мне. Гарриэт отказалась.
— Может, мне приехать к тебе в гостиницу? — спросил я.
Она не хотела, чтоб я приезжал в гостиницу.
— Ладно. Так где же нам встретиться?
Она назначила встречу в маленьком баре, где мы разговаривали в последний раз, три месяца тому назад. Попросила прощения, что не хочет прийти ко мне и не приглашает меня к себе, — но она знает, чем бы это кончилось.
Я тоже знал, чем бы это кончилось.
— Хорошо, жду тебя в баре.
Долго ждать не пришлось. Гарриэт пришла на несколько минут позже, чем я. Выглядела она очаровательно. Когда я смотрел, как грациозно она взбирается на высокий табурет, мне хотелось ее поцеловать. Но я этого не сделал.
— Ты очаровательна, Гарриэт, ты все хорошеешь.
— Благодарю, Майк. Ты, как всегда, любезен и знаешь, что следует сказать женщине после долгой разлуки.
— Я себя чувствую так, будто мы вовсе и не расставались.
— Я себя чувствую совсем иначе.
— Как с чужим?
— Майк, закажи мне драй-мартини и пирожное с сыром — тут они чудесные.
— Ты еще не отвыкла от этого? От пирожных с сыром на закуску?
— Некому было меня отучать. Я ни с кем не встречалась за это время. Только не думай, что это из-за тебя. Просто мне не хотелось… А ты мне изменял?
Я подозвал бармена, углубившегося в комикс о всемогущем сверхчеловеке, заказал ему драй-мартини и пирожное с сыром для Гарриэт.
— А для вас мартини, крещенное вермутом?
— Нет, дай мне двойное виски на скале, — сказал я; это означало виски на кубике льда, без воды.
Гарриэт старалась меня урезонить.
— Двойное виски? Чистое? Что ты выдумываешь!
— Гарриэт, ты же слыхала, что там будет лед. Разреши мне выпить то, что мне по вкусу.
— Наверное, ты связался с какой-нибудь девкой и от нее научился пить чистое виски.
— Со льдом, Гарриэт. И никого у меня нет.
— Можешь завести себе. Мне это уже безразлично…
— Приходится верить. Ты всегда была очень порядочна и никогда меня не обманывала.
— Но это неправда, Майк, что мне все безразлично…
— Знаю.
— Почему ты так поздно ответил на мою телеграмму?
— Я боялся этой встречи… Гарриэт, ну тебя совсем, напряги наконец как следует свое воображение, подумай о том, что я чувствую. Я не могу обойтись без тебя, я даже не знал бы, что мне делать с другой девушкой.
— Ох, в этих делах ты разбираешься даже слишком хорошо. Обошелся бы без справочника.
— Ты ужасно глупая, Гарриэт.
— А ты еще глупее.
— Может, потому, что все еще надеюсь… Впрочем, не стоит об этом говорить.
— Продолжай, почему ты не продолжаешь? Раз уж начал… Мы ведь для того и встретились, чтобы поговорить. На что ты надеешься?
Бармен поставил перед нами рюмки и тарелочку с пирожным для Гарриэт.
— Съешь поскорее это пирожное, — сказал я, — Не выношу сладкого рядом с алкоголем.
— Раньше выносил. — Она обратилась к бармену, — Уберите это пирожное.
— Плохое? Вы не такое хотели? Их недавно принесли из пекарни, они прямо-таки безукоризненны.
Гарриэт отодвинула тарелочку.
— Мой спутник не выносит вида пирожных в баре.
— Но ведь мистер Уинн сам это заказывал, — удивился бармен.
— Такой уж он.
Бармен отошел.
— Майк, — сказала Гарриэт, — а сегодня ты уже не боялся этой встречи… Тебе было грустно без меня, правда?
— Мне все еще грустно.
— Теперь, со мной?
— Тем более. Выпей… Ты знаешь, что такое одиночество?
Она сделала наивные глаза и чуть глотнула из рюмки.
— Я читала ночью статью о космонавтах. Ждала твоего звонка и читала — не могла уснуть. В этой статье пишется, что пилот межпланетной ракеты в космическом пространстве, находясь за сотни миль от Земли, будет чувствовать себя ужасно одиноким. И что эту проблему надо как-то решить. Ты говоришь о чем-то в этом духе!
— Одиночество космонавта может оказаться ничем по сравнению с одиночеством человека, живущего среди людей.
Я почувствовал, что Гарриэт касается меня коленом.
— Майк, тебе вовсе незачем быть одиноким.
Я отодвинул свою ногу.
— Если я соглашусь на твои условия, то буду еще более одиноким — рядом с тобой. Это было бы хуже всего.
— Никогда мне не понять, почему ты так боишься брака.
«Ну, ладно, — подумал я, — скажу тебе кое-что в последний раз, скажу, хоть это не имеет смысла и не стоит тратить время на это».
— Гарриэт, послушай, почему. Потому что бумажка, которую ты получишь от официального учреждения, значит для тебя больше, чем любовь, а ведь любовь встречается гораздо реже, чем брак… И потому что с меня хватает ограничений, предписаний и условий, я не хотел бы вносить их еще и в частную жизнь, в любовь. Только любовь, только те ограничения, которые она на меня налагаёт — вот что я могу тебе предложить, но это ведь больше всего, что можно дать другому человеку.
— Майк, пойми, что я…
— Выпей, Гарриэт, немедленно выпей до дна. И ничего не говори, тема уже исчерпана.
Я выпил виски, заказал еще. И драй-мартини для Гарриэт. Попросил даже, чтобы бармен принес эти мерзкие пирожные с сыром. Поправил абажур лампочки, чтобы свет не бил в глаза Гарриэт, сдул пепел, упавший с моей сигареты на стойку. Я соображал, что бы еще такое сделать для Гарриэт, но ничего не придумал.
— Если б я на это согласилась, — спросила Гарриэт, — ты повел бы меня сегодня к себе на ночь? Правда?
— Не только на ночь. Немедленно повел бы, даже на вечер.
— Вот видишь, какой ты, Майк.
Я не знал, что она имеет в виду и чем ей не понравился мой ответ. Ведь она же наверняка понимала, что я не ответил бы вот так никому, кроме нее. Но я не сказал этого вслух. Все равно — мы друг друга не понимали.
Гарриэт сказала:
— Видишь сам — ты даже ничего ответить на это не Можешь. Ты должен признать, что я права. Любовь не Может ограничиваться одним этим… Но ты ужасно Упрямый.
Я начал нервничать.
— Гарриэт, умоляю тебя, перестань стрекотать. Ты слишком мало видела в жизни, чтобы разобраться в этом… Слушай, Гарриэт, у меня к тебе есть просьба, — только давай больше не говорить на эту тему, ничего хорошего из наших разговоров не получится. У меня к тебе другая просьба.
— Я тебя слушаю, Майк. Какая у тебя просьба?
— Ты летаешь в Сьюдад-Трухильо. Сидишь там по нескольку часов, иногда и до утра, верно? Я сейчас занят одним трудным делом, таким запутанным, что впору подумать об участии злых фей или гномов.
— Убийство?
— Нет. Похищение драгоценностей из знаменитой коллекции.
— В самом деле?!
— В самом деле. И мне необходима одна маленькая деталь, а ты могла бы мне тут помочь. Если захочешь. Награда назначена большая, я бы отдал тебе половину этих денег на приданое.
— Майк!
— Прости, Гарриэт. Вернемся к делу. В Сьюдад-Трухильо принят на работу летчик Джеральд Лестер Мерфи, американский гражданин.
— Я должна его разыскать?
— Ни в коем случае. Но постарайся побольше сидеть в столовой аэродрома, он там должен появиться. Всякий новый пилот старается показаться людям, выпить с кем-нибудь, поухаживать за девушками. А стюардессы — это, пожалуй, самые красивые девушки в мире… Запомни его имя и, если он обратит на тебя внимание, поддержи разговор. Спроси его, совсем равнодушно, будто бы от нечего делать, когда он приехал и зачем, давно ли там работает. Тогда он расскажет тебе, как садился на пузо, когда заело шасси в его «фениксе».
— Почем ты знаешь?
— Молодежь любит похвастать. Я уверен, что он захочет произвести на тебя впечатление. Тогда ты спроси его, с кем он летел, был ли у него пассажир и не случилось ли с ним беды при такой головоломной посадке. И больше ничего, Гарриэт, это все.
— Если только и всего…
— Еще кое-что. Все эти вопросы должны идти от тебя. Помни: нельзя допустить ни малейшего намека на то, что еще кто-либо этим интересуется.
— А этот Мерфи имеет что-нибудь общее с кражей драгоценностей?
— Нет. Речь идет, возможно, о его пассажире, сам Мерфи ничего об этих драгоценностях знать не знает. Да и вообще мы к нему не имеем никаких претензий.
— Тем лучше, Майк. Я не люблю помогать полиции в поимке преступников. У нас так много полицейских, что они должны отлично обходиться без нашей помощи. Но для тебя я могу это сделать. Я очень хочу, чтобы ты еще больше прославился.
— Допей свою рюмку и съешь наконец это жуткое пирожное.
Гарриэт допила рюмку и съела пирожное.
— Куда мы теперь пойдем?
Я показал на противоположную сторону улицы.
— Там стоит моя машина. Если хочешь, отвезу тебя в гостиницу.
— Но ты не зайдешь ко мне в номер? Обещаешь?
— Не зайду.
— Тебе это уже безразлично, Майк, я знаю…
— Кто тебе это сказал?
— Почему ты не предложил, чтобы я поехала к тебе?
— Потому же, почему я не зайду в твой номер.
Гарриэт открыла сумку и поглядела в зеркальце.
— Хорошо, — сказала она, закрывая сумку, — поедем. Мы завтра летим рано утром.
Мы сели в «студебеккер».
— Ты везешь меня в гостиницу? — спросила Гарриэт.
— Согласно твоему желанию.
— И ты ничего мне не скажешь? Ничего больше?
Она положила голову мне на плечо.
— Гарриэт, — сказал я, — не прижимайся ко мне сейчас, мы того гляди штраф заплатим.
— Ну и заплатим, я угощаю, — ответила Гарриэт, не шевелясь. — А теперь поворачивай машину и поедем к тебе. Надеюсь, ты еще не выбросил мои ночные туфли и зубную щетку?
— Нет, я не выбросил…
33
Де ла Маса, Оливейра и Мерфи вели в пробный полет громадную махину «Боинг-707». Трасса кольцом окружала Карибское море, посадки предвиделись в столицах всех государств этой зоны.
В хорошем настроении, флиртуя с изящной, смуглой стюардессой Николь, они вылетели из Сьюдад-Трухильо в Порт-о-Пренс, потом в Сантьяго-де-Куба, в Кингстон на Ямайке. Моторы работали идеально, контрольные часы и измерительные приборы действовали с безукоризненной точностью.
— Ты радуешься, как ребенок, которому родители впервые разрешили усесться на качели, — сказал Оливейра, обращаясь к Мерфи.
— Я люблю летать. Ты понятия не имеешь, сколько я намучился, чтобы сдать экзамены. Моя старушка несколько лет голодала, чтобы я мог учиться. Я ей сегодня послал кучу денег, через банк, так будет надежней. Интересно мне, когда она получит эти бумажки…
— Ты доволен? — спросил Оливейра.
— Видишь ли, братишка, — сказал Мерфи, — у вас можно жить. Какое мне дело до всех этих ваших историй с Трухильо, если можно жить. Трухильо сам живет и другим дает жить.
— Какой ценой?
— А я не жалуюсь.
— Заткнись, Джеральд. Мы еще поговорим об этом. Ты и вправду как ребенок на качелях.
Из Кингстона «Боинг-707» полетел в Белисе, Гватемалу, Сан-Сальвадор и Тегусигальпу. И дальше — Манагуа, Сан-Хосе, Панама-Сити, Барранкилья…
Оказавшись на территории Венесуэлы, они приземлились в Маракайбо, на аэродроме Грано де Оро. Чиновник доминиканской авиации, летевший вместе с ними, более двух часов вел переговоры с представителями венесуэльской администрации, они не соглашались на то, чтобы доминиканские самолеты приземлялись на венесуэльских аэродромах. В конце концов уступили и дали согласие на посадку в Каракасе, только на этот раз, чтобы «Боинг-707» мог высадить нескольких пассажиров. Экипажу доминиканского самолета не разрешили выходить за пределы аэродрома.
Де ла Маса принимал участие в этом долгом споре. Оливейра и Мерфи тем временем пили кофе, стоя у широкого окна столовой.
— Слушай, Мерфи, — сказал Оливейра, — не говори при Октавио ничего о Трухильо и не поминай о нашем с тобой разговоре. Сегодня ты при Октавио опять начал что-то болтать.
— А ты боишься за свою шкуру?
— Прежде всего за твою. Как-никак они мне больше доверяют, чем тебе. Даже собираются выпустить из тюрьмы отца и сестру. Аббес так сказал. Ты для них опасней, чем я.
Мерфи скорчил недоверчивую мину.
— И чего ты, Хулио, все запугиваешь меня? Я лично думаю, что Аббес мне благодарен за помощь в этом важном деле. Прибавь к этому посадку без шасси. Они, я так думаю, в особенности заботятся о тех, которые для них что-нибудь сделали.
Хулио поставил на подоконник пустую чашку.
— Джеральд, те, кто для них что-нибудь сделали, особенно опасны, по их мнению. Ты знаешь, кто такой майор Вентура Симо?
— Не знаю, Хулио. Да ты расскажи, я люблю слушать всякие истории.
— Ладно, расскажу. Вентура Симо получил от Трухильо поручение вступить в контакт с виднейшими деятелями доминиканской эмиграции и обманом завоевать их доверие. Знаешь, у таких мерзавцев иногда есть личное обаяние, они умеют привлекать людей. Вентура втерся в доверие к эмиграции и сумел убедить большую группу наиболее активных ее деятелей, что повстанческое движение в Доминиканской Республике одерживает серьезнейшие победы. У нас тогда действительно были некоторые беспорядки, газеты раструбили об этом, и деятели эмиграции попались на удочку. Вентура Симо уговорил их лететь в районы, якобы занятые партизанами. Они хотели сражаться за свободу.
— И он привез их в Сьюдад-Трухильо?
— Да. Он и его люди уже во время полета сбросили маски. Привели в ужас своих пассажиров. Через несколько минут после посадки всех эмигрантов зверски убили. Вентура Симо в награду за это был произведен в полковники.
— Ну и что же?
— А через неделю он пропал без вести. Он слишком много знал. А как погиб управляющий Доминиканским банком Хуан Моралес? Это организатор всех интервенций против кубинских партизан, ты, наверное, о нем слыхал. Он установил связь с майором армии Фиделя Кастро Вильямом Морганом. Морган дал обязательство, что за семьдесят восемь тысяч долларов переправит в партизанские районы группу пособников Батисты… и они там проведут крупные диверсии.
— И переправил?
— Он приземлился в самом центре партизанского края и отдал своих пассажиров в руки Кастро. А семьдесят восемь тысяч долларов он предназначил в фонд земельной реформы, обещанной Фиделем Кастро. Тогда полковник Аббес, который сам же и связал Моралеса с Морганом, приказал убить Моралеса. Еще что-нибудь рассказать?
— Говори, Хулио. Я же сказал, что люблю такие штучки.
— Еще месяц тому назад нашим министром труда был Марреро Ариста, один из наиболее преданных сотрудников Трухильо. Но он знал так много, что когда он уехал в Вашингтон, в мотор и бак его «линкольна» вмонтировали аппаратик, воспламеняющий газолин. Марреро Ариста прилетел из Вашингтона, сел в свой «линкольн» и по дороге сгорел живьем вместе с шофером… Тоже недурная шуточка, верно?
— Я проголодался, — сказал Мерфи, — Ты не возражаешь против чего-нибудь вроде ленча? Рюмочку коньяку с закуской из крабов? Этого нам хватит до Каракаса.
Из Каракаса они полетели в Порт-оф-Спэйн, потом в Сан-Хуан и, пройдя над проливом Мона, вернулись в Сьюдад-Трухильо.
Сразу вслед за их «Боинг-707» прибыл на аэродром Дженерал Эндрьюс самолет «Пан-Ам» «Супер-Дакота-6-Клиппер». Де ла Маса отправился сдавать отчет о ходе пробного полета, а Мерфи и Оливейра ожидали его, стоя у окна столовой, и смотрели, как приземляется американский самолет.
— Их трасса кое-где совпадает с нашей, — сказал Оливейра. — Они стартуют из Нью-Йорка и через Майами, Камагуэй, Кингстон и Порт-о-Пренс прилетают сюда. А потом через Парамарибо, Белем, Рио, Сан-Пауло и Монтевидео идут к Буэнос-Айресу.
— Вот это мне по вкусу, — заметил Мерфи, — Мы тоже будем летать в Штаты?