Глава 8. Дикие пляски горцев.
Успели-таки на троллейбус. Доехали на нем до привокзальной площади. Всю дорогу Хлюдов говоряще молчал. Скрипел челюстями.
Платформа и прилегающие к ней окрестности н-не располагали… На парапете — стайка цыганок с кучей цыганят, чумазых, оборванных, галдящих. Чуть дальше несколько «бичей» выясняли отношения, хватая друг друга за грудки. Пьяные, с опухшими лицами неопределенного возраста женщины целовались и обнимались с такими же пьяными и потрепанными мужчичками.
Хлюдов свысока оглядел обитателей вокзала и глубокомысленно изрек вроде ни к кому не обращаясь (но по сути, к Никите, в знак примирения):
— В нашей великой и могучей стране есть несколько отстойников, куда жестокое, житейское море прибивает потерпевших кораблекрушение. Первый отстойник на Востоке — это Чита. Второй на Севере — Воркута. Третий на Западе — Брест. Четвертый на Юге — Ашхабад. Если попадешь в пену этого «прибоя», обратно уже не выкарабкаешься, как ни старайся. Опустишься на самое дно, утонешь. Так что Никитушка, те, кого мы сейчас наблюдаем — они и есть, мутные брызги и хлопья пены.
— Н-да. Пьеса «На дне». Надеюсь, роль Челкаша нам не достанется. Хорошо бы обойтись без потасовки.
— Так точно! Сейчас мы будем мимикрировать. Сливаться с окружающим миром.
Хлюдов уселся на высокий, выложенный из красного кирпича поребрик, достал бутылку рома, и уверенным движением руки свернул с нее пробку. Это действие моментально привлекло внимание всех стоящих и сидящих рядышком «бичей».
— Вовка! Ты что очумел?
— А чего? Мне никто из гопников не мешает, и я никому и ничем не обязан.
— А милиция?
— Ей, думаешь, заняться, кроме нас, некем? Пей спокойно.
Никита оглянулся по сторонам. Двое постовых милиционеров-туркменов топтались под ярко горящим фонарем у входа в вокзал. Сделать шаг в сторону, в темноту и неизвестность, они явно не желали. Хлюдов снял фуражку, запрокинул голову и сделал три глубоких глотка.
— Ну, ты даешь! Я так не могу. Из горла, тем более!
— Держи бутылку, зелень пузатая! Сейчас найду тебе посуду! — Хлюдов подошел к автомату с газированной водой, снял с подставки единственный граненый стакан. — Вот, я его тебе даже помыл!
Никита наполнил стакан на четверть:
— Твое здоровье!
Желудок приятно обожгло. Запах и вкус навел на мысль о существовании таких экзотических и далеких стран, как Ямайка, Куба, Никарагуа, Бразилия. Черт! Океан, плантации тростника, пальмовые рощи, мулатки и креолки. Испанский язык! Где-то там, где-то там… А ты тут… в жопе. В отстойнике.
Хлюдов вновь отхлебнул из горла:
— Давай, наливай себе. По второму кругу!
По второму так по второму. Никита закусил вторую порцию завалявшейся в кармане шинели ириской, слипшейся вместе с бумажной оберткой.
— Что ты делаешь?! Это все равно, что коньяк заедать огурцом! К рому нужна кубинская сигара! — наставительно произнес Хлюдов и затянулся паршивой сигареткой «Стюардесса».
— А, так вот откуда у тебя слабость к стюардессам! — заметил Никита.
Хлюдов взглянул на марку сигаретной пачки и гоготнул.
— И все же ты дурила, лейтенант Ромашкин! Могли б не на вокзале сидеть, а в койке барахтаться! Ладно, замнем и забудем. Что, по третьей?
— Хватит. Иначе мы в вагон не попадем.
— Не боись! Со мной мимо вагона не промахнемся. Я никогда не теряю контроля!
— Да я не в том смысле, а в том, что ноги не дойдут…
Обволакивала лень и тягучая дрема. Закрыть бы глаза хоть на полчасика. Скоро полночь. Но спать нельзя. Поезд до Педжена будет ползти около трех часов, и выходить нужно среди ночи. Заснешь в поезде — проедешь станцию. Придется терпеть и бодрствовать, еще несколько часов.
Хлюдов сходил, приобрел на проездное требование посадочные билеты без указания мест. Наконец-то подошел долгожданный поезд из Красноводска. В хвостовых, общих, вагонах кипела жизнь, копошились люди. В купированной части состава свет в окнах не горел — там люди отдыхали. Ехать предстояло в общем вагоне. Будет шумно, скандально, душно, крикливо.
Они заняли нижнюю боковую полку с откидным столиком.
— Дремать будем одновременно или по очереди? — спросил Никита.
— Нет, только бодрствовать, иначе проспим до пограничного Серахса. Будем взбадривать организмы ромом!
Соседи-попутчики, компания кавказцев, сидящих напротив, постоянно горланила, ежеминутно ругалась. Угрюмые физиономии не внушали доверия. На краю полки сидел громила с бычьим торсом и могучими волосатыми руками. Каждый кулак — с голову годовалого ребенка. Рядом — высокий красавец-джигит, с щегольскими усиками и спортивной фигурой. Двое, сидящие напротив, более хилые на вид, но если бы завязалась драка, в качестве бойцов и они бы сгодились. Один хмурый мужчина средних лет, другой совсем юнец лет восемнадцати. Этот оказался самым горластым и суетливым.
Из-за стенки соседнего купе выглядывали два дедка, пенсионного возраста. И то хорошо. Может, в случае конфликта, будут утихомиривать своих горячих молодых соплеменников.
Громила оглядел офицеров тяжелым неприятным взглядом. У Никиты похолодела спина. Хлюдов усмехнулся и налил рому в стаканы. Второй стакан он выпросил у проводника.
— Будем здоровы! — Хлюдов вызывающе глянул на кавказцев, а затем медленно выпил до дна.
Челюсти гиганта сжались, желваки зашевелились. Подбородок стал твердокаменным, квадратным. Бугристый рельеф мышц угрожающе пришел в движение. Демонстративное и вызывающее распитие на глазах публики, которую не приглашают присоединиться?!
Капитан Хлюдов не моргнул:
— Ну, чего уставился? Выпить хочешь?
— Хочу, — взгляд гиганта стал враждебным и колючим.
— Вы кто? Осетины? — спросил Никита.
Наугад, но в точку! Громила никак не ожидал, что русский офицер отличит его нацию от остальной разноплеменной толпы инородцев. Обычно как говорят: кавказец, абрек, чурка, урюк…
— Осетин! А ты как узнал?
— По запаху! — заржал Хлюдов, чуть всё не испортил..
— Не обращай на него внимания, дружище, капитан шутит! — Никита пихнул Хлюдова в бок. — По разговору узнал, по лицам…
— Знаешь наш язык? — обрадовался гигант, на глазах превращаясь из опасной гориллы в почти дружелюбного человека.
— Н-не совсем… У меня многие друзья осетины.
— Выпить, наверное, хочешь? — не унялся Хлюдов.
— Хочу, — еще раз подтвердил громила.
— А, нэту! — с акцентом и с усмешкой ответил Жлюдов. — Лишнего нэту ничего! — разлил по стаканам остатки рома из первой бутылки и достал из «дипломата» другую.
— Ого! — осетин зацокал языком и что-то быстро пробурчал соплеменникам.
Те бурно начали обсуждать. Пришли к общему согласию.
— Можем одну купить! — предложил гигант.
— Не продается!
— Ну, давай тогда сыграем на вашу бутылку?
— В карты с незнакомыми шулерами не играем, — ответил Никита за двоих. — Только с шулерами знакомыми.
— Нет. Не в карты! — осетин пропустил шулеров мимо ушей. — Будем бороться на руках. Если выиграете, мы бежим за бутылкой водки в вагон-ресторан. Если нет — ваш ром, станет наш!
Старики выглянули из-за переборки, что-то быстро «чирикнули», но гигант успокаивающе извинился перед ними. И вновь обратился к Ромашкину с Хлюдовым:
— Что, офицеры, испугались?
— Мы?! — оскорбился Хлюдов. — С кем бороться?!
— Со мной, — расплылся в широкой улыбке огромный осетин.
— Да хоть и с тобой! Мне один хрен. Давай!
Никита схватил за рукав начавшего снимать шинель капитана:
— Володя! Одумайся! Ты ведь пьян! Поборят.
— Меня?! Да ни за что! Я в этом деле мастер. Бороться — мое любимое занятие! Не боись!.. Расступись, молодежь!
Он уверенно уселся за столик к осетинам. Угрюмый гигант устроился напротив. Они крепко взялись за руки, обхватили ладонью ладонь друг друга.
— Командуй, Ромашкин! — скомандовал Хлюдов.
— На счет три! Раз, два, три!
Хлюдов напрягся, надулся, покраснел и задрожал всем телом. Гигант тоже напрягся, глаза выкатились из орбит, налились кровью. И минуту не продержался Хлюдов — его рука рухнула на стол.
— Черт! Бляха! Не размял я руку!
— Да ладно тебе! После драки кулаками… — Никита разочарованно покачал головой (чудес не бывает…) и с сожалением отдал кубинский ром осетинам.
Те радостно заворковали. А молодой в восторге даже пустился в пляс.
— Ромашкин, доставай последний «пузырь», — скомандовал Хлюдов. — Будем бороться еще!
— Вовка! Ты что, совсем офонарел?
— Успокойся! Сейчас правую руку разомнешь, и я с ними обязательно справлюсь.
Далее бороться вызвался средний брат, худой, но жилистый. Он сел за стол, бурно и резко атаковал, но в следующую секунду молниеносным рывком был повержен.
— Вах!
— О-о-о! У-у!
— Абанамат!!! — гигант протянул Никите только-только завоеванную бутылку обратно и грозно произнес: — Еще хочу бороться!
— Давай, я не против! — согласился Хлюдов. — Никита, массируй руку опять.
Никита принялся яростно растирать и теребить мышцы капитана.
— Володя, может, не стоит? Проиграешь.
— Просто так выйти из игры без драки все одно не получится, не дадут. Вход — рубль, выход — три! Начать легко, тяжело закончить, но будем соревноваться. Я только вошел во вкус. Смотри и учись!
Противники уселись друг напротив друга, напряглись и через минуту (о чудо!) рука гиганта медленно стала наклоняться к столику и бессильно рухнула.
— У-а-а! — завизжали горцы. — Ай-яй!
— О-о-о! — воскликнул восхищенный громила. — Меня давно никто нэ мог завалить! Как ты сумэл? Асланчик, бэги за бутылькой! Живо!
Он сунул десятку в руку гонца.
В борьбу вступил средний брат. И он проиграл состязание. Едва молодой прибежал с бутылкой, как вновь умчался за водкой.
Наконец, гигант переборол Хлюдова, и одна из бутылок возвратилась к осетинам.
Младшему надоело сновать между купе и рестораном, кровь тоже забурлила в жилах, охватил азарт. И он тоже бросил вызов русскому. Братья-соплеменники рыкнули на младшего.
— Э, минутку! — упредил их Хлюдов. — Он меня вызвал, я вызов принимаю. Боремся!
Юный джигит получил затрещины от братьев. Затем, проиграв, получил новую порцию подзатыльников.
И вновь — гигант. И опять проиграл! А еще раз? Реванш! Реванш взял, да. И обрадовался победе, как ребенок. Да и вся их горская компания возликовала: «Эдик! Эдик!» Ага, его зовут Эдик…
Хлюдов подмигнул Ромашкину, шепнул:
— Решил одну схватку сдать, чтоб не рассвирепели, — откупорил бутылку водки.
Осетины нарезали сыр, хлеб и колбасу. Хлеб вместе преломили — уже как бы друзья. Ну, не враги — и то хлеб…
— Мужики, а чего вы приперлись в эту глушь? Будете асфальтировать дороги? — спросил Никита у Эдика.
— Слюшай, откуда все знаешь? Умный, да?! Ты что милиционер? — рассмеялся громила.
— А вашего брата, по просторам Сибири не счесть. От Урала и до Владивостока: армяне и осетины дороги строят. Все шабашники с Кавказа.
— Почему так нехорошо называешь?! Посмотри на мои руки — мозоль к мозолю. Я дэсят тонн гравия за дэнь лопатой перебрасываю.
— Ну, ладно, не обижайся! — примирительно обнял Эдика за шею Хлюдов. — Давайте лучше в карты сыграем.
— Денег больше нет, — грустно признался гигант. — Сапсэм кончились. Но есть шоколадные конфеты! В коробках! Очень вкусные. Давай коробка конфет на бутылка водки играть! Свэжие конфеты, слюшай!
— Давай, — махнул рукой Хлюдов. — Только сначала нужно попробовать. Может, они старые и невкусные. Испорченные…
— Слюшай, ты специально обижаешь или как? — возмутился средний брат (Давид), вынимая из сумки две коробки и открывая одну из них. — На, пробуй, дарагой! Зачем обижяешь!?
Попробовали. Хорошие, однако, конфетки. Грильяж!
— Ладно, играем! Но ставка иная. Две коробки на бутылку.
— Черт с тобой, — согласился с Хлюдовым брат-Давид.
Началась игра не менее азартная, чем борьба на руках.
Никита совсем опьянел и перебрался за перегородку в другое купе, к старикам:
— Гамарджоба, отцы!
— Вах! Ты почему нас приветствуешь как грузин? — обиделись.
— А как нужно?
— Нужно: «Дэбон хорз!»
— Вот и славно! Дэбон хорз!
— Дэбон хорз!.. А по-грузински не надо. У них свой язык, у нас свой.
— Но они ведь тоже православная нация. Почему не любите друг друга?