Для тех же, кто был за наружной стеной и кто даже не смел заглянуть в дверь, эта проволочка была почти мучительной. Вместо выстрела эти люди вдруг услышали громкий, авторитетно-спокойный голос майора.
— Стойте! — скомандовал майор, обнажая саблю и разделяя ею противников. — Не стреляйте, я вам обоим приказываю! Опустите оружие, иначе я отниму его у первого, кто дотронется до курка! Стойте, я говорю!
— Почему? — закричал Кольхаун, весь посинев от прилива необузданной злобы. — Почему, майор Рингвуд? После подобного оскорбления, и еще от такого негодяя…
— Вы зачинщик, капитан Кольхаун.
— Ну и что же? Проклятье ему! Я не из тех, кто сносит оскорбления! Уйдите с дороги, майор! Ссора между нами, и вы не имеете права вмешиваться.
— Вот как?! Ха-ха! Сломан! Генкок! Кроссман! Вы слышите? Я не имею права вмешиваться!.. Капитан Кассий Кольхаун, не забывайте, где вы находитесь. Не воображайте, что вы в штате Миссисипи, среди вашей истязающей рабов кавалерии. Здесь, сэр, военный форт — он подчинен военному уставу, и вашему покорному слуге поручено командование этим фортом. Поэтому я приказываю вам положить ваш револьвер туда, откуда вы его взяли. И сию же секунду, иначе я отправлю вас, как простого солдата, на гауптвахту.
— Неужели? — прошипел Кольхаун. — В какую прекрасную страну вы превратите Техас! Значит, как бы человек ни был оскорблен, он не имеет права на дуэль без вашего на то разрешения, майор Рингвуд? И это считается законом для всей страны?
— Совсем нет, — ответил майор. — Я не из тех, кто когда-нибудь препятствовал честному разрешению ссоры. Никто не запрещает вам и вашему противнику убить друг друга, если это вам нравится. Но только не сейчас. Вы должны понять, мистер Кольхаун, что ваш поединок опасен для жизни других людей. Я вовсе не собираюсь стать жертвой пули, которая предназначена для другого человека. Подождите, пока мы все отойдем на безопасное расстояние. Тогда, пожалуйста, стреляйте, сколько вашей душе угодно. Ну, теперь, надеюсь, вы удовлетворены?
Если бы на месте майора был кто-нибудь другой, то это распоряжение вряд ли имело бы успех. Но он был старшим офицером форта, человеком почтенного возраста и к тому же прекрасно владевшим оружием, а это хорошо было известно всем, кто осмелился когда-либо ослушаться его приказаний.
Его сабля была обнажена. Противники знали, что это не было театральным жестом. Почти одновременно опустили они оружие, но продолжали держать его в руках.
Кольхаун стоял озлобленный, стиснув зубы, как дикий, кровожадный зверь, которому помешали напасть на его жертву. Мустангер же подчинился распоряжению без видимого раздражения и без внутреннего протеста.
— Я полагаю, что от поединка вы не отказываетесь? — сказал майор, хорошо понимая, что у него мало шансов примирить противников.
— У меня нет особого желания отказываться, — скромно ответил Морис. — Но если мистер Кольхаун извинится…
— Он должен это сделать: он начал ссору! — вмешались несколько человек, присутствовавших при этом разговоре.
— Никогда! — заносчиво ответил экс-капитан[31]. — Кассий Кольхаун не привык извиняться, да еще перед такой ряженой обезьяной!
— Довольно! — закричал ирландец, в первый раз обнаруживая серьезное раздражение. — Я хотел дать ему возможность спасти свою жизнь. Он отказался от этого. А теперь, клянусь честью, мы будем драться не на жизнь, а на смерть!. Майор! Настоятельно прошу вас и ваших друзей уйти отсюда. Я не могу больше выносить этих оскорблений!
— Ха-ха-ха! — раздался презрительный хохот Кольхауна. — Возможность спасти мою жизнь! Уходите отсюда, все уходите! Я покажу ему!
— Стойте! — закричал майор, не решаясь повернуться спиной к участникам дуэли. — Так не годится. Вы, может быть, спустите курки на секунду раньше, чем следует. Мы должны выйти прежде, чем вы начнете вашу драку. Кроме того, — продолжал он, обращаясь к присутствующим в комнате, — ведь необходимо, чтобы соблюдались какие-то правила. Если они собираются драться, пусть это будет дуэль по всем правилам искусства. Оба должны быть прежде всего одинаково вооружены и подойти друг к другу по-честному.
— Конечно! Вы правы! — отозвались голоса из обступившей полукругом толпы, внимательно следившей, как это предложение будет принято.
— Надеюсь, ни один из вас не возражает против этого? — продолжал майор вопросительно.
— Я не могу возражать против справедливого требования, — спокойно ответил ирландец.
— Я буду сражаться тем оружием, которое держу в руке! — дерзко ответил Кольхаун.
— Согласен. Это как раз и для меня подходящее оружие, — ответил противник.
— Я вижу, что у вас обоих шестизарядные револьверы Кольта номер два, — сказал майор, рассматривая их оружие. — Пока что все в порядке. Вы вооружены одинаково.
— Нет ли у них еще какого-нибудь оружия? — спросил молодой Генкок, подозревая, что у капитана под полой мундира может оказаться нож.
— У меня больше нечего нет, — ответил мустангер с искренностью, которая не оставляла сомнений в правдивости его слов.
Все посмотрели на Кольхауна, который медлил с ответом.
Капитан понял, что должен сознаться:
— У меня есть еще нож. Надеюсь, вы не собираетесь отнять его? Мне кажется, что каждый вправе оставить при себе то оружие, которое у него имеется.
— Но, капитан Кольхаун, — продолжал Генкок, — у вашего противника нет ножа. Если вы не боитесь повстречаться с ним на равных началах, вы должны отказаться от вашего ножа.
— Да, конечно, он должен отказаться! — закричало несколько голосов. — Он должен, должен!
— Давайте-ка нож, капитан Кольхаун, — сказал майор внушительным тоном. — Шестизарядный револьвер должен удовлетворить любого здравомыслящего человека. Ведь как только вы спустите курки, один из вас…
— К чорту нож! — крикнул Кольхаун, расстегивая мундир. Достав нож, он швырнул его в противоположный угол комнаты и вызывающим голосом сказал: — Для этой расфуфыренной птицы он мне не нужен — я покончу с ним первым же выстрелом.
— У вас хватит времени поговорить об этом! Вы меня не испугаете, мистер Кольхаун… Прошу вас, расходитесь поскорее! Я должен положить конец этому хвастовству и злословию!
— Собака! — прошептал капитан. — Проклятая ирландская собака! Я отправлю тебя выть в твою конуру. Я…
— Стыдитесь, капитан Кольхаун! — прервал его майор при общем возмущении. — Это совершенно ненужные разговоры, а кроме того, очень непристойно так себя держать в приличном обществе. Потерпите еще минуту и тогда говорите, что вам угодно. Теперь еще одно условие: вы не должны стрелять до тех пор, пока мы не уйдем отсюда.
Обеспечить это условие казалось очень трудным. Простого обещания вряд ли было бы достаточно при разгоревшихся страстях. Соперники — по крайней мере, один из них — вряд ли стали бы считаться с тем, когда им разрешат спустить курки.
— Необходимо, чтобы выстрел был сделан по сигналу, — продолжал майор. — И ни один из вас не должен стрелять до тех пор, пока этот сигнал не будет дан. Может ли кто-нибудь предложить, какой это должен быть сигнал?
— У меня есть предложение, — сказал капитан Сломан. — Пусть мистер Кольхаун и мистер Джеральд выйдут вместе с нами. Если вы заметили, на противоположных концах этой таверны есть двери с каждой стороны. Обе двери совершенно одинаково расположены. Пусть потом они снова войдут в это помещение, только один в одну дверь, а другой — в другую, с условием, что стрелять можно будет не раньше того момента, когда они ступят на порог.
— Прекрасно!.. Как раз то, что надо, — послышалось несколько голосов.
— А что же должно служить сигналом? — спросил майор. — Выстрел?
— Нет, колокол таверны.
— Лучшего нельзя и придумать. Это прекрасно, — объявил майор, направляясь к двери.
— Постойте, постойте, майор! — закричал немец, хозяин бара, выбегая из-за своей стойки, где до этого момента он стоял в совершенном оцепенении от страха. — Неужели же они будут стрелять внутри моей таверны? Ах! Ведь они перебьют все мои бутылки, и мои красивые зеркала, и мои часы, и вазы! Mein Gott! Mein Gott![32] Сколько мне все это стоило! Я истратил двести долларов. Они разольют мои лучшие вина. Ах, майор! Это разорит меня. Что же мне делать? Ведь это…
— Не беспокойтесь, Обердофер, — отозвался майор. — Я не сомневаюсь, что все ваши убытки будут возмещены. Во всяком случае, вам сейчас надо будет где-нибудь укрыться. Если вы останетесь в вашем салуне, в вас наверняка всадят пулю, а это, пожалуй, будет хуже, чем то, что разобьются ваши бутылки.
С этими словами майор оставил растерявшегося хозяина таверны и поспешил выйти на улицу, где встретил соперников, уже ранее вышедших в разные, двери.
Обердофер недолго стоял на месте. Не успела захлопнуться одна дверь за спиной майора, как другая захлопнулась за хозяином таверны. И салун, со своими бутылками, играющими всеми цветами радуги, дорогими зеркалами и яркими лампами, погрузился в глубокую тишину, среди которой слышалось лишь равномерное тиканье часов.
Глава XXI
ДУЭЛЬ В ТАВЕРНЕ
Выйдя из таверны, майор уже больше не вмешивался в это дело. Командующему фортом вряд ли подобало поощрять дуэль, даже в том случае, если бы она происходила в рамках установленных требований. Этим занялись молодые офицеры, принявшие на себя организацию поединка.
Времени для этого потребовалось немного. Условия уже были оговорены. Оставалось только попросить кого-нибудь из присутствующих позвонить в колокол. Было условлено, что колокол будет сигналом для начала дуэли.
Ночь была довольно темная, но все же было достаточно светло, чтобы различить толпу людей на бульваре перед гостиницей. Здесь собрались не только те офицеры, которые вышли из таверны. Весть о разыгравшемся событии быстро облетела форт. Товарищи офицеров, а также солдаты прокрались мимо караула, чтобы посмотреть на интересное зрелище. Были здесь и женщины — несколько бойких сеньорит, которые настойчиво добивались подробных объяснений. Беседа велась шепотом. Стало известно, что присутствуют майор и другие видные лица форта.
Толпа любопытных стояла несколько поодаль от таверны, но все взоры с напряженным вниманием были обращены на нее. Все ждали зрелища.
Оба участника дуэли стояли около таверны, на противоположных ее концах. Как тот, так и другой смотрел в упор на дверь, в которую должен был войти, с тем, может быть, чтобы никогда не вернуться. Каждый из них сжимал в руке револьвер.
Чей-то звучный голос крикнул:
— Звони!
Раздался громкий удар колокола. Этот звук, обычно возвещавший радость, созывавший народ для участия в свадебных торжествах, на этот раз призывал к смертельному бою.
Звон продолжался недолго. Колокол сделал не больше двадцати колебаний. Дальше в нем уже не было необходимости. Исчезновение противников за дверью таверны, резкий треск разрядившихся револьверов, дребезжанье разбитого стекла остановили звонаря.
При первом же звуке колокола оба противника вошли в таверну.
Раздались первые выстрелы. Комната наполнилась дымом. Оба противника продолжали стоять, хотя оба были ранены. Их кровь струилась на пол.
Следующий выстрел был одновременным с обеих сторон, но он был сделан наугад — мешал дым. Затем послышались один выстрел за другим. И вдруг наступила полнейшая тишина.
Убили ли они друг друга? По вновь долетевшим звукам можно было судить, что оба живы. Перерыв произошел оттого, что противники пытались найти друг друга, напряженно всматриваясь сквозь завесу дыма. Ни тот, ни другой не двигался и не говорил, чтобы не выдать своего местонахождения.
Тишина закончилась двойным выстрелом, за которым последовал грохот двух тяжело упавших тел.
Затем послышался шум опрокинутых стульев.
И наконец еще выстрел — одиннадцатый.
Затаив дыхание, толпа с нетерпением ждала двенадцатого выстрела.
Вместо выстрела донесся человеческий голос. Говорил мустангер:
— Мой револьвер у вашего виска! У меня остался еще один заряд. Просите извинения — или вы умрете!
Теперь толпа поняла, что борьба близится к концу. Некоторые смельчаки заглянули в окно. Они увидели двух мужчин, распростертых на полу. Оба в окровавленной одежде, оба тяжело раненные. Один из раненых, в вельветовых брюках, опоясанный красным шарфом, наклонился над другим и, приставив револьвер к виску, грозил ему смертью.
Такова была картина, которую увидели зрители сквозь завесу сернистого дыма.
Тут же послышался и другой голос, голос Кольхауна. Тон его уже не был столь заносчив. Это был просто жалобный шепот:
— Довольно!.. Опустите револьвер… Я прошу извинения…
Глава XXII
ЗАГАДОЧНЫЙ ПОДАРОК
Дуэль для Техаса не диво. По истечении трех дней о ней уже перестают говорить, а через неделю даже и не вспоминают.
Уличные схватки — обычное явление. Они разыгрываются прямо на мостовой, часто со смертельным исходом для случайного прохожего.
Техасские законы заносят жертвы этого странного способа расправы в графу «несчастных случаев», и виновники не несут никакого наказания.
Тем не менее дуэль между Кассием Кольхауном и Морисом Джеральдом вызвала необычайный интерес. Несмотря на то что ни тот, ни другой не принадлежал к коренному населению сеттльмента, о их дуэли говорили в течение целых девяти дней. Неприятный, заносчивый характер капитана и безыскусственная простота и честность мустангера были всем хорошо известны. Неудивительно, что общественное мнение было вполне удовлетворено исходом этой дуэли.
Как переносил Кассий Кольхаун последствия дуэли, никто не знал. Его не видели больше в таверне, где он был завсегдатаем. Тяжелые ранения приковали его надолго к постели.
Несмотря на то что состояние здоровья Мориса не вызывало особых опасений, все же ему необходимо было лежать, и поэтому пришлось остаться в гостинице у Обердофера, где он занял скромную комнату. Уход за ним оставлял желать лучшего. Даже ореол победителя не изменил обычного небрежного отношения к нему со стороны хозяина таверны.
К счастью, с ним был Фелим, иначе бы ему пришлось совсем плохо.
— Святой Патрик! — вздыхал верный слуга. — Когда же мы наконец выберемся из этой конуры? Чистое безобразие! Ни поесть здесь как следует не дают, ни попить. Свиньи бы, наверно, отвернулись от того, чем тут нас кормят. И при этом — что бы вы думали! — этот проклятый Обердофер смеет еще говорить…
— Мне совершенно безразлично, что говорит Обердофер, но если ты не хочешь, чтобы он слышал, что говоришь ты, то умерь, пожалуйста, свой голос. Не забывай, что через эти перегородки все слышно.
— Чорт бы побрал перегородки! Чорт бы их сжег, если это ему нравится! Вам все равно, что он говорит о вас? И мне также, и пусть себе слышит, хуже не будет. Я все-таки расскажу — вам это нужно знать.
— Ну, говори. Что же он рассказывает?
— А вот что. Я слыхал — он это говорил одному посетителю, — что заставит вас заплатить не только за комнату, стол и стирку, но и за все разбитые бутылки, и зеркала, и другие вещи, которые вы разбили и разломали в ту ночь.
— Меня заставит заплатить?
— Да, вас одного, мистер Морис. И ни одного гроша он не возьмет с этого янки. Это ведь чорт знает что! Никто, кроме немца, не мог бы такое придумать. Если уж кому-нибудь и платить, то, во всяком случае, тому, кто заварил всю эту кашу, а не вам.
— А ты слышал, почему он хочет заставить за все платить меня?
— Он говорил, что вы попались ему в руки и что он не выпустит вас, пока вы все не заплатите.
— Ничего, он скоро увидит, что немножко ошибся. Пусть он лучше представит счет тому, кто прячется в кустах. Я согласен уплатить половину причиненного убытка, но не больше. Ты можешь ему это передать, если зайдет разговор. По правде сказать, не знаю, как я и это смогу сделать. Там, вероятно, много перебито и переломано. Мне помнится, что-то здорово дребезжало, когда мы дрались. Кажется, разбилось зеркало, или часы, или что-то в этом роде.
— Большое зеркало, мистер Морис, и часы. Говорят, что все это стоит двести долларов. Враки! Наверно, не больше половины.
— Даже если и так, то для меня это сейчас очень серьезная штука. Боюсь, Фелим, что тебе придется съездить на Аламо и достать оттуда все наши сокровища. Чтобы уплатить этот долг, мне придется расстаться со своими шпорами, серебряным бокалом и, быть может, с ружьем.