5
Я очнулся, но долго не решался открыть глаза. Вокруг я слышал голоса каких-то людей. Они о чем-то горячо спорили. Это был деловой научный спор, содержание которого некоторое время не доходило до моего сознания. Только после того как в голове у меня немного прояснилось, я начал разбираться в смысле фраз.
– Генрих совершенно неправ. В конечном счёте импульсный код, который возбуждает нейроны волевых центров, не состоит из пятидесяти выбросов с равными промежутками и пятью скважностями между равными группами. Это было вчера совершенно точно показано на опытах с Никольсом.
– Ну, знаешь, твой Никольс не пример. Если хочешь, то кодирование возбуждения очень индивидуально. То, что возбуждает волевые центры у одного, может возбуждать совсем другое у другого. Например, электровозбуждение, которое доставляет Никольсу наслаждение, заставляет меня глохнуть. Когда я ему подвергаюсь, у меня такое ощущение, как будто в мои уши вставили две трубы и по ним вдувают в голову рёв самолётных моторов.
– Тем не менее ритм деятельности групп нейронов головного мозга у многих людей имеет много общего. Собственно, на этом и играет наш учитель.
– Играет, да не очень, - произнёс кто-то устало. - Пока что дальше математического анализа дело не пошло.
– Это вопрос времени. В данном случае косвенные опыты имеют большее значение, чем прямые. Никто не осмелится вставить тебе в мозг электрод, и смотреть, какие импульсы там двигаются, потому что это повредит мозг, а следовательно, и сами импульсы. Другое дело, если ты имеешь генератор, на котором можно в широких пределах менять импульсно-кодовую модуляцию. Это позволяет проводить эксперименты, совершенно не нарушая целостности мозга.
– Как сказать, - произнёс все тот же усталый голос. - Твоё заявление опровергает случай с Гориным и с Войдом. Первый умер через десять секунд после того, как его поместили в частотно-модулированное поле, где десять последовательных выбросов напряжённости следовали с частотой в семьсот герц при скважности в пять десятых секунды. Второй так орал от боли, что пришлось немедленно выключить генератор. Вы, ребята, забываете основное положение нейрокибернетики о том, что в сетях нейронов, которые существуют в человеческом организме, реализуется огромное количество петель. Двигающиеся по ним импульсы характеризуются специфической частотой и кодом. Стоит попасть в резонанс с любой из этих циркуляций, и контур может возбудиться до невероятного состояния. Если так можно выразиться, доктор тыкает вслепую. И то, что мы ещё живы, - это чистая случайность.
Я открыл глаза. Комната, где я находился, представляла собой подобие большой больничной палаты с койками, расположенными вдоль стен. Посредине стоял большой деревянный стол, заваленный объедками пищи, пустыми консервными банками, окурками, обрывками бумаги. Все это было освещено тусклым электрическим светом, Я приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг. Разговор сразу стих.
– Где я нахожусь? - прошептал я, обводя взглядом лица уставившихся на меня людей.
Я услышал, как кто-то сзади меня прошептал:
– Новенький пришёл в себя…
– Где я нахожусь? - повторил я вопрос, обращаясь ко всем сразу.
– Разве вам это неизвестно? - спросил меня молодой человек, сидевший в нижнем бельё на койке справа. - Это фирма Крафтштудта, нашего творца и учителя.
– Творца и учителя? - промычал я, потирая лоб. - Какой же он учитель, если он в действительности военный преступник.
– Преступление - это относительное понятие. Все зависит от цели, ради которой действие совершается. Если цель благородна, всякое действие хорошо, - выпалил мой сосед справа.
Поражённый образчиком вульгарного макиавеллизма, я посмотрел на него с любопытством.
– Где это вы набрались такой мудрости, молодой человек? - спросил я, усаживаясь напротив его.
– Господин Крафтштудт наш творец и учитель, - вдруг наперебой стали повторять все присутствующие в комнате.
«Значит, я действительно попал в "Приют мудрецов", - с тоской подумал я.
– Н-да, ребята, плохи ваши дела, если вы так говорите, - сказал я, обводя всех взглядом.
– Бьюсь об заклад, что у новенького математика лежит в частотной полосе от девяноста до девяноста пяти герц! - воскликнул привставший со следующей койки тучный парень.
– А его боль может быть вызвана при частоте не более ста сорока герц равномерно ускоренного импульсного кода! - воскликнул другой.
– А спать его можно заставить кодовыми посылками по восемь импульсов в секунду с паузой в две секунды после каждой посылки!
– Уверен, что новенький будет ощущать голод при импульсном возбуждении с частотой сто три герца с логарифмическим ростом интенсивности импульсов!
Это самое худшее, что я мог себе представить.
Совершенно очевидно, все они были сумасшедшими. Меня поражало только одно обстоятельство: все они говорили об одном и том же: о каких-то кодах и каких-то импульсах, связывая их с моими ощущениями, с моим внутренним миром. Они обступили меня и, глядя мне прямо в глаза, выкрикивали какие-то цифры, упоминали о модуляциях и интенсивностях, предсказывая, как я буду вести себя «под генератором» и «между стенками» и какую мощность я буду потреблять.
Зная из литературы, что с сумасшедшими нужно соглашаться во всем, я решил не вступать с ними в спор, а разговаривать так, как если бы я был таким же, как и они. Поэтому как можно мягче я обратился к соседу, сидевшему на койке справа от меня. Он мне показался более нормальным, чем все остальные.
– Скажите, пожалуйста, о чем это вы все здесь толкуете? Я в этих делах совершеннейший профан. Какие-то коды, импульсы, нейроны, возбуждения. Это из какой области науки?
Вся комната задрожала от смеха. Хохот продолжался и тогда, когда я в негодовании встал и хотел на них прикрикнуть.
– Контур четырнадцатый. Частота восемьдесят пять герц! Возбуждение гнева! - крикнул кто-то, и смех стал ещё более гомерическим.
Тогда я уселся на свою койку и стал ждать, пока они успокоятся.
Первым пришёл в себя мой сосед справа. Он подошёл ко мне, сел рядом и посмотрел мне прямо в глаза.
– Значит, ты действительно ничего не знаешь?
– Честное слово, ничего не знаю. И ни слова не понимаю из того, что вы говорите.
– Честное слово?
– Честное слово.
– Ну ладно. Мы тебе верим, хотя это очень редкий случай. Дейнис, встань и расскажи новичку, зачем мы здесь находимся.
– Да, Дейнис, встань и расскажи ему. Пусть и он, как мы, будет счастливым.
– Счастливым? - удивился я. - Разве вы счастливы?
– Конечно, конечно! - закричали все. - Ведь мы постигли самих себя. Самое высокое наслаждение человека в том, что он познает самого себя.
– А разве до этого вы не знали самих себя? - удивился я.
– Конечно, нет. Люди не знают самих себя. Только те, кто знаком с нейрокибернетикой, только те знают себя.
– Слава нашему учителю! - крикнул кто-то.
– Слава нашему учителю! - автоматически повторили все.
Ко мне подошёл тот, которого называли Дейнисом. Он уселся на койке напротив меня и глухим, усталым голосом спросил:
– Какое образование ты имеешь?
– Я профессор физики.
– Знаешь ли ты биологию?
– Очень поверхностно.
– Психологию?
– Ещё хуже.
– Нейропсихологию?
– Не знаю совсем.
– Кибернетику?
– Смутно.
– Нейрокибернетику и общую теорию биологического регулирования?
– Ни малейшего представления.
В комнате послышался возглас удивления.
– Плохо, - глухо промычал Дейнис. - Он не поймёт.
– Да рассказывайте же! Я постараюсь понять.
– Он поймёт после первых двадцати сеансов генератора! - воскликнул кто-то.
– Я понял после пяти! - крикнул другой.
– Ещё лучше, если он два раза побудет между стенками.
– Все равно, Дейнис, рассказывайте, - настаивал я. Мне почему-то становилось жутко.
– Итак, новичок, понимаешь ли ты, что такое жизнь?
Я долго сидел молча, глядя на Дейниса.
– Жизнь - это очень сложное явление природы, - наконец произнёс я.
Кто-то громко хихикнул. За ним хихикнул ещё один. Затем ещё и ещё. Все обитатели палаты смотрели на меня, как на человека, сказавшего непристойную глупость. Один Дейнис смотрел на меня укоризненно и покачивал головой.
– Плохи твои дела. Тебе придётся многому учиться, - сказал он.
– Если я сказал неправильно, то объясни.
– Объясни ему, Дейнис, объясни! - закричали со всех сторон.
– Хорошо. Слушай. Жизнь - это непрерывная циркуляция кодированных электрохимических возбуждений по нейронам твоего организма.
Я задумался. Циркуляция возбуждений по нейронам. Где-то когда-то я слышал нечто подобное или читал в популярной книге.
– Дальше, Дейнис, дальше.
– Все твои ощущения, которые составляют сущность твоего духовного «я», - это электрохимические импульсы, двигающиеся от рецепторов в высшие регуляторы головного мозга и после обработки возвращающиеся к эффекторам.
– Ну? Объясняй дальше.
– Всякое ощущение внешнего мира передаётся по нервным волокнам в мозг. Одно ощущение отличается от другого формой кода и его частотой, а также скоростью распространения. Эти три параметра определяют качество, интенсивность и время действия ощущения. Понял?
– Допустим.
– Следовательно, жизнь - это и есть движение закодированной информации по твоим нервам. Ни больше, ни меньше. Мышление есть не что иное, как циркуляция частотно-модулированной информации по нейронным петлям в центральных областях нервной системы, в мозгу.
– Я этого не понимаю, - признался я.
– Мозг состоит примерно из десяти тысяч нейронов, являющихся аналогами электрических реле. Они соединены в группы и кольца волокнами, называемыми аксонами. По аксонам возбуждения передаются от одного нейрона к другому, от одной группы нейронов к другой. Блуждание возбуждений по нейронам и есть мысль.
Мне стало ещё более страшно.
– Он ничего не поймёт до тех пор, пока не побывает под генератором или между стенками! - закричали вокруг.
– Хорошо, допустим, ты прав. Что из этого следует? - спросил я Дейниса.
– А то, что жизнь можно делать какой угодно. При помощи импульсных генераторов, которые возбуждают нужные коды в нейронных петлях. Это имеет огромное практическое значение.
– Объясни какое, - прошептал я, чувствуя, что сейчас я узнаю нечто такое, что откроет мне существо деятельности фирмы Крафтштудта.
– Лучше всего это объяснить на примере стимуляции математической деятельности, В настоящее время в отсталых странах создают так называемые электронные счётно-решающие машины. Количество триггеров, или реле, из которых такие машины составляются, не превышает пятидесяти тысяч. Математические разделы мозга человека содержат около миллиарда таких триггеров. Никогда и никто не сможет построить машину с таким количеством триггеров.
– Ну и что же?
– А то, что значительно выгоднее использовать для решения математических задач аппарат, который создан самой природой и который лежит вот здесь, - Дейнис провёл рукой по надбровным дугам, - чем строить жалкие дорогостоящие машины.
– Но машины работают быстрее! - воскликнул я. - Нейрон, насколько я знаю, может быть возбуждён не более двухсот раз в секунду, а электронный триггер - миллионы раз в секунду. Поэтому быстродействующие машины выгоднее.
Вся палата снова грохнула от смеха. Один Дейнис оставался серьёзным.
– Это не так. Нейроны можно тоже заставить возбуждаться с любой частотой, если подводить к ним с достаточно высокой частотой возбуждение. Это можно делать при помощи электростатического генератора, работающего в импульсном режиме. Если мозг поместить в поле излучения такого генератора, его можно заставить работать как угодно быстро.
– Так вот каким образом зарабатывает фирма Крафтштудта! - воскликнул я и вскочил на ноги.
– Он наш учитель! - вдруг заголосили все. - Повторяй, новичок. Он учитель!
– Не мешайте ему понимать, - вдруг прикрикнул на всех Дейнис. - Придёт время, и он поймёт, что господин Крафтштудт наш учитель. Он ещё ничего не знает. Слушай, новичок, дальше. Всякое ощущение имеет свой код, свою интенсивность и свою продолжительность. Ощущение счастья - частота пятьдесят пять герц в секунду, с кодовыми группами по сто импульсов. Ощущение горя - частота шестьдесят два герца, со скважностью в одну десятую секунды между посылками. Ощущение веселья - частота сорок семь герц, возрастающих по интенсивности импульсов. Ощущение грусти - частота двести три герца, боли - сто двадцать три герца, любви - четырнадцать герц, поэтическое настроение - тридцать один, гнева - восемьдесят пять, усталости - семнадцать, сонливости - восемь и так далее. Кодированные импульсы этих частот двигаются по специфическим петлям нейронов, и благодаря этому ты ощущаешь все то, что я назвал. Все эти ощущения можно вызвать при помощи импульсного генератора, созданного нашим учителем. Он открыл нам глаза на то, что такое жизнь. До него люди жили во мраке и в неведении о самих себе…
От этих объяснений у меня помутилось в голове. Это был или бред, или нечто такое, что действительно открывало новую страницу в жизни человечества. Сейчас я в этом ещё не мог разобраться. Голова шумела от наркоза, который мне дали в кабинете Крафтштудта. Я вдруг почувствовал себя очень усталым и прилёг на кровать, закрыв глаза.
– У него доминирует частота в семь-восемь герц. Он хочет спать! - крикнул кто-то.
– Пусть поспит. Завтра он начнёт постигать жизнь. Завтра его поведут под генератор.
– Нет, завтра будут снимать его спектр. На него составят карточку. Может быть, у него есть отклонения от нормы.
Это было последнее, что я услышал. После этого я забылся.
6
Человек, с которым я встретился на следующий день, вначале показался мне симпатичным и умным. Когда меня ввели в его кабинет на втором этаже главного здания фирмы, он, широко улыбаясь, пошёл ко мне навстречу с протянутой рукой.
– А, профессор Раух, рад вас видеть!
– Добрый день, - ответил я сдержанно. - С кем имею честь разговаривать?
– Называйте меня просто Больц, Ганс Больц. Наш шеф поручил мне довольно неприятную задачу - от его имени извиниться перед вами.
– Извиниться? Разве вашего шефа могут терзать угрызения совести?
– Не знаю. Право, не знаю, Раух. Тем не менее он приносит вам свои искренние извинения за все случившееся. Он погорячился. Он не любит, когда ему напоминают о прошлом.
Я усмехнулся:
– Я ведь пришёл к нему вовсе не для того, чтобы напоминать ему о его прошлом. Если хотите, меня интересовало другое. Я хотел познакомиться с людьми, которые так блестяще решили…
– Присаживайтесь, профессор. Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
Я уселся на предложенный мне стул и начал рассматривать улыбающегося господина Больца, сидевшего против меня за широким письменным столом. Это был типичный северный немец, с продолговатым лицом, светлыми волосами и большими голубыми глазами. В руках он вертел портсигар.
– Здесь, у шефа, я заведую математическим отделом, - сказал он.
– Вы? Вы математик?
– Да, немного. Во всяком случае, я кое-что смыслю в этой науке.
– Значит, через вас я смогу познакомиться с теми, кто решал мои уравнения…
– Да вы с ними уже знакомы, Раух, - сказал Больц.
Я в недоумении уставился на него.
– Вы провели с ними вчера весь день и сегодня всю ночь.
Я вспомнил палату с людьми, бредившими импульсами и кодами.
– И вы хотите меня уверить, что эти сумасшедшие и есть гениальные математики, решившие мои максвелловские уравнения? - Не дожидаясь ответа, я расхохотался.
– Тем не менее это они и есть. Вашу последнюю задачу решил некий Дейнис. Кажется, он вчера вечером преподал вам урок нейрокибернетики.