Игра по крупному - Фридрих Незнанский 16 стр.

«Что ты ему сказал?» — спросил Костюха.

«Насчет хозяина, — ответил Леха. — А что, нельзя?»

«Я веду разговор, — заявил старший брат, — твое дело только переводить, а не лезть поперек батьки в пекло».

«Думаю, этот Гоша далеко пойдет», — сказал, переждав их распри, ибн Фатали.

«Если не остановят? — снова не удержался Леха. И брату: — Он говорит, мол, Гоша пойдет далеко. А я говорю: пока не остановят».

Переводчик был явно пьян, лез не в свое дело, путал английские слова с русскими.

Я выключил магнитофон. Машина удалялась, звук слабел. К тому же Леха своими пьяными комментариями затмевал смысл сказанного.

Итак, снова всплыл этот Гоша. И неспроста его упомянул заморский гость Джамиль ибн Фа- тали. Почему же он знает этого Гошу, а я не знаю? Своего соотечественника, которого навер­няка ищут органы?

Этот пробел следовало устранить. Можно было бы позвонить в Москву и расспросить Мер­кулова. Может, у них в прокуратуре есть что-ни­будь об этой популярной в определенных кругах личности?

Я взглянул на часы. Куда сейчас звонить... В Москве только семь утра. За окнами там сплош­ная темень. Метель и мороз одновременно, если верить сводкам погоды.

Все-таки надо поспать. Это не я себе сказал, а мой организм заявил об этом. В школе Реддвея были специальные тренировки для быстрого за­сыпания. В то утро они мне не понадобились: уснул мгновенно, как камнем ушел в воду.

15

Хозяин «шестерки» сначала не хотел откры­вать дверь, все глядел в глазок, и тогда Грязнов выталкивал на передний план Володю Фрязина, как более благообразного, более внушающего до­верие. Потом хозяин расхрабрился и решил про­верить Володины документы через дверную це­почку.

Вот запугали человека, подумал Грязнов, входя вслед за Володей в квартиру. Хозяин вздрогнул, увидев его, перевел взгляд на Володю, но ничего не сказал.

Грязнов мрачно оглядывал прихожую — тес­ную и заставленную всяким хламом.

Наконец вышла и хозяйка — она что-то жева­ла, поправляя халат, расходящийся на ее обшир­ном бюсте.

— Вы только не обижайтесь, но вот у наших соседей тоже так пришли поздно в форме, доку­ментами перед носом помахали, а после все цен­ное вынесли. И еще хозяина заставили помо­гать...

— 

Мы не обижаемся, — сказал Грязнов. — Я сам, когда дома торчу, если позвонит кто, требую документы показать, потом в отделение звоню, проверяю, служат ли там такие и посылали ли их ко мне с обыском без санкции прокурора...

Володя не выдержал и фыркнул.

— 

Вам смешно, — поджала губы хозяйка, перестав жевать, — а вот у меня на работе...

— 

Потом, — прервал ее Грязнов. — Потом расскажете. А сейчас другое мне скажите: вы ма­шину, когда ее вам вернули, помыли?

—  

А как же! — воскликнула хозяйка, не давая мужу вставить слова. — Я сама всю ее перемыла, только коврики не вытрясла.

Коврики не вытрясла — спасибо и за это.

— 

Мы хотели бы осмотреть вашу машину еще раз, — сказал Володя.

Хозяин с важным видом стал надевать свою теплую куртку прямо на пижаму.

— 

Тыхоть штаны Надень! — сказала жена. —

Подождуттебя.

—  

Подождем, — подтвердил Володя.

Машина стояла рядом с подъездом. Володя

пропустил Вячеслава Ивановича вперед. Стал светить ему фонариком.

Грязнов начал, кряхтя, осматривать коврики и педали машины.

Вот он — след. Не очень заметный и очень уж большой. Кровь засохла и совсем незаметна на буром резиновом коврике для ног.

Если убийцу ждали, то он сел либо рядом с водителем, либо на заднее сиденье. Не на место же водителя.

Володя напомнил ему про отпечатки кроссо­вок на лестнице. Странно немного: в такой холод — и кроссовки...

—  

А ты не стой, — наконец сказал он Воло­де. — Мы как договорились? Снимай отпечатки пальцев. С ручек, стекол... Конечно, это надо делать с понятыми, да уж столько времени про­шло... Много потом на ней ездили? — спросил он хозяина.

—  

Еще ни разу, — ответил тот. — Все недосуг. К теще бы надо. Приболела теща.

—  

Теща подождет, — сказал Грязнов. — Пой­мет, если сможете ей объяснить. Скажете, что вашей машиной воспользовались преступники...

Хозяин присвистнул и понимающе кивнул. Нельзя — стало быть, нельзя. Он понимает. Хо­зяин машины даже сделал шаг назад и чуть в сторону, выражая таким образом почтение к за­нятию Грязнова и Фрязина.

—  

А вы нам в общем-то и не нужны, — сказал ему Володя. — Сами справимся. Не беспокой­тесь. Машину запрем и ключи занесем.

Хозяин послушно двинулся к подъезду.

—  

Дисциплина, — сказал Володя, глядя ему вслед. — Что-то такое было в его биографии, как вы думаете?

—  

Ты руль пудри, ручки, а не мне мозги, — проворчал Грязнов. — И вот что: посвети-ка на педаль. На всякий случай... Мало ли.

— 

Думаете, он сам сел за руль? — удивился Володя.

—    

Ничего я не думаю. Но исключить такую возможность не могу. Тем более что эта мадам, похоже, педали тоже не протирала...

Грязнов кряхтел, снимая засохшую грязь с пе­далей. Вряд ли это что-нибудь даст. Но вдруг пригодится. В их деле никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Через полчаса они закончили.

—   

Как думаешь, пальчики у тебя проявятся хоть чьи-то? — спросил Грязнов, вылезая из ма­шины.

—  

Хозяев наверняка, — ответил Володя. — А коврик, значит, берем? На нем следы?

—   

Гаишники могли наследить... — вздохнул Грязнов. — Это называется отсутствием взаимо­действия разных родов войск.

Он взглянул вверх. На балконе стояли бди­тельные хозяева и смотрели на них.

—  

Замерзнете! — крикнул им Грязнов. — Мы сейчас поднимаемся.

Те промолчали. И в этот момент во двор въе­хала милицейская машина, поблескивая сине- красными огоньками.

—   

Уже вызвать успели, — хмурясь, сказал Грязнов. — Позвонили в местное отделение, а там сказали: знать ничего не знаем! И выслали наряд.

—  

Вы сами подали хозяевам эту мысль, — от­ветил Володя. — Помните? «Я сам в отделение звоню, проверяю... »

Грязнов лишь рукой махнул и зашагал на­встречу вылезшим из щегольского «форда» мили­ционерам. Протянул им свое удостоверение, потом обменялся рукопожатием.

— 

Все в порядке, Вячеслав Иванович? — спросил старший. — Помощи не надо?

—   

Помоги, если можешь, материально, — по­шутил Грязнов.

Молодые милиционеры заулыбались и по­смотрели наверх, откуда их окликали хозяева.

—   

Все в порядке! — крикнули они снизу.

Когда Грязнов и Фрязин поднялись наверх,

дверь им открыли сразу.

—  

Ну наконец-то! — расплылась в улыбке хо­зяйка. — Устали, поди, голодные. А я чай поста­вила, жду вас.

—  

Чай — это всегда хорошо, — сказал Грязнов, — и, пожалуй, мы не откажемся.

Но Володя отказался, заспешил, и Вячеславу Ивановичу пришлось одному выпить чашку чая, потому что хозяева засмущались, отказались: вы пейте, пейте, а мы дома, мы всегда успеем.

К себе в управление он вернулся около вось­ми вечера. И сразу раздался звонок.

—  

Весь вечер не могу дозвониться! — бушевал Турецкий. — Где тебя носит?

—  

А еще интеллигентный человек, — упрек­нул его Грязнов. — И такие выражения — где носит... Вот тебя где носило все это время? Тут такие дела разворачиваются. Да тебе, поди, неин­тересно уже, что происходит в родном отечестве. Вы там все больше международным терроризмом пробавляетесь, вам наши дела да случаи неинте­ресны.

—  

Мне звонил этот господин из посольства — Самед Асланович, — сказал Турецкий. — Гово­рит, будто у вас там есть гражданин Азербайджа­на некто Мансуров. Мол, человек известный, а сидит в СИЗО.

—  

Отпустить, что ли? — нахмурился Грязнов.

—  

Наоборот, просит подержать подольше.

—  

Вот так да! — удивился Грязнов. — Обычно из этого посольства другое требуют. Вас там, в Баку, еще не задерживают на улицах как лиц славянской национальности? Документов не тре­буют?

—   

Сюда эта мода еще не дошла, — ответил Турецкий.

—   

Мансуров... — стал припоминать Грязнов. — Наглый такой, в Бутырке... Да я этого негодяя вообще никуда не выпущу.

—  

Ты уверен, что мы говорим об одном и том же лице? — спросил Турецкий.

—  

Я уверен только в том, что разговариваю сейчас с тобой.

—   

И то хорошо, — не желая раздражать друга, примирительно сказал Турецкий.

—   

Вряд ли этот подонок известная фигура в солнечном Азербайджане, как тебе кажется, — сказал Грязнов, остывая. — Вот только брат его... Будто бы тот подкупает должностных лиц. Есть сведения, что купил двоих наших пленных, чтобы обменять их на своего братца. Если не вмешаемся, то обменяет.

—   

Вот-вот, — сказал Турецкий, — значит, не зря я тебе позвонил.

—   

Не зря. Значит, этот мерзавец, для которого скупают в Чечне наших пацанов, теперь сидит здесь... Постой, никак не укладывается... Ты по­нимаешь, что происходит?

Турецкий молчал.

—  

Да он у меня отсюда вообще теперь не вый­дет! — заорал Грязнов.

—   

Ну ты там полегче, — сказал Турецкий. — Он гражданин иностранного государства. Не вздумай устраивать там бучу, а то знаю я тебя.

—  

Да ничего ты, Сашка, не знаешь! — в серд­цах воскликнул Грязнов. — Тебя не было со мной в камере, где только что они изнасиловали паца­на и нагло смеялись мне в лицо! Мой брат, гово­рит, купит мне прокурора, и я отвечу только в его присутствии... Ты представляешь?

— 

До этого, значит, дошло? — серьезно спро­сил Турецкий.

—  

Поэтому, Александр Борисыч, ты мне ни­чего не говорил, а я ничего от тебя не слыхал. Тут дело моей чести. Что еще?

—  

Да вот... — неуверенно произнес Турец­кий. — Не знаю, право. Так все совпало. У нас есть запись разговора жены этого Мансурова с одним бельгийским дипломатом, если тебе это интересно... Совсем молодая особа, игривая, смазливая, словом, время не теряла.

—  

Ну? — поторопил его Грязнов.

—   

Что — ну? — передразнил Турецкий. — Тебе только скажи... Не нравится мне это, о чем ты сейчас подумал. Понимаешь?

—  

А откуда ты, Борисыч, знаешь, о чем я по­думал? Может, я подумал о наших пацанах, кото­рых этот упырь скупает в Чечне? О том, как их освободить...

—  

Однако хватка у тебя...

—  

Как у волкодава, — сказал Грязнов. — За­канчивай, не томи.

—  

Будешь его шантажировать? — спросил Ту­рецкий после паузы.

—  

Ее как звать? — спросил Грязнов.

—  

Фирюза.

—   

Фирюза так Фирюза, мне без разницы. Зна­чит, если я вас, Александр Борисыч, правильно понял, фотографии постельных сцен эротическо­го содержания из бельгийского посольства вы вышлете мне в ближайшее время по телефаксу?

—  

Что ты собираешься с ними делать? — спросил Турецкий.

—  

Пока не знаю. Но что буду делать с братца­ми Мансуровыми — уже знаю. Про каждого в отдельности.

—  

Сам-то как? — Турецкий решил переме­нить тему.

—  

Устал как собака, — признался Грязнов. — Не знаю, как во всем остальном, но по концентра­ции идиотов на душу населения мы рискуем выйти на первое место в мире. Просто обвал, Борисыч! Ты там имеешь дело с интеллектуалами, я тебя понимаю, но вот кто мне посочувствует?

—  

Что предлагаешь? — спросил Турецкий.

—  

Давай, Сашок, отлавливай последних своих террористов и возвращайся. Без тебя — невмоготу!

—  

У тебя в управе столько стоящих ребят, — сказал Турецкий. — Сам говорил...

—  

Я и сейчас говорю. И Володя Фрязин — малый что надо. Но мы здесь как последний очаг сопротивления. Ясно тебе? Нас пока не задавили и не купили.

—  

Да кто тебя купит? — подначил Турецкий.

—  

Хочешь сказать: кому я нужен, старый хрен? — хрипло рассмеялся Грязнов. — Выпить не с кем, вот еще незадача, Борисыч. Костя Мер­кулов твой смотрит на меня как на врага народа, когда предлагаю... Не с кем душу отвести. А ты говоришь...

—   

Заканчиваем, — сказал Турецкий. — Я не для того трачу финансы ООН, чтобы выслуши­вать твои питейные претензии.

—   

Боишься, вычтут из зарплаты? Или спутник за горизонт заходит?

—  

Все когда-нибудь уходит за горизонт, — се­рьезно сказал Турецкий. — Солнце, луна, друзья, родители, ты сам...

И отключил связь.

Грязнов закурил и подошел к открытой фор­точке. Несмотря на позднее время, большинство окон в управлении горело, что называется, синим пламенем. Где-то там, в лабораториях экспертно- криминалистического управления, сейчас брали на анализ пробы крови и спермы, пота и прочего, что оставляла после себя преступность в своих грязных делах.

Володя Фрязин понес туда то, что удалось взять в машине. Грязнов не верил, что удастся найти какие-нибудь зацепки в этой чертовой «шестерке», в которой удирал преступник, умело наводя на версию о подгулявших подростках. И потому запутал сотрудников милиции.

Но — посмотрим. Хотя уже пора. Пока бы уже знать, почему Бригаднова, предпринимателя- нефтяника, зарезали здесь, в Москве, таким ар­хаичным способом, оставляющим, как правило, множество следов? Тем же способом лишили жизни и его предшественника на посту руково­дителя той же компании в Тюмени?

А мы еще ничего не знаем о погибших, думал Грязнов. Кто они? Может, это всего лишь раз­борка? Месть за что-то среди своих?

У горских народов это запросто. Он про это читал и слышал. А если это не чеченцы? А если кто-то под них косит? Тогда — зачем?

В дверь постучали. Володя, кто же еще... Пора бы уже открывать дверь ногой, когда тебя началь­ство ждет не дождется.

Володя вошел, робко глядя на начальника.

—  

Ну что там? — спросил Вячеслав Иванович нетерпеливо.

—  

Вы были правы... — сказал Володя. — Вот бы никогда не подумал...

И сел в кресло, придерживая бланки с резуль­татами анализов.

Грязнов резко выхватил из его рук акты био­логической и криминалистической экспертизы. Так и есть, обнаружены капли крови на коврике и на педали газа угнанной машины, совпадаю­щие по группе и прочим составляющим с образ­цами крови, изъятыми на лестнице дома, где был убит Бригаднов. Таким образом, заключали экс­перты, в обоих случаях обнаружена кровь потер­певшего Бригаднова.

—  

Ну и что это дает? — спросил Грязнов. — Это же кровь убитого. А где следы убийцы?

—  

На коврике след, — сокрушенно, будто был в этом виноват, сказал Володя.

-Чей?

—  

Убийцы, — сказал Володя. — Там, Вяче­слав Иванович, есть дополнения к акту эксперти­зы. Они наводят на мысль, что убийца, выходит, был один. Сам убил, сам сел в машину, которую оставил в соседнем дворе...

—  

И что это значит?

—   

Возможно, это опытный, если судить по его действиям после убийства, преступник. Он по­старался самим способом убийства навести нас на след убийцы неопытного...

—   

Ну да, взял у погибшего кошелек... — на­хмурился Грязнов. — Мол, бомж какой-нибудь с вокзала притащился, зарезал богатенького с виду клиента, так?

—   

Вы нарочно так говорите, Вячеслав Ива­ныч, — сказал Володя. — Конечно же не так. Не бомж. Наводка на злого чечена, который умеет таким образом — от уха до уха — мстить врагам.

— 

Какой-то смысл в твоем предположении есть, — сказал Грязнов. — Но я вспоминаю одну байку. Так вот, один малый работал на стройке и все время что-то возил на тачке. Его заподозри­ли, что он ворует стройматериалы. А уличить никак не могли. Даже однажды тачку разобрали на части, но ничего не нашли. Прошли годы, малый уже не работал на стройке. И вот встречает его полицейский: ладно, мол, дело прошлое. Скажи мне, что ты воровал? Ничего тебе не будет, никакого наказания. Только скажи. И что ты думаешь? Воровал, сознается. Что? Тачки, го­ворит. Их и воровал. Вот я всегда эту байку вспо­минаю, когда очень красивые и сложные загадки возникают. Проще иногда надо на дело смотреть. Преступник чаще всего не дурак. Старается лиш­них движений не делать. Лишние движения — лишние следы. А чем проще сделает, тем более сложным путем следователи за ним пойдут. Мы считаем, будто его на какую-нибудь «ауди» пере­садили из «шестерки», а он просто бросил ее и до ближайшего метро пехом. А «шестерку» эту угна­ло наше подрастающее поколение. Преступник это увидел и сел в свою тачку, когда им надоело кататься. А мы тут головы ломаем...