— Знаком вам мир духов? — осведомился Ринальдо.
— Так же хорошо знаком, как знакомы мне вы.
— Но я же никогда не видел вас до того, как попал в Неаполь.
— Не сомневаюсь. Я вижу вас здесь тоже в первый раз. Но, тем не менее, я вас знаю.
— Так, значит, вы — ведьмак. Кто сказал вам, кто я такой?
— Моя наука.
— Вы, стало быть, проникаете мысленным взором в тайны? Вы общаетесь с духами?
— Сейчас я разговариваю с человеком, который, как я надеюсь, исправился, — сказал капитан, поднялся, уплатил по небольшому счету и ушел. У Ринальдо не хватило смелости последовать за ним.
То, что Ринальдо оказался в затруднительном положении, легко понять. Он долгое время стремился ближе познакомиться с этим странным человеком, а теперь страстно желал никогда бы его не знать. Так у человека всечасно возникают желания, исполнение которых приносит ему нередко горькие треволнения, которых он не мог себе представить.
— Этот человек, — бормотал Ринальдо себе под нос, — знает, кто я. Раскрыть тайну моего имени, отдаться во власть этого чудака? Кто же сей странный смертный, который называет земное сообщество чуждым ему?
Несколько дней Ринальдо только и делал, что обходил подряд все бульвары, все общественные парки и погребки, но так и не встретил вновь этого жуткого, всезнающего человека. Это вызвало у него еще большую тревогу.
Он уже собрался было покинуть Неаполь, и тут в одно прекрасное утро увидел корсиканца на приморском бульваре. Тот сидел на скамье под статуей, прислонясь к ее постаменту. Глаза его обращены были к небу, а руки он сложил на коленях. Можно было подумать, что этот человек всецело поглощен молитвой.
Ринальдо остановился перед ним, не смея беспокоить его, исполненного умиротворения. Только время от времени покашливал, потом закашлял громче и в конце концов стал напевать мелодию известной песенки. Капитан не шелохнулся. Казалось, прислонясь в неземном экстазе к камню, он сам обратился в камень.
Наконец Ринальдо надоело ждать, он подошел к капитану, встал рядом, положил руку ему на плечо и сказал:
— Господин капитан! Я рад опять видеть вас.
Капитан скосил глаза, повернул голову, увидел Ринальдо и задал ему вопрос:
— Что видите вы над собой?
— Чистый голубой эфир.
— Образ невинной души, единый цвет чистого духа. Сквозь глаза эта неземная форма духа проникает в сердце. Здесь место сбора прекраснейших радостей, что обретаются вне нас и все-таки в нас. Мы овладеваем ими. Небеса дарят нам их. И что такое цветущие нивы по сравнению с этим лазурным морем чистоты и ясности? Кто здесь бросит якорь, тот будет стоять в прекраснейшей гавани.
— Ваше воодушевление восхитительно! Но простите меня, я с нетерпением жду возможности поговорить с вами.
— Вы скорее смущены, чем нетерпеливы. Признайтесь — вы боитесь меня. Но вам нечего бояться. Я не инквизитор и не судья. А ведь это те люди, которых вам приходится бояться.
— А вы не ошибаетесь? — спросил Ринальдо. — Назовите мне мое имя.
— Оно стоит очень дорого. Его можно было бы продать как сокровище, будь я в затруднительном положении.
— Господин капитан! Одним словом: кто я?
— Человек, поставленный вне закона и внушающий всем страх, приводящий в ужас путешественников, знаменующий смертный час путников. Король притонов и властелин горных логовищ. Ты — Ринальдини…
Барабанный бой возвестил выход портового надзора. Мимо прошла компания офицеров, они поздоровались с Ринальдо и капитаном. Ведь все они были в какой-то степени знакомы, встречались в парках и погребках. Тут и там приподнимались шляпы, завязалась беседа. Ринальдо принимал в ней участие, но сердце у него бешено колотилось. И тут молодой бесцеремонный лейтенант спросил:
— А знаете ли вы, господин капитан, что все в здешнем обществе ломают себе головы над тем, кто вы? Вы — самая примечательная новость дня.
— О! — ответил капитан. — Я расскажу вам куда более примечательную новость. Вы ломаете себе головы над тем, кто я. А знаете ли вы, что здесь, в Неаполе, средь нас, пребывает пресловутый Ринальдини?
Ринальдо застыл, как громом пораженный. Офицеры недоуменно поглядели друг на друга. Все общество умолкло, словно у них отнялись языки.
Капитан достал табакерку, предложил каждому понюшку, захлопнул табакерку, повернулся и пошел к гавани. Никто его не удерживал. Все присутствующие переглянулись и задались вопросом:
— Что сие значит?
Ринальдо перевел дух и сказал, когда капитана уже не было видно:
— Ну-с, господа! Не дал ли достаточно ясно понять этот странный человек, которого никто не знает, кто он?
— Видит Бог, — отозвались два-три человека, — он сам и есть Ринальдини!
Пожилой полковник сказал:
— Мы не сбиры. Ловить Ринальдини — дело полиции. А если этот незнакомец и правда Ринальдини, так он должен знать, сколь далеко может заходить в саморазоблачении, дабы не попасть в положение, чреватое опасностью. Однако же нам следует зорко следить за ним. И должен признаться, судя по его поведению, я допускаю, что с его головой не все в порядке. А что, если он только внушает себе, будто он тот жуткий разбойник? Прежде всего, рекомендую вам, господа, хранить молчание! Нам следует внимательнее понаблюдать за незнакомцем и лишь потом решить, как нам к нему относиться.
Присутствующие одобрили замечание полковника. После чего компания отправилась в погребок, где все с удовольствием позавтракали.
Ринальдо был охвачен неописуемым волнением. Он не знал, как ему поступить. Покинуть Неаполь или остаться? Кто был тот человек, который, казалось, хотел пожертвовать собой ради него? Его предостережение все еще звучало в ушах Ринальдо, а его поступок казался атаману непостижимым.
Ринальдо напрасно повсюду искал капитана. Его нигде не было. Никто не видел его больше в Неаполе. Он исчез.
Но разговоры о том, что Ринальдини разоблачен, стали повсеместными. Дело пошло на расследование. Офицеры давали показания о том, что видели и слышали. Полиция выслеживала капитана. Но все ее усилия были тщетны. И теперь возникшие предположения, казалось, подтвердились: тот незнакомый оригинал был Ринальдини! Все теперь рассказывали друг другу забавные истории о нем и рады были, что видели его.
Но постепенно разговоры о Ринальдини стали затухать. Другие новости вытеснили их, а под конец и вообще о знаменитом разбойнике перестали говорить.
Однажды под вечер, примерно месяц спустя после того события, Ринальдо сидел у себя в комнате и бренчал на гитаре, сочиняя новую песню; тут дверь комнаты отворилась и вошла юная девица.
— Я правильно попала к господину графу Мандокини? — спросила она. — Я должна передать вам это письмецо. Его посылают вам прелестные руки.
Она подала Ринальдо письмо и села, не ожидая приглашения. Ринальдо прочел:
«Сколь мало уделили Вы внимания особе, интересующейся Вами, столь много внимания уделила она Вам. Если Вы не безразличны к тому, чтобы познакомиться с ней, то подательница сих строк скажет Вам, где Вы можете эту особу увидеть».
— Ты знаешь даму, которая написала это письмо? — спросил Ринальдо.
— Я служу ей.
— Кто она?
— Ее имя не может представлять для вас интереса, пока она сама не станет вам интересна. Тогда еще будет время назвать вам ее имя. Она сделает это сама, и прозвучит ее имя для вас куда отраднее, чем если бы его назвала я.
— Она красива?
— Дело только за вами, найдете ли вы ее красивой.
— Где могу я ее увидеть?
— Завтра во время заутрени в Сан-Лоренцо. На ней будет зеленое платье и черная вуаль. Золотая цепь обовьет ее шею, а букет цветов апельсинного дерева украсит ее грудь. Так вы, значит, придете?
— Я с удовольствием приду.
Служанка ушла. Но Ринальдо недолго оставался наедине со своими мыслями. Дверь в комнату внезапно отворилась, и вошел человек, укутанный в красный плащ.
— Ринальдо! Ты завтра не пойдешь в Сан-Лоренцо!
— Кто ты? — удивился Ринальдо.
Человек снял с лица маску, отбросил плащ — перед Ринальдо стоял капитан.
Ринальдо в испуге отпрянул. Хотел что-то сказать. Но первым заговорил капитан, он спросил:
— Ты же прислушаешься к совету человека, за тебя принесшего в жертву себя самого? Разве не я обеспечил тебе покой, которым ты наслаждаешься в Неаполе?
И он поспешно покинул комнату.
Ринальдо полночи провел без сна, встал раньше, чем обычно, и не пошел в Сан-Лоренцо.
Когда наступил вечер, к нему опять явилась та самая служанка.
— Ах! — сказала она. — Вы плохо держите слово. Почему вы не пришли?
— Я не приду, пока не узнаю имени дамы, которую должен увидеть.
— Господин граф! Не давайте сами себе повода пожалеть о том, чего другие добиваются со страстной силой. Понравится она вам, так сама назовет свое имя. Завтра она опять придет к заутрене. Доброй ночи!
Служанка ушла, а вскоре в комнату снова вошел капитан.
— Ты не пойдешь в Сан-Лоренцо, — сказал он.
Ринальдо возмутился:
— Благородный друг! Позволь сказать тебе откровенно — твой запрет без причины унижает меня.
— Но тебе следует верить мне на слово!
— Я же тебя едва знаю!
— Так узнай же меня.
— Где? — нетерпеливо вопросил Ринальдо.
— Под развалинами Портачи.
Капитан ушел, а Ринальдо остался, погрузившись в раздумье.
Наступило утро, но Ринальдо все еще был в нерешительности. Он хотел было идти в Сан-Лоренцо, но все-таки не пошел.
Вечером к нему опять заявилась посланница. Она молча поклонилась и подала ему письмецо. Ринальдо вскрыл его и прочел:
«Последний раз прошу Вас о любезности, в которой Вы не вправе мне отказать, если Вы истинный кавалер и не хотите являть неучтивость.
Едва Ринальдо прочел имя «Аурелия», как вложил в ладонь служанки три цехина и воскликнул:
— Скажи сей достоуважаемой даме, что я приду к ней, и это столь же верно, как верно то, что я дышу и существую. Ни черт, ни какая-нибудь завидущая дочь Евы не удержат меня от встречи с ней, а если я…
— Довольно, — воскликнул капитан, только что вошедший в комнату. — Не давай клятв, ибо исполнить их тебе запрещено.
— Но я хочу их исполнить!
— Спокойно! У власти есть сбиры.
Ринальдо испугался, оглянулся, ища глазами служанку, и обнаружил, что она незаметно выскользнула из комнаты.
— Ринальдо! — продолжал капитан. — Ты и теперь такой же упрямый и необузданный, каким был в давние времена. Но поразмысли-ка хорошенько — ведь теперь не ты командуешь, а тобой командуют.
— Кто дал тебе, капитан, право приказывать мне?
— Неблагодарный! Из-за такого непостоянного существа, как женщина, ты хочешь порвать с другом? Ты оскорбляешь его, дабы бежать за созданием, способным лишь на то, чтобы глядеться в зеркало? Что ждешь ты от нее? И даже если ожидаемое тобой восхитительно, и сколь угодно восхитительно, так это же всего-навсего любовь. А женщины любят в нас только самих себя. Мы их зеркало, их луна, но солнце — только они сами.
— Ты женоненавистник, капитан!
— Главное — я твой друг.
— Такими речами ты не удержишь меня от решения переговорить с той дамой.
— Твое несчастье меня оправдает, Ринальдини. Я дальновиднее тебя. Моя власть…
— Твоя власть? Дай мне доказательство твоей власти.
— Ты его получишь. Вставай и следуй за мной к развалинам Портичи.
— Дай мне эти доказательства здесь, капитан.
— Как это ты, бесстрашный ночной герой, обратился в трусливого мальчонку? Сломай свой клинок, и пусть дадут тебе веретено… Я вижу тебя насквозь. Теперь разрешаю тебе встретиться с той женщиной. Узнай ее, а потом и меня. Спокойной ночи.
Ринальдо, после весьма неспокойной ночи, поспешил к назначенному часу в Сан-Лоренцо, чтобы найти там Аурелию. Однако он ее не увидел. Но тотчас заметил ту служанку. Она кивнула ему, и он последовал за ней. Перед входом в церковь она сказала:
— Моя повелительница просит извинить ее. Ей невозможно было сдержать слово и прийти сегодня сюда. Но она просит вас последовать за мной. Я провожу вас к ней.
Ринальдо проследовал за служанкой за пределы города, и там она указала ему на великолепный дом в глубине сада.
Они вошли. Служанка провела Ринальдо через красивый зал в комнату, окна которой были затянуты гардинами. Сквозь приятный полумрак они прошли в кабинет, где было еще темнее.
На одном из диванов шевельнулась женщина. Ринальдо подошел к дивану, пал на колени, схватил полную руку и, покрыв ее поцелуями, сказал:
— О Аурелия! Эта минута сделала меня несказанно счастливым!
— Ты счастлив? Правда счастлив? — спросил нежный голос.
— Я не знал, что та, которую я должен был увидеть, — Аурелия, образ твой я буду вечно носить в своем сердце!
— Господин граф! Вы…
— Голос! Бог мой! Нет! Вы — не Аурелия. Вы не Аурелия Ровеццо?
— Ах, как хотела бы я быть Аурелией Ровеццо. Я увидела вас, обратила на вас внимание, с приязнью обратила, и вот из этого, боюсь я, сотворилась любовь… Теперь мне хотелось бы одного — чтобы я никогда вас не видела… Оставьте меня. Преклоняйтесь перед вашей любимой Аурелией и оставьте меня с моими чувствами.
— Как могла моя фантазия ввести меня в подобное заблуждение. Аурелия же томится в монастыре!
— Я сострадаю вам… Мы оба грезили. Наше расставание будет нашим пробуждением. Нам остается воспоминание…
— Но если исчезли грезы, то подарите мне сладостную явь. Позвольте увидеть прекрасное лицо, уста которого говорят столь восхитительно. Звуки вашего голоса…
— О граф! Я не столь высокого мнения о себе.
— Вы свободны, ничем не связаны? — осведомился Ринальдо.
— До сих пор я еще свободна.
— И я тоже, — прошептал он.
Возникла пауза. Ринальдо целовал руки незнакомки; он нежно пожимал их и чувствовал, что его собственные руки пожимают в ответ еще нежнее.
Незнакомка вздохнула.
— Как счастливы могли бы мы быть! — сказал Ринальдо.
— Граф! Прошу вас, оставьте меня. Вы довели меня до такого состояния, в коем я… хотела бы быть только со своим возлюбленным.
Незнакомка замолчала. Смелая рука Ринальдо подняла ее вуаль, и он запечатлел пламенный поцелуй на ее устах. Она вздохнула.
Они не обменялись больше ни словом. Только глубокие вздохи, звучные поцелуи и громкий стук двух обмирающих от восторга сердец оживляли немую сцену. Каждая их жилка стала стучащим пульсом, и сладостное чувство претворялось в ощущение светозарности.
— Но теперь, — пробормотал Ринальдо, не отрываясь от ее губ, — обрету ли я счастье увидеть твои прекрасные очи, в которых мне улыбаются небеса моей услады?
Она молча ухватила за своей спиной шнур, потянула — и две гардины взлетели вверх. Мягкий свет дня проник в комнату, и Ринальдо увидел в своих объятиях даму редкой красоты. Жгучие очи, из которых лучилось пылкое вожделение, улыбались ему; ласковой улыбкой сияли ему слегка приоткрытые свежие уста, и полная грудь льнула к его груди.
Ринальдо покрывал ее прелести самыми нежными поцелуями и, забывшись, наслаждался сокровищами, щедро предоставленными ему случаем.
— О прекрасная незнакомка! — вздыхал он. — Будем же любить друг друга и радоваться.
— Мы будем, будем! — отвечала она.
— Теперь Неаполь стал для меня раем! — признался Ринальдо.
— А для меня небесами. Я обретаю их в твоих объятиях. Мы будем безмерно счастливы.
О любовь! Кто не знает твоих даров, тот не знает прекраснейшей ценности нашей жизни; кто не испытывает от тебя восторга, тот, даже имея всего в избытке, сущий бедняк, и где бы он ни ходил, ни бродил, его одолевают тоска и скука. Несчастен тот, кто не любит! Жизнь его — всего лишь сон, его не радует зефир, охлаждающий горячую щеку, дни его бегут, как робкие тени. Только в наслаждениях любви заключена истинная радость, и кто вступил на эту тропу, шествует по розам.
Дверь распахнулась. Любящие отшатнулись друг от друга.