— Ты так думаешь?
— И наверняка не ошибаюсь. Спроси сам свое сердце.
— Сердцу моему, и вправду, тяжело!
— Полгода назад и я пережила подобное, — сказала Фьорилла.
— Полгода назад? — удивился Ринальдо.
— Да. Но теперь, надо думать, все прошло. Я, дуреха, влюбилась в тебя тогда… — Она опустила голову.
— В меня? — воскликнул Ринальдо. Глаза его блестели.
— Мне казалось, что ты это заметишь… — Фьорилла с силой швырнула на землю пистолет и поднялась. — Я верила, что могу стать возлюбленной атамана, — добавила она и поспешно ушла.
Ринальдо долго смотрел ей вслед. Потом рывком поднялся со своего жесткого ложа и подал знак, по которому все его люди тотчас собрались вокруг него.
— У меня есть план, — сказал Ринальдо. — Мы отправляемся в горы Альбониго. Выходим немедля. Снимайте часовых. Вечером устройте привал в долине часовни Сан Джакомо, а завтра к полудню вы уже будете на равнине четырех гор Ла Чера. Я разработал для вас одну отчаянную вылазку! Только бы удался мой замысел…
Все, громко возликовав, стали собирать свои пожитки. Часовые были сняты, и вот уже Джироламо выступил с застрельщиками. За ним следовал Альтаверде с основной командой, а Чинтио замыкал тыл.
Ринальдо же, взяв гитару и ружье, направился в сопровождении двух псов в ту сторону, куда в прошлую ночь ушел отшельник.
Вскоре он обнаружил тропинку и заметил, когда тени уже стали длиннее, среди кустов, вблизи одного из горных хребтов, крышу небольшой хижины. Он зашагал к ней и, не дойдя еще до жилища, увидел отшельника, выкапывающего корешки.
Они поприветствовали друг друга, но оба выглядели несколько смущенными. Наконец старец спросил:
— Ты все еще не нашел проселочной дороги?
— Я ее еще не искал, — ответил Ринальдо. — Я искал тебя, чтобы попросить у тебя ночлега. Если моя просьба тебе не по душе, так я останусь ночевать, как и в прошлую ночь, под открытым небом.
— Переночевать у меня ты можешь, но… удобств у меня, признаться, никаких.
— Я всегда сумею устроиться как надо, — возразил Ринальдо, — особых удобств мне не требуется.
— Ложе из сена…
— Я не неженка. Ты же видел, что в прошлую ночь я лежал на еще более жесткой постели. Моя судьба…
— Что гонит тебя в эту глушь? — спросил отшельник.
— Позволь мне не отвечать на твой вопрос.
— Ну что ж. Коли ты удовольствуешься тем, что найдешь в хижине, так ступай за мной.
Ринальдо молча последовал за отшельником в его скит. Чистой и милой была тесная та горница. Два-три столика и несколько стульев — вот и вся ее обстановка. На одном из столов — латинская Библия и распятие. На другом — вязанье со спицами. Старец убрал его, заметив, что гость внимательно разглядывает работу. А потом на некоторое время вышел из горницы.
Когда он вернулся с зажженной лампой, Ринальдо вынул из принесенных сумок несколько бутылок вина, поставил их на стол и сказал:
— За стаканом вина мы познакомимся ближе.
— Знакомство двух-трех честных людей за бутылкой вина нередко становится очень и очень сердечным, — ответил старец. — Вино — это драгоценный напиток, который Небеса подарили людям. Оно украсит наш скромный ужин. Ведь я не могу предложить моему гостю ничего особенного, только сыр и хлеб, немного масла… Да еще дыня, которую я срезал только сегодня.
— С лихвой хватит для двоих. Хватило бы даже и для третьего, пожелай он отужинать с нами, — сказал Ринальдо.
Старец быстро переспросил:
— Для третьего? Есть еще кто-то, кто следует за тобой?
— Нет, никого. Но если здесь…
— Здесь, кроме меня, никого, ни единой души. Если не считать моей собачки и двух-трех горлиц.
Ринальдо молчал. Старец, однако, не унимался:
— Отчего пришла тебе в голову мысль, будто здесь кроме меня есть еще кто-то?
Ринальдо усмехнулся, выдвинул ящик стола и показал на вязанье.
— Ах, это! — Старец улыбнулся. — Да, это вязанье и вправду принадлежит одной особе, которая, однако, не живет у меня. Она забыла его здесь на столе сегодня утром.
Старец оставил гостя, чтобы принести свое простое угощение.
Ринальдо же тем временем осмотрелся внимательнее. Он открыл дверь, ведущую в маленькую каморку. Здесь было ночное ложе старца. Над ним меж двух картин, писанных масляными красками, висели несколько пистолетов. Ринальдо взял лампу, осветил картины и отпрянул, пораженный; с полотен на него глянули уже знакомые ему монахиня и офицер! Разительно схожи были эти картины с теми маленькими портретами из медальона, что передали ему утром как добычу. Ринальдо вышел из каморки и в задумчивости вернулся в горницу.
Старец, назвавший себя Донато, внес кушанья и, сотворив краткую молитву, сел со своим гостем к столу.
Они с аппетитом поели. Когда первая бутылка была выпита и вторая уже почата, завязался оживленный разговор.
— А теперь, — предложил Ринальдо, — поднимем бокал за здоровье третьей особы, живет она здесь или нет!
— За ее здоровье! — подтвердил Донато. — Но здесь она не живет. Примерно в часе пути отсюда, под горами, расположена мыза. Там и живет девушка, оставившая здесь свое вязанье. Она время от времени навещает меня.
— Она дочь мызника? — с интересом спросил Ринальдо.
— Его приемная дочь. Очень доброе, веселое создание. Я люблю ее отцовской любовью. Да, за ее здоровье!
Они чокнулись и выпили. Наступила пауза. Но в конце концов старцу вино вновь развязало язык, и он поинтересовался:
— Могу ли я спросить, откуда ты?
— Я — римлянин.
— Римлянин? Родился в самом Риме?
— Нет, родился я в деревне.
— Руку, земляк! Я тоже уроженец Рима. Но я не горжусь своей родиной. Неблагодарная это земля, — сказал сердито отшельник.
— Ты познал ее неблагодарность на собственном опыте? — Ринальдо испытующе посмотрел на него.
— Да, со мной там обошлись ужасно… Довольно! Я живу тут спокойно и простил своих врагов. В Риме не может больше быть истинных мужчин. Ценить их он не умеет. Римляне стали заносчивым, жестоким и несправедливым народом. А как они с тобой обходились?
Ринальдо не торопился с ответом.
— Мое несчастье породила моя собственная вина.
— Мне было бы легче, если бы я мог сказать то же самое. Но я страдал безвинно.
Ринальдо уже хотел было ему ответить, как вдруг они совершенно отчетливо услышали голоса. Голоса приближались. И вот уже в дверь застучали.
— Кто там? — крикнул Ринальдо не без замешательства.
Донато открыл окно.
— Отпирай! — закричали извне.
— У дверей стоят вооруженные люди, — сказал Донато. — Это могут быть полицейские стражники или солдаты. Если ты опасаешься их, так ступай в соседнюю каморку. Ты легко выберешься оттуда через окно в сад. А перелезешь через изгородь и свернешь направо — доберешься до скалы. Там, по левую руку, есть грот, в нем можешь спрятаться. Я же открою им дверь, чтобы они ничего не заподозрили.
Ринальдо подозвал к себе псов и шагнул в соседнюю комнату. Донато пошел открывать дверь скита.
В горницу ввалились шестеро вооруженных. Ринальдо слышал весь разговор, что происходил в горнице.
— Кто ты?
— Я — отшельник Донато.
— Есть здесь кто-нибудь еще?
— Я живу здесь один.
— Ты нас знаешь?
— Откуда мне знать вас?
— Ты нас боишься?
— Если вы слуги законности, так человеку невинному вас нечего бояться.
— Ты ошибаешься. Мы не ищейки беззубой юстиции. Где твои деньги?
— В этом кошельке. Вот он.
— Пошел к черту со своими грошами! Выкладывай остальное!
— Мое богатство все тут.
— Мы этому не верим.
— Но это правда.
— Старый хрыч! Вот стоит вино. Ты вовсе не нищий. Давай сюда еще вина.
— Это вино — подарок. У меня больше нет.
— Черт побери! Здесь ужинали двое. Убейте подлеца, он нам солгал.
— У меня был гость…
— Свяжите старого обманщика! Пусть исповедуется!
— Помилосердствуйте…
— Деньги!
— Берите все, что найдете. Денег у меня нет.
— Плут закоренелый! Все еще не хочешь исповедоваться?
И разбойники набросились на Донато. Он громко воззвал о помощи. Ринальдо рывком распахнул дверь. Выхватил пистолет и крикнул громовым голосом:
— Что вам здесь надо?
— Силы небесные! Черт побери! Атаман!.. — крикнул один из разбойников.
Все сняли шляпы. И отпустили дрожащего отшельника.
Донато, шатаясь, подошел к стулу, сел и повторил срывающимся голосом:
— Атаман?
— И это ваши героические подвиги?! — продолжал Ринальдо. — Разве не позорите вы мое имя подобными поступками? Хороши товарищи Ринальдини! Неужели вы до того обнищали, что отбираете последний грош у бедняка? И хороша доблесть — связать беззащитного человека! Кто тот негодяй, кто первым поднял руку на немощного старца?
Глубокое молчание сковало языки. Ринальдо возмущенно повторил:
— Кто тот негодяй? Назовите его, или я пристрелю первого, кто стоит передо мной.
— Это был Паоло, — пробормотал кто-то.
Не сказав ни единого слова, Ринальдо выстрелил. Пуля размозжила Паоло руку. Он упал, но товарищи его стояли не двигаясь.
— Почему вы оставили ваш отряд? — грозно задал вопрос Ринальдо.
— Мы искали тебя, атаман, — сказал один из разбойников.
— Вам что, приказано выслеживать меня? Вон отсюда! Вы наши законы знаете; и знаете, что совершили и что заслужили. Возьмите этого человека с собой, но к людям Ринальдини он более не принадлежит. Ждите меня и заслуженное вами наказание завтра.
Разбойники вышли, неся на руках Паоло, Донато сидел, дрожа, на стуле.
Ринальдо подошел к нему и взял его руку. Пожав ее, он сказал:
— Успокойся, добрый старец!
— Открой тот шкафчик, — пробормотал Донато, — дай мне круглый флакончик с красными каплями.
Ринальдо сделал так, как просил старец, налил по его указанию полную ложку из флакона и подал ему. Проглотив капли, Донато вроде бы пришел в себя. Он тихо переспросил:
— Так ты, значит, сам Ринальдини?
— Да, я Ринальдини.
— Я обязан тебе жизнью, и все же я не рад знакомству с тобой.
— Почему?
— Одно твое имя внушает страх, и ты сам страшен. А то, что ты совершил тут у меня на глазах, наполняет мое сердце трепетом и ужасом.
— А мое — горестью… О, если б только я мог избавить тебя и себя от совершившегося. Но ты не знаешь этих мерзких людей. Только страх и ужас могут держать их в повиновении и узде.
— А сам ты не боишься этих нелюдей?
— Даже если бы я их боялся, они не должны были бы об этом догадываться.
— Несчастный, в какую же компанию ты попал!
Ринальдо помолчал немного. Потом сказал:
— Друг мой! К тебе влечет меня мое сердце, тебе я могу довериться. И рассказать свою историю. Но только не сейчас, она потрясла бы тебя. А тебе необходим покой. Позволь мне проводить тебя до твоего ложа. Я же дождусь утра на этом стуле.
Он отвел Донато к его постели, а сам завернулся в плащ и уселся на стул. Но задремать ему удалось только далеко за полночь. И уже с первым лучом солнца он проснулся.
— Мне очень плохо! — вздохнул Донато, когда Ринальдо подошел к нему и осведомился о его самочувствии.
— Могу я тебе помочь? — спросил Ринальдо.
Отшельник опять попросил его достать из шкафчика пузырьки с лекарствами. Ринальдо принес что требовалось, Донато растолковал ему, как сделать нужную смесь. Едва он проглотил ложку этой смеси, как тихий сон смежил его веки.
Ринальдо вышел из хижины и прошелся по саду, вбирая сердцем и глазами великолепие восходящего солнца. Величественно, озаряя все вокруг, поднималось царственное светило над клубящимися туманом вершинами гор и направляло теплые лучи свои в маленькую долину, где стоял скит Донато. Птицы прославляли блистательное появление светила гимном, но Ринальдо печально закрыл руками лицо.
— И мне светит оно, златое солнце! — вздохнул он. — И мне тоже, равно как всем добрым и злым. Ах! Его лучи — это молнии, направленные в мое виновное сердце. Они разят без промаха!
Вдруг Ринальдо уловил поблизости от себя легкий шорох. Он открыл глаза. И что же?! Перед ним стояла прекрасная девушка, та самая, которую он встретил несколько дней назад, с которой беседовал так непринужденно-бесхитростно и которую с тех пор не надеялся увидеть.
Смущенно стояли они несколько мгновений друг против друга. В конце концов заговорил Ринальдо:
— Ты живешь на соседней мызе и порой навещаешь отшельника Донато?
— Да…
— Как зовут тебя?
— Аурелия мое имя. А вы, видимо, тот господин, который несколько дней назад говорил со мной, когда я собирала землянику?
— Да. И я тоже друг твоего друга Донато.
— А где он?
— Он спит, — ответил Ринальдо.
— Он еще спит? Так, значит, он болен.
— Он и правда чувствует себя плохо. Небольшая слабость. Если сон подкрепит его, он поправится. Не будем его будить.
— А кто вы?
— Путешественник, — сказал Ринальдо.
— И вы так долго оставались в этих местах?
— Мне нравится здесь, в горах, где живут такие прекрасные девушки.
— Вы меня имеете в виду? Вы, верно, не знаете, что я живу не в горах.
— О да! Донато сказал мне, где вы живете.
— Вы говорили с ним обо мне? Что напомнило вам обо мне?
— Твое вязанье.
— Ах, значит, вязанье! Да, вязанье все еще у Донато. Я его забыла.
Тут у изгороди раздался легкий шорох. Ринальдо посмотрел туда и увидел Чинтио, который подавал ему знаки. Аурелия бросилась в скит.
— Атаман, — сказал Чинтио, — тебе всенепременно надобно быть у нас. Наши люди подняли великий шум.
— Жди меня здесь, — бросил ему Ринальдо и пошел в скит.
— Милая девушка, — обратился он к Аурелии, — побудь с Донато. А когда он проснется, скажи, что я вскорости вернусь. Мой слуга зовет меня. Что-то неладно с моим багажом. Какой-то непорядок. Всего тебе доброго!
Ринальдо пожал Аурелии руку и поспешно вышел.
В сопровождении Чинтио он добрался до места, где расположились его люди.
— Хорошо, что ты пришел, атаман! — закричали, перебивая друг друга, разбойники. — Мы хотим знать, почему ты стрелял в Паоло!
— Тихо! — зычным голосом крикнул Ринальдо. — Джироламо! Зачитай громко пятый и шестой пункты нашего Закона!
Джироламо так и сделал, после чего Ринальдо рассказал о том, что произошло в ските. И, закончив, воскликнул:
— Так пусть это дело решает наш Закон!
— Пощады! Пощады! Пощады для Паоло! — закричали многие.
Ринальдо молчал.
Паоло лежал на земле. Ему только что сменили повязку. Он тоже слабым голосом молил о пощаде.
Ринальдо молчал.
Джироламо подошел к нему и стал просить за Паоло.
Ринальдо не промолвил ни слова.
Тогда к нему приблизилась Фьорилла, она сказала:
— Атаман! Ради тех страданий, что испытало мое сердце из-за тебя, прошу тебя пощадить Паоло. Ведь я полюбила его, дабы подавить мою любовь к тебе.
— Я, как и вы, подчиняюсь Закону, — ответил Ринальдо, — и потому не вправе пощадить его.
— Не подчиняйся Закону, — закричали все. — Будь сам законодателем, чтоб самому щадить и миловать!
— Если вы этого хотите…
— Мы заклинаем тебя!
— Так объявляю Паоло помилование, и его сотоварищам тоже. Но при одном-единственном условии.
— Говори!
— Чтобы случай сей был первым и последним, когда я при подобных поступках объявляю помилование.
— Да будет так!
— Кстати… Паоло и его сотоварищам, которые столь жестоко обошлись с бедным старцем, следует передать ему двух коз, две бочки вина и десяток домашней птицы…
— Браво! Браво! Да здравствует атаман!
Под бурное ликование, под музыку и радостные возгласы завтракал теперь Ринальдо у своей палатки. Минуту-другую наблюдал он за суетой в лагере. Потом написал несколько приказов, запечатал их в конверты и приказал созвать всех. Разбойники с напряженным вниманием и интересом приготовились слушать своего атамана. Ринальдо, оставаясь на своем месте, обратился к ним со следующими словами: