- Совершенно точно! Просто мне некогда искать, ходить по магазинам, а вы, может быть, бываете... При случае...
- Книжные магазины, мар... мадемуазель, знаете ли, - не моя стихия... Я - человек простецкий, работник заступа и лопаты. Умственный труд - не для меня... - он уселся на скамейку и закурил папироску.
- Зачем же вы принижаете свои достоинства? Вы кажетесь интеллектуалом!.. - возразила Люда, поглядывая на примостившегося между ними Гроссмана-младшего.
- Ой, Люда-Люда!.. - вздохнул Марк, вставил большой палец в сжатую ладошку Саши и его кулачком постучал по своей коленке. Терпеть ненавижу эрудированных дураков! Поверьте старому мракобесу: нет ничего хуже читающей обезьяны...
- Ну, вы тоже скажете! - Люда сделала вид, что обиделась.
- Я же не про вас и не про ваших родственников. Особым интел... В общем, вы не чванитесь своей начитаностью. Эрудированный дурак, Мила, это такая скотина, которая в одной фразе пять раз употребляет местоимение "я" и чувствует себя неуютно, если меньше пяти... Предпочтительней быть той самой знаменитой обезьяной "Не слышу-Не вижу-Молчу"... Животное одно, а какая пропасть между этими двумя типами... Со второй на душе спокойнее... Хотя книгу я вам обязательно найду, такой девушке невозможно отказать...
- Спасибо вам огромное!
- Да пока вообще-то не за что... А что, наш маленький гений хочет полетать? - внезапно спросил Марк и хитро прищурился.
Не веря ушам, Саша во все глаза смотрел на него.
- Кто сказал, что Природа отдыхает, а?! - Марк подхватил его на руки и подбросил к солнцу. - Тот, кто так стремится в небо, не может не быть гением! Правда, маленький Ал?
Смеющийся мальчик без всякого страха раскидывал руки, и его уверенность передалась и заойкавшей было Людмиле. Она закрывалась от солнца и видела только скользящие тени и два силуэта, то отделявшиеся друг от друга, то вновь соединявшиеся. Оценить протяженность взлета она не могла, зато Саша, зависая в воздухе чуть дольше, чем было можно, чувствовал дикий восторг и свободу.
- Я хочу, чтобы ТЫ был моим папой, - сказал он, когда Марк опустил его на землю.
Тот рассмеялся, а Люда, сердясь на себя, вновь ощутила раздражение. Еще чего не хватало! Уж она позаботится о том, чтобы этот кристальный человек никогда не пересекся с рыжей сердцеедкой - Сашиной мамашей. Никогда ведь не узнаешь, что у Ренаты на уме: вдруг захочется ей охмурить простого рабочего...
Когда Люда и Саша уходили, Марк провожал их долгим взглядом.
- Эх, обезьянка...Тебе не суждено даже узнать, чтО есть такое - "вкус пустоты"... Пожалуй, логос и впрямь тяжкое бремя, как сказал один озаренный смертный... Откуда я это знаю? Да, и откуда же? Ну а что в том, собственно, такого? Я так думаю, что пугало современных людей - Са-та-на, да? - что и Сатана этот должен был прочитывать время от времени Библию, Тору и прочую теологическую литературу, чтоб, как бы, соответствовать образу... А то еще не узнают, правда, дорогая? Ты тоже Тору не читала? Ничего. Я думаю, мы с тобой немного потеряли. Тот же стакан, только вид сбоку... А ведь эту маленькую обезьянку я мог бы обучить многому, она еще не окончательно потеряна для общества. Моего общества, я хотел сказать... Прости, дорогая: нашего.
И Марк, забыв о Толике, растворился в конце прямой, как стрела, аллеи, ведущей к закатному солнцу.
Все эти дни Рената жила со страшной головной болью. Сон, как пугливая птица, постоянно был рядом, постукивал в невидимую оболочку вокруг ее тела, но не давался в руки. Одно-единственное неверное движение - он вспархивал и улетучивался.
Рената догадывалась, что бессонница - это наказание. За все. За то, что не умела быть одна и не знала, что это такое, за то, что слишком многое хотела забыть... Сказать, что она искала Ника, где могла - это не сказать ничего. Она летала в Одессу на съедение к свекрови, она обзвонила все заведения, которые обзванивают в подобных случаях. Ничего. И однажды она просто поднялась на крышу своего дома в ясную ночь, села на перекрытие и уставилась в звездное небо. Хорошо смотреть в небо, когда тебе хорошо. Когда ты мечешься, небо немо, космос враждебен и неприступен... И она не видела никакого выхода, но при этом четко знала, что выход существует.
И в ту ночь Рената не придала никакого значения тому, что, спустившись с крыши, ноги сами повели ее к кроватке спящего сына. Усевшись на пол возле него, она почти до самого утра мурлыкала себе под нос странные песенки, сбиваясь, припоминая, морща лоб, напрягаясь, снова забывая. Что на нее накатывало, Рената не знала, однако так случилось и во второй раз после "звездного сеанса". И еще она обратила внимание на то, что мелодии этих песенок идеально "ложатся" на мелодии, записанные на мемфисском диске Ромальцева. Этого Рената уже не понимала.
- Ну приди же, помоги мне! - изнывала Рената, но ее мольба оставалась без ответа.
И вот однажды, уже собираясь домой после рабочего дня, мечтая преклонить голову на подушку - не поспать, этого счастья ей уже не перепадет, а просто полежать, - женщина заметила, что ящик ее стола приоткрыт, и из него выглядывает огромная книга, которая там просто не умещалась.
Рената вытащила ее. На обложке, очень качественной, с импортной полиграфией, на черном фоне была летящая белая надпись, подражающая автографу: "М. Врубель". Что-то вроде закладки торчало из середины этого альбома-биографии, роскошно иллюстрированного, с великолепными репродукциями...
Рената раскрыла его на закладке. На развороте страницы в глубокой задумчивости сидел красавец-атлет и изжелта-карими глазами смотрел куда-то в сторону, мимо зрителя, на жарко полыхающий за дальними холмами багряный закат. Волнистые черные волосы змеились на его голове, как бы тревожимые ветром, а за спиной цвела орхидея сказочной красоты. И было в нем что-то... не то притягательное, не то знакомое, не то притягательное, потому что знакомое... Закладка же оказалась запиской с орфографическими и грамматическими ошибками на уровне троечника четвертого-пятого класса. Общий смысл фразы - просьба передать книгу Людмиле, няньке. Подпись - некий Марк. Записка оставила в душе странный осадок. Таинственное появление книг, исчезновение мужей, аномальное поведение детей, которые никогда не сталкивались с насилием и при этом играли в жестокие игры... Все это весьма и весьма напоминало стиль хичкоковских картин...
Увидев у нее в руках такое сокровище, то есть, книгу, Марго тут же выхватила ее и восхищенно завопила:
- Врубель?! Да это же мой любимый художник! - она плюхнулась на гостевой диванчик. - Обожаю его Демонов, Люциферов и прочую нечисть! А знаешь, чем он кончил?
- Повесился... - мрачно предположила Рената, думая о том, что если Марго не отпустит ее с богом, то именно это она и сделает по приезде домой.
- Ты что, мать?! Свихнулся он!
- Немудрено... - проворчала та в ответ и потерла пальцами ноющие и зудящие от боли виски. - Давай альбом, мне надо ехать...
- Расслабься, дай посмотреть... И кто же преподнес нам столь шикарную книгу? Тайный поклонник? Или... это намек на примирение? - швея указала на сидящего атлета.
Не сообразив, на что намекает подруга, Рената простонала:
- Тайный поклонник моей няни. Отпусти ты меня с богом в синее море...
- С дьяволом! - рассмеялась Марго и продемонстрировала репродукцию с поверженным демоном.
Людмилка и обрадовалась, и страшно удивилась книге.
- Я даже не ожидала, что он так скоро... Интересно, сколько такая стоит?! - Люда и так, и эдак вертела альбом, но цена, как и положено вещи, предназначенной для подарка, не указывалась нигде.
- Покажи! - попросил вдруг Саша, выбежавший встречать маму в коридор и приплясывавший в одном тапочке на полу.
- Ты еще маленький! - ответила Люда и нерешительно взглянула на хозяйку.
- Да покажи, покажи... - Рената разулась и, низко нагнув голову, пошла в ванную.
А кто ее знает, эту Ренату? Вдруг сказала бы, что демонстрация врубелевских картин дошкольникам - это уголовно наказуемое дело, подходящее под статью "Совращение несовершеннолетних"? У богатых свои причуды.
Саша долго и внимательно разглядывал некоторые картины. Так внимательно, как ни один ребенок не рассматривает даже комиксы или яркие иллюстрации к сказкам.
- Кто это? - спросил он няню, опасливо наставив пальчик на "Сидящего Демона" и словно боясь прикоснуться непосредственно к бумаге.
К тому времени Рената уже полулежала в кресле, вытянув ноги и наслаждаясь минутами ослабления боли.
- Это Демон, - сообщила Люда, в десятый раз перечитывая записку и стараясь по почерку разгадать характер Марка.
- Демон? Он плохой? Злой?
- Все демоны плохие, - няня улыбнулась ошибке в слове "прошу": неграмотность нового знакомого казалась ей милой и забавной, ведь он не знал даже, кто такие "интроверты". - И злые...
- А почему тогда он такой красивый?
Не отрывая головы от спинки кресла и не раскрывая глаз, Рената неожиданно для самой себя, скорее автоматически, чем осознанно, ответила:
- Потому что зло всегда стремится принять облик добра...
Люда оторвалась от записки, приподняла бровь и хмыкнула:
- Тогда вы, Рената - воплощенное зло!..
- Спасибо тебе, родная, век не забуду, - усмехнулась Рената. - Впрочем, пойду, попробую пожевать... Если полезет...
Люде хотелось спросить, нет ли каких новостей о Николае, но она прикусила язык. Так, на всякий случай. Ей не нужны были неприятности, огорчений и так хватало.
Только на кухне, наливая себе чай, Рената подумала: "И зачем я так ответила Сашкину? Он маленький, может неправильно понять, потому что Демон этот... Ну да! Вот на что намекала Марго, говоря о примирении... Так и есть! Сидящий Демон имеет разительное сходство с Гроссманом, так что если бы не эти длинные кудри и не желтизна в темно-карих очах, не абстрактно наложенные мазки своеобразной техники Врубеля, то... этот юноша мог бы изображать Ника, когда тому было лет восемнадцать-двадцать"...
- Правитель! Твой воин просит принять его, - черная маска, опираясь на меч, стояла при входе в шатер. - Что ответить ему?
Полководец перебирал ожерелье с подвеской из черного обсидиана. Стражник отвлек его от раздумий, вероятно, слишком тяжких и сложных, чтобы кто-то еще мог понять их причину, а найти выход не умел даже сам великий правитель. Он махнул рукой, дескать, зови. Стражник, склонившись, попятился.
На пороге походного шатра возник воин - тот самый, что не носил маски. И вздрогнул правитель: так часто являлась пред ним ненавистная и желанная тень.
- Чего ты хочешь? - с вызовом спросил он.
Воин не отвел глаз и не пошевелился. Он был без оружия и не представлял реальной угрозы, но именно угроза таилась в его незащищенной, обнаженной до первого тела мысли. Он СОМНЕВАЛСЯ! Он смел СОМНЕВАТЬСЯ! А это значит, что он вышел из-под контроля. Опороченный хотя бы тенью сомнения уже никогда не вернется к прежней убежденности!
- Беседы, господин, - ответил воин, но мог и не произносить этого вслух.
- Беседы?! - рассмеялся правитель. - Не ты ли подал мне меч тогда, помнишь?
Лицо воина помрачнело, взгляд невольно метнулся к перстню на пальце, где был вычеканен его знак - петля, перехлестнутая дугой с клешнями и заключенная в овал... И знак этот преследовал его везде и повсюду, где бы он ни был. Да, каждый новый раз он помнил это и каждый новый раз отныне должен был становиться на одно колено пред названным своим отцом и подносить ему меч - обнаженный, без намека на инкрустацию просто обоюдоострую смерть.
- Садись! - велел правитель, указывая на шитую золотом подушку на попоне у своих ног. - Что хочешь ты получить? Вы все чего-то хотите...
- Дай мне того, что не хватает, или же забери то, что есть... - воин остался стоять, запятнав себя вторым неповиновением воле властелина.
- Ты желаешь, чтобы я дал тебе свободу? Так ты свободен, ступай на юг-север-запад-восток. Ты мне не нужен... - и, сдерживая гнев, правитель слишком сильно дернул обсидиановые четки.
Черные шарики раскатились по круглому пространству шатра и, обратившись в юрких букашек с блестящим панцирем, расползлись по потайным местам, заполонив собой разные щелки и впадинки. В руках хозяина остался только искусно выделанный талисман.
Воин упрямо повторил:
- Дай мне того, что не хватает, или же забери то, что есть... Ты ведь помнишь, как тебя убили однажды, когда этого не должно было произойти? Это был я, владыка...
- Ты?!!
- Да, я. И ты не знаешь этого, потому что мы все на одно лицо - твои бездумные слуги-исполнители, твои верные псы. Я не знаю, что влечет нас всех за тобой...