Парнишка пожал плечами:
— Они у меня в наследственной памяти, я ведь из рода космологов.
Арсен хотел что-то сказать, но передумал и только крякнул, как утка.
— А сейчас, — спросил Эрли, — на каких кораблях вы летаете?
По правде сказать, я не понимал, что было смешного в этом вопросе, но юный космолог заржал самым неприличным образом. Можно было подумать, что его спросили, летает ли он на помеле.
— Нет, — сказал он, наконец справившись с душившими его спазмами, — мы не можем тратить столько энергии. Изучение космоса ведется при помощи корлойдов. Кроме того, всеобщая теория эволюции материи дает возможность создавать аннюлятивные прогнозы для любого участка метагалактики.
Я взглянул на Эрли. "Не унывай. Малыш, не так все страшно", — казалось, говорил его взгляд.
— Корлойды, — задумчиво сказал Циладзе, — эти… наверное…
— Пойдемте, я вам покажу, — облегченно вздохнул парнишка.
Мы прошли не более ста шагов и увидели большой прозрачный шар, наполненный опалесцирующей розовой жидкостью, в которой плавал серый комок около двух метров в поперечнике, снабженный множеством отростков.
— Корлойд — это искусственный мозг, воспринимающий радиочастоты.
Он перерабатывает всю информацию, поступающую из космоса, и выдает ее в общие каналы телепатической сети. Всего на земном шаре около двух тысяч корлойдов.
Мы их используем также, как средство глобальной телепатической связи.
— Хватит, — сказал Флавий, — наши гости уже, наверное, умирают от голода. Пойдемте обедать, только… — он критически оглядел нас с ног до головы, — одеты вы не по климату.
Действительно, мы обливались потом в комбинезонах из плотной ткани.
Вообще, по сравнению с сопровождавшей нас яркой толпой мы выглядели унылыми серыми кикиморами.
Флавий повел нас к каким-то низким зданиям, расположенным вдали среди редких деревьев.
К нам подошла маленькая черноглазая женщина.
— Как твоя новая рука, Жоана? — спросил Флавий.
Жоана, кокетливо улыбнувшись, протянула нам обе руки. Правая была намного меньше левой.
— Растет. Скоро смогу снова играть на арфе.
Арсен что-то пробурчал сквозь зубы. Я только расслышал слово, похожее на «саламандры».
Не могу сказать, что на меня произвели потрясающее впечатление их фабрики. Это были мрачные, низкие сараи с прямоугольными чанами, врытыми в землю. В этих чанах что-то гадко шипело и пузырилось.
Флавий пошарил багром в чане и вытащил пачку шортов. Затем, он произвел ту же манипуляцию в соседнем чане. На этот раз улов состоял из рубашек самых разнообразных расцветок. Из третьего чана были извлечены сандалии.
— Переодевайтесь, — сказал он.
Нужно было видеть умоляющий взгляд, который бросил на него Циладзе, чтобы понять, как трудно раздеваться человеку двадцать первого столетия, к тому же обладателю изрядного брюшка, под пристальными взглядами толпы, наполовину состоящей из женщин. Однако у каждой эпохи свои представления о приличиях, и Арсену пришлось сгибаясь в три погибели, пройти весь путь до Голгофы.
Мы с Эрли более мужественно несли свой крест, хотя, честно говоря, я бы предпочел этому испытанию схватку с пауками. Кроме того, одежда не вполне еще просохла.
— Странный способ консервировать предметы туалета, — сказал Арсен, приглаживая бороду. Он очень импозантно выглядел в новом облачении. На нем была рубашка восхитительно желтого цвета. Из чувства протеста я себе выбрал красную, хотя мне очень хотелось такую же.
— Они не консервируются, — сказал Флавий. — Производство одежды из углекислоты и паров атмосферы. Бактериально-нуклеотидный синтез.
Я не совсем понял, что это значит.
В следующем сарае мы видели, как несколько муравьев вытаскивали из чана какие-то розовые плиты и складывали их на полу.
Но все это было ерундой по сравнению с тем, что нас ожидало в третьем сарае. Я не могу пожаловаться на космический рацион, но у меня до сих пор текут слюни при воспоминании об этих ароматах. Никогда не мог подумать, что пища может так восхитительно пахнуть.
— Это тоже синтетика? — спросил Арсен. Такое выражение глаз я видел только у голодных пауков на Спайре.
— Тоже, — сказал Флавий. — Сейчас вы сможете все попробовать.
Мы шли мимо маленьких розовых коттеджей, расположенных на большом расстоянии друг от друга в лесу. По пути нам часто попадались огромные муравьи, тащившие плиты, которые мы видели в одном из сараев. На свежевырубленной полянке несколько муравьев складывали из этих плит домик.
— Это что, специально выведенный тип? — спросил Арсен.
Флавий утвердительно кивнул головой.
— Как вы их дрессируете?
— Изменение генетического кода.
— Я не вижу у вас никаких машин, — сказал Эрли.
— А какие машины вы хотели бы видеть?
— Ну, хотя бы транспортные средства. Не можете же вы на муравьях путешествовать по всему земному шару.
— Зачем путешествовать? — Кажется, Флавий не понял вопроса.
— Мало ли зачем? Захотелось человеку переменить место жительства.
Историк задумался.
— Вряд ли такая необходимость может возникнуть, — неуверенно сказал он. — Условия во всех зонах обитания абсолютно идентичны.
— Допустим, — настаивал Эрли, — но как же люди собираются на научные конгрессы, съезды?
Кто-то сзади прыснул со смеха.
— Съезды? — переспросил Флавий. — Зачем съезды, когда есть система глобальной телепатической связи?
— Понятно, Эрли, — раздраженно произнес Арсен. — Нет у них никаких транспортных средств. Нет, я все тут, нечего и спрашивать.
— Есть такие средства, — сказал идущий рядом мужчина. — Есть биотрангулярное перемещение, но им почти никто не пользуется. Слишком большие затраты энергии. Кроме того, оно плохо действует на нервную систему.
Убей меня бог, если я понимал, что это за перемещение.
— Ладно, — сказал Флавий, — еще успеем об этом поговорить. Вот мой дом.
Он как-то странно застрекотал, и, выбежавшие на его зов муравьи, немедленно начали стаскивать откуда-то на полянку розовые столы.
Честное слово, мне никогда не приходилось участвовать в таком удивительном пиршестве. Представьте себе вереницу с голов под деревьями, озаряемых причудливым светом фосфоресцирующей жидкости в бокалах, странные блюда с незабываемым вкусом, которые нам тащили муравьи на огромных подносах, и веселые, оживленные лица людей, отдаленных от нашей эпохи на сорок четыре столетия.
— За здоровье космонавтов! — сказал Флавий, поднимая стакан с темным напитком, похожим на пиво.
Арсен поднялся и произнес длинный, витиеватый тост.
Сидевшая рядом с ним белокурая красотка не отводила восхищенного взгляда от его бороды. По-видимому, это украшение не было знакомо нашим потомкам.
— Эле нравится космонавт, — сказал Флавий.
Может быть, и не всякая наша современница смутилась бы от такого замечания, но то, что произошло, по-моему, выходило за пределы скромности в понятиях двадцать первого столетия. Девушка нежно погладила Арсена по щеке и с самым невинным видом сказала:
— Хочу от него ребенка, чтобы родился вот с такой штукой.
Трудно передать, какой восторг это вызвало у присутствующих.
Циладзе сидел красный, как рак, а я думал, насколько мы старше этих людей, из которых каждый был моложе правнуков ваших правнуков.
Впрочем, это я перехватил, потому что у меня лично никаких правнуков быть не могло.
Моя соседка с завистью поглядывала на даму Арсена и несколько раз с сожалением скользнула взглядом по моим щекам, покрытым светлым пушком.
— Когда вы стартовали? — спросил Флавий после того, как восторги немного поутихли.
— Седьмого марта две тысячи сорок третьего года, — ответил Эрли.
Флавий что-то прикидывал в уме.
— Так, — сказал он, — значит, через пять лет после великой битвы людей с роботами?
От неожиданности я икнул. Это у меня всегда бывает в результате сильных потрясений.
Арсен застыл с разинутым ртом. Только Эрли сохранял каменное спокойствие.
— Тридцатые и сороковые годы двадцать первого столетия, — мечтательно продолжал Флавий, — какая трудная и романтическая эпоха! Войны с космическими пришельцами, бунт рожденных в колбе, охоты на динозавров.
— Вы охотились на динозавров? — задыхающимся шепотом спросила Арсена его соседка. — Расскажите, какие они!
На лице Арсена можно было прочесть борьбу между извечным стремлением человека к правде и чарами голубых глаз.
— Динозавры, — сказал он после недолгого колебания, — это… в общем…
они… на задних лапах… пиф-паф!
На этом, очевидно, сведения Циладзе о доисторических животных исчерпывались. В двухметровых пауках, способных за несколько минут выпить всю кровь у слона, он разбирался лучше.
— Скажите, — осторожно спросил Эрли, — откуда у вас такие… такие подробные сведения о двадцать первом столетии?
Флавий просиял.
— В моем распоряжении, — самодовольно сказал он, — богатейшая коллекция манускриптов о двадцать первом веке, найденная муравьями при раскопках древнего города.
— Очень интересно! — сказал Эрли.
— Еще по стаканчику мускоры? — предложил Флавий.
— Ну да, — сказал Арсен, когда мы остались одни в отведенном нам домике, чудеса техники! Живут в лесу, ходят в коротких штанишках, ездят на муравьях и, кажется, даже огнем не пользуются.
— Биологическая эра, — задумчиво произнес Эрли, — кто бы мог предполагать? А зачем им вся наша техника? Человек создал машины для того, чтобы компенсировать свою неприспособленность к природе, а они не только переделали природу, но и самого человека, и, кажется, переделали неплохо. А техника у них своя, пожалуй, получше нашей.
— Но откуда эти странные представления о прошлом? — спросил я.
Эрли развел руками.
— Не знаю. Пойди-ка, Малыш, посмотри эти манускрипты.
Флавий был вне себя от гордости.
— Заходите, заходите, — сказал он, поднимаясь мне навстречу, — вот две полки, они полностью в вашем распоряжении. Признаться, я надеюсь, что вы поможете мне кое в чем разобраться. К сожалению, время не щадит даже бессмертные творения человеческого гения. Многие листы совсем истлели.
Кроме того, эта странная система записи слов малодоступна даже при расшифровке ее корлойдами. Многое, очень многое из того, что относится к вашей эпохе, остается для нас загадкой. Ведь знания передаются по наследству начиная с тридцать пятого столетия, и ранняя история человечества очень мало изучена.
Да… Флавий действительно был историком. Только ученый, одержимый страстью исследователя, мог окрестить «манускриптами» эти разрозненные, полусгнившие листки. Впрочем, кусочки древних египетских папирусов, над которыми ломали себе голову мои современники, вероятно, выглядели не лучше.
На большинстве листков типографская краска совсем выцвела, и мне стоило большого труда по обрывкам фраз хотя бы приблизительно восстановить их смысл. Если бы не несколько уцелевших иллюстраций, я бы вообще не мог понять, о чем идет речь. Очевидно, их корлойды обладали значительно большими возможностями, чем человеческий мозг.
Я провел в библиотеке больше двух часов. Когда я вернулся, Эрли и Арсен были уже в постелях.
— Ну как. Малыш? — спросил Эрли.
— Действительно, литература о двадцать первом веке, — ответил я, снимая рубашку. — Насколько мне удалось установить, все это обрывки научно-фантастических произведений, написанных, в основном, во второй половине двадцатого столетия.
Это было очень забавно, но никто из нас не смеялся, потому что, во-первых, их представления о прошлом были не более фантастичными, чем наши о будущем, а во-вторых, у нас под ногами вновь была долгожданная, любимая Земля, и, право, нам нравились люди, которые ее населяют.
Засыпая, я думал о том, сколько еще неожиданностей ожидает нас в этом чудесном, немного странном мире, переживающем вторую молодость.
Лентяй
У антропоида было фасеточное, панорамное зрение. Рустан Ишимбаев видел сквозь веки, прикрытые дисками обратной связи, уходящую вдаль галерею и две стены с розовыми пористыми наростами.
Высота галереи то увеличивалась, то уменьшалась, и нужно было все время регулировать длину ног антропоида, чтобы его руки, вооруженные фрезами, находясь на уровне плеч, срезали примерно полметра породы на своде.
Тучи голубой пыли окутывали голову антропоида, и Рустану казалось, что эта пыль забирается в его, Рустана, легкие, покрывает глазные яблоки, щекочет ноздри.
Он втянул носом воздух и неожиданно чихнул. Луч прожектора, укрепленного на голове антропоида, метнулся кверху и пошел вниз.
"Обезьяна чертова!" — подумал Рустан.
Он снял с глаз диски, перевел рычажок пульта на программное управление, включил экран и отвел кверху колпак. Стало легче. Теперь он видел галерею в обычной перспективе.
От кабины пульта до антропоида было около пятидесяти метров.
Рустан взглянул на часы. До конца вахты оставалось два часа, а норма выполнена меньше чем на десять процентов. Двадцать пять кубометров породы ради нескольких голубых крупинок!
Он откинулся на спинку кресла и повернул верньер увеличения. Два сортировщика проворно откатывали бульдозерами кучи пыли из-под ног антропоида, проталкивали ее через грохоты и рассыпали ровным слоем по полу.
Рустан сфокусировал экран на ящики, расположенные неподалеку от пульта.
Один из них до половины был заполнен костями — побочный продукт, добыча биологов, второй — пуст.
Сплюнув, Рустан витиевато выругался. Вот так всегда! Другим попадаются участки, где за день можно взять по двести, триста граммов, а у него одна пустая порода да эти дурацкие кости не то птиц, не то кошек.
Он снова перевел экран на антропоида. Клубы пыли больше не скрывали прозрачный шар, наполненный густой мутной жидкостью. Размеренно шагая вперед, антропоид резал фрезами пустоту.
Рустан поспешно натянул на голову колпак и повел рычажок на телеуправление.
"Стой!"
Шар вспыхнул ярким светом и погас. Антропоид остановился.
Рустан вздохнул и укрепил на глазах диски…
Теперь галерея описывала полукруг, и ему все время приходилось держать поле зрения антропоида точно посередине прохода. Несколько раз он терял направление, и фрезы врезались в толщу стены. Тогда перед глазами Рустана все начинало дрожать. Корпус антропоида вибрировал от перегрузки.
Руслану не раз приходилось слышать о сильфии, но видел он ее впервые.
Она выскочила из бокового прохода со скоростью экспресса. Метровое золотистое яйцо на шести волосатых ногах-тумбах. Еще мгновение, и перед его глазами мелькнула оскаленная пасть на длинной змееподобной шее.
Рустан метнулся назад в кресло. Непростительная оплошность для водителя антропоидов. Он эго сразу понял, почувствовав сокрушительный удар в затылок, переданный по каналу телекинетической связи: повторив его движение, антропоид стукнулся головой о стену.
Вместо четкого изображения перед глазами Рустана двигались размытые серые контуры. Он снял диски и включил экран. Слава богу, с его глазами ничего не случилось, но антропоид, по-видимому, потерял ориентировку.
Он бесцельно вертелся на месте, махая руками. Сильфия исчезла.
Сортировщики кружили возле ног антропоида. Не получая от него команд, они ничего не могли делать.
Рустан перевел ручку телекинетической связи на максимальное усиление.
"Стой!"
Серая фигура на экране продолжала кружиться.
"Стой, тебе говорят!"
Антропоид остановился, вытянув руки по швам. Сортировщики тоже прекратили свой бег.
"Выключи фрезы!"
Экран не давал возможности определить, выполнено ли это распоряжение.
"Иди сюда!"
Антропоид повернулся лицом к экрану и, наваливаясь на стены, пошел к кабине.
"Стоп! Повернись!"
Так и есть! На затылке большая вмятина. Под придавленной оболочкой в жидкости клубятся искры.
Рустан вздохнул и снял трубку телефона:
— Алло, ремонтная?! Говорит седьмой участок. Пришлите монтера.