Она открыла ее. Внутри, под целлулоидной пленкой, лежала большая кабинетная фотография… ее фотография в школьной форме с матросским воротником, волосы были заплетены в две косы.
— Как это вам удалось увеличить? — спросила Кейт.
— О, при современной технике это довольно легко. У меня есть еще один снимок почти в натуральную величину. Он был сделан в Америке.
Кейт взглянула на него сурово, думая, что ей следует сказать ему. Она была растрогана и одновременно огорчена, зная, что должна раз и навсегда лишить его всякой надежды.
Фред стоял сконфуженный: высокий, худой, некрасивый, еще не мужчина, почти мальчишка.
— Я знал, — произнес он тихо, — я был уверен, что когда-нибудь непременно встречу вас.
Она нахмурила брови.
— Фред, — начала Кейт, — то, что вы позволили себе сделать эти фотографии, было бестактно по отношению к незнакомой девушке, но я не хочу выговаривать вам и не сержусь на вас. Наша встреча — простое стечение обстоятельств, и меня очень удивляет ваше мнение, что это нечто большее, чем случай. Уже не знаю, плохой это случай или хороший. Я буду совершенно искренней во избежание всяких недоразумений. Мне показалось, что я смогу считать вас милым приятелем. Если у вас какие-то иные намерения, желания или надежды, то говорю вам открыто, что поддерживать наше знакомство я не смогу. И не только по причине замужества и потому, что моя мораль исключает малейшие отступления от достоинства и долга, но и потому, что если бы даже я была свободна…
Он стоял бледный, покачивая головой в знак согласия после каждого ее слова, и, наконец, прервал:
— Не продолжайте. Я знаю, я знал уже очень давно, что вы такая. Это читается по лицу, во взгляде. Я ни на что не надеялся. Никогда! Слышите, никогда! Никогда я не тешил себя малейшей надеждой и смирился с этим. Я ни о чем вас не прошу. Если мне можно будет видеть вас, то приму это от судьбы за счастье, а если нет, то буду и так благодарен вам за то, что вы есть. Клянусь, что никогда не нарушу ваш покой никакими признаниями, что никогда не вернусь к этому разговору. Вы знаете, я отдаю себе отчет, что зачастую трагедия становится комедией, и случается это тогда, когда человек, который ее переживает, смешон. Вы не смеетесь, спасибо вам и за это. Я отважился признаться только потому, что не ожидал насмешек в ответ, зная, какая вы. Вы действительно такая, как в те…
Он не закончил. Голос его задрожал, скулы нервно сжались, и, поклонившись низко, он быстро вышел.
Кейт долго сидела задумавшись.
— Бедный парень, — шепнула она себе.
Из соседней комнаты гудел голос пана Тукалло:
— Твои торги напоминают мне показания обвиняемого, который украл шесть вагонов муки и объяснял, что сделал это только потому, что был голоден.
За ужином неизвестно почему все были не в настроении. Кейт первая обратилась к Ирвингу, давая тем самым понять, что в их отношениях ничего не изменилось. Лицо его просветлело, но он упорно молчал, подвергаясь частым нападкам Тукалло.
Тот один, как всегда, был в своей тарелке. Полясский включался в разговор редко. Гого не мог скрыть своего недовольства из-за проигрыша, считая себя выдающимся бриджистом, и его раздражало то, что проиграл он значительно более слабым партнерам. В конце ужина Тукалло заметил:
— Ставлю три пряника против старых шнурков для ботинок, что Фред и Адам думают об одном и том же.
Ирвинг слегка пожал плечами, а Полясский рассмеялся.
— Если так, то и ты думаешь о «Лютне».
— Удивляюсь твоей проницательности и думаю, черт возьми, что и в этой мерзкой дыре должен быть какой-нибудь бар, который дождь не успел смыть с поверхности земли. И если бы пан барон был столь любезен вывести свою машину из гаража, а уважаемая пани согласилась бы на этот проект, думаю, что мы получили бы значительное облегчение.
Ирвинг оживился, а Полясский, кашлянув, поставил стакан пива, который подносил ко рту. Гого сказал:
— Вы знаете, это вовсе неплохая мысль, совсем неплохая, не правда ли, Кейт?
— Да, наверное, — ответила она искренне. — Я ничего не имею против. Вы там хорошо повеселитесь. В ресторане будет, скорее всего, пусто.
— Как, ты хочешь остаться дома? — удивился Гого.
— Вы же не лишите нас своего общества? — спросил Полясский.
— Я останусь, — ответила она. — Я не люблю ресторанов, и я не пью.
— В таком случае я останусь с вами, — заявил Полясский.
— О, спасибо, но это ни к чему. Я чувствую усталость и сразу же лягу. Такая погода клонит ко сну.
— Возможно, ты не хочешь, чтобы я ехал? — вполголоса спросил Гого.
— Я не возражаю, Гого.
— Тогда я иду за машиной, — вскочил с места Ирвинг.
Все дружно встали и начали оживленно искать свои пальто и зонты. Вскоре подъехал Фред. Прощаясь с Кейт, они обещали быстро вернуться. По одному пробежали к открытым дверцам машины, шлепая по лужам. В свете фар залитые дождем улицы выглядели пустынно и неприветливо.
Кейт, поежившись, пошла в свою комнату. Здесь было тихо, уютно и тепло. Впервые протопили печку, рядом с которой окутывала волна нагретого воздуха. Шум дождя за закрытыми окнами создавал приятное состояние безопасности и независимости от злых сил природы или людей. Она не могла понять этих мужчин, которым хотелось куда-то в такую ночь, которые с какой-то непонятной для нее горячностью спешили в неинтересный и скверный, очевидно, ресторан. Впервые со дня замужества она осталась одна, хотя это не тяготило ее, даже напротив. Она находила в этом некоторую прелесть. Проверив, все ли готово ко сну в комнате Гого, она разделась, приняла душ, легла, погасила свет и почти мгновенно уснула.
Ее разбудил шум опрокинутого стула. Машинально протянув в темноте руку, Кейт включила свет и увидела Гого. Он стоял в центре комнаты в шляпе и непромокаемом плаще, с которого стекала вода, и держал в руках коробку конфет. Глаза его блестели, а на лице была какая-то неопределенная улыбка.
Кейт взглянула на часы. Был третий час ночи.
— Уже два часа, боже мой, что вы делали там пять часов? — спросила в недоумении она.
— Моя королева! Такая красивая, такая сонная, — растроганно лепетал он, — смотри, я принес тебе шоколад.
Он наклонился над ней, обрызгивая ее лицо, волосы и руки дождем капель, покрывая ее поцелуями. Невыносимый запах спиртного ударил Кейт в нос. Она старалась как можно дольше задерживать дыхание, потом легко, но решительно отодвинула Гого от себя.
— Королева моя, счастье мое, — бормотал он.
— Прежде всего мог бы снять плащ и шляпу. Я вся мокрая, — сказала она спокойно, как всегда, — ты слишком много пил, Гого.
— Ты права, это ликер меня добил. Брр… Не переношу ликера, но ты себе не представляешь, какие это милые люди, а Ирвинг, я тебе говорю, ты не узнала бы его. Необыкновенный! Я думал, что он нелюдим, что его… А он, я тебе говорю, самый лучший компаньон на свете! Каков остряк, бестия! Что это он сказал?.. Сейчас, я не могу вспомнить… Специально запоминал, чтобы тебе рассказать, потому что остальное… Нет, нельзя… Ха-ха-ха. Совершенно неприлично, просто свинство говорили, но это не для тебя, мое сокровище, мой свет…
— Гого, раздевайся и ложись спать, утром расскажешь.
— Хорошо, хорошо, любимая, только еще… Что это я хотел?
— Иди спать, Гого, прошу тебя, — сказала она почти жалобно.
Гого немного протрезвел от ее тона.
— Уже иду,
извини,
это некрасиво с моей стороны. Я
разбудил
мою госпожу, и я пьян. Извини.
Он, осторожно взяв ее руку, поцеловал копчики пальцев и направился в свою комнату. По дороге с грохотом упал на перевернутый стул, а потом еще несколько минут возился у себя, и, наконец, воцарилась тишина.
Кейт лежала, опершись на локоть, стараясь успокоиться. До сих пор она никогда не видела его в таком состоянии. Ей трудно было отказаться от нелепой мысли, что это вообще был не Гого, а кто-то совершенно иной. Сознание того, что стул так и не подняли, не давало ей покоя. Она все-таки встала и поставила стул на место. Возвращаясь в постель, она ступила босой ногой в лужу воды на ковре.
Утром в обычное время она позвонила, чтобы принесли завтрак. Открыла шторы. На улице ярко светило солнце. Небо выглядело необыкновенно голубым. На его фоне разорванные контуры Гевонта смотрелись величественно, но по-доброму. Под окнами кто-то рубил дрова. Вчерашнее настроение ушло. Одевшись, она остановилась у двери комнаты мужа и вполголоса позвала:
— Гого, ты еще спишь?
Ответом была тишина.
«Пусть проспится, — подумала Кейт, — будить его не имеет смысла».
Внизу она застала только Ирвинга. Он сидел у окна, склонившись над какими-то трубками и книжками. Увидев ее, он вскочил и раскланялся.
— Добрый день. Извините, но у меня грязные руки. Засорился карбюратор, и я должен прочистить его.
— Не беспокойтесь, продолжайте заниматься своим делом, — сказала Кейт, присаживаясь рядом, — а где же остальные?
— Спят еще, ваш муж тоже?
— Да.
— С ним приятно общаться.
— Судя по состоянию, в котором он вернулся, думаю, что он не был приятен до конца.
Ирвинг возразил:
— Да нет же. Все мы слегка выпили, но были в полном порядке.
— Гого говорил, что вы хорошо провели время.
— О, да, было довольно весело. Мы оказались одни в зале, но нам не было скучно. Ну, вот я и закончил. Если позволите, я вымою руки, а карбюратор поставлю позже.
— Нет, зачем откладывать. Я пойду в гараж вместе с вами.
— Вас это не затруднит? Машина стоит не в гараже, а на улице, здесь недалеко. Вчера из-за этого засора я не смог доехать до самого дома.
— А, так вот почему Гого был мокрый с головы до пят.
— Самым забавным был Север, — усмехнулся Ирвинг. — Вы можете представить его себе не медлительным?
— Это трудно, — призналась она.
— Так вот, он бежал рысью. Из-под его ног вылетали фонтаны воды, а он чертыхался на всех знакомых и незнакомых языках, не меняя, однако, обычного тона и тембра голоса.
Ирвинг возился с машиной, открыв капот, и говорил:
— Не думаю, что они рано встанут. Тукалло любит вылежаться, а Адам после вчерашнего не в форме. А на меня повлияла погода, я подумал, не захотите ли вы прокатиться.
— Вы очень любезны. Действительно, прогулка сегодня для меня может быть приятной. Я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением, если удастся подготовить машину.
— Я уже закончил. Только вымою руки и буду через три минуты.
Он вернулся с кожаным плащом на руке.
— Я прихватил это на всякий случай. Возможно, вы захотите поднять верх, и тогда это пригодится, потому что для открытого автомобиля вы слишком легко одеты.
— Спасибо, мне действительно бы этого хотелось, — улыбнулась она и подумала, что Ирвинг очень внимательный и симпатичный парень.
В кожаном плаще Фреда Кейт спряталась вся, до самых пяток.
— В бардачке перед вами вы найдете очки, — сказал он, когда машина миновала последнюю виллу Закопане. — Поскольку вам нравится скорость, я подниму стекло, если вы позволите.
А спустя минуту добавил:
— Я не превышу скорость. Шоссе скользкое, но эта машина весьма устойчива на дороге.
— Не беспокойтесь, я доверяю вам как водителю.
— Я постараюсь завоевать ваше доверие не только в этом качестве.
Она ничего не ответила, и разговор прервался, так как Фред добавил газа, а порыв ветра ударил слишком сильно.
Вопреки критике Гого, автомобиль показался Кейт великолепным. На прямых участках шоссе он вытягивал за сто двадцать километров, на виражах снижал скорость до девяноста, подъемы брал без усилия.
Временами она чувствовала напряжение, когда на крутых поворотах над пропастью машину заносило.
— Однако машина съезжает с дороги, — заметила Кейт после одного из таких моментов.
— Не волнуйтесь, — улыбнулся Ирвинг. — Я делаю это умышленно, чтобы не тормозить и сразу войти в вираж.
— А мне казалось, что мы в шаге от катастрофы.
— Боже упаси. Каждый достойный автомобилист, особенно тот, кто ездит в горах, должен владеть этим навыком, да это и не трудно. Я обучился этому в баварских Альпах.
— Вы много путешествовали?
— Нет. Несколько недель в Германии, около месяца в Швеции, куда ездил навестить своих дальних родственников, и шесть дней в Нью-Йорке.
— Только шесть?
— Да.
— Стоило ли из-за шестидневного пребывания в Америке дважды переплывать Атлантику?
— Стоило, — ответил он лаконично, не вдаваясь в подробности.
Кейт вспомнила свои увеличенные фотографии и прекратила расспросы.
Чудесная дорога к Морскому Оку заканчивалась. Они выпили горячий чай и спустились к озеру. Время приближалось к двенадцати, и нужно было возвращаться.
Обратно ехали медленнее.
Ирвинг показывал Кейт вершины, долины и склоны, произнося их названия, подробно рассказывая их историю.
— Вы могли бы быть экскурсоводом в этих горах, — заметила Кейт.
— Я знаю их с детства. Еще в школьные годы я занимался альпинизмом, а автомобильные трассы мне знакомы так, что, мне кажется, я мог бы проехать по ним с закрытыми глазами.
— Вы не похожи на спортсмена.
— Да, — согласился он. — Я выгляжу дохляком, но достаточно силен. Когда-то из-за своего внешнего вида я стал невольным убийцей.
— Вы убили человека?
— Да! На меня без опаски напали трое головорезов, предполагая, наверное, что с легкостью расправятся со мной. Защищаясь, я ударил одного из них, к сожалению, довольно сильно.
— Умер?
— На месте.
— А остальные?
— Один убежал, а второго арестовала полиция. У него была сломана ключица.
— Опасный вы человек.
Он покачал головой.
— Нет, я никого и никогда умышленно не обижал. У меня вообще нет врагов. — Немного подумав, добавил: — Это лучшее доказательство, что я ничто.
— Вы действительно верите в это?
— Я это знаю.
— Вам кто-то сказал об этом?
— Нет, за исключением отца, который таким способом старается заставить меня получить диплом, но я сам уверен в этом.
— Минуточку, Фред, вы же не допускаете, что я отношусь к той категории людей, которые с легкостью подмечают у близких достоинства и разбрасываются комплиментами?
— О, нет, вы, я думаю, судите людей очень строго.
— Меня радует ваша оценка, потому что это соответствует правде. Так вот, я хочу вам сказать, что считаю вас человеком больших достоинств.
Он покраснел и проворчал:
— Мы знакомы поверхностно…
— Мне совершенно достаточно и этого.
— У меня много недостатков, много пороков, которые изменили бы ваше мнение обо мне, будь они вам известны.
— Не думаю.
— Наоборот.
— Так расскажите мне о них.
— Вам очень хочется поскорее лишиться хорошего мнения обо мне? — усмехнулся он.
— Напротив, я надеюсь утвердиться в собственном мнении.
Долгое время он молчал, а потом сказал:
— Север утверждает, что женщины любят мужчин за
их
недостатки. Если даже он прав, в чем я весьма сомневаюсь, то вы наверняка не относитесь к такому типу