— Вы неверно ставите вопрос.
— Вовсе нет. Я смотрю совершенно трезво. Односторонние чувства не дают никакого основания, малейшего права для какого бы то ни было вмешательства.
— Если только они односторонние, — подчеркнула пани Иоланта.
Он взглянул на нее и отвернулся.
— Они действительно такие.
— Я не разделяю вашего мнения, потому что видела Кейт в обществе многих мужчин и уверяю вас, что ни один из них не интересен ей так, как вы.
— Этого мало.
— Да, но время работает на вас.
Роджер покраснел.
— Кроме того, вы же какие-то родственники, вот и ваше право.
— Этого недостаточно. Я не представляю себе, как бы я мог обратиться к своей кузине.
— Мне казалось, что вам не занимать смелости.
Он усмехнулся.
— Оснований мне не хватит.
— А вы просто устройте развод, ведь нужно же кому-то подумать о ее положении. Насколько мне известно, у нее нет состояния. Достаточно было бы финансовой помощи, которую от вас, как от кузена, она может принять. Невозможно же обрекать ее жить под одной крышей с человеком, который бьет ее. Вы должны посоветовать ей подать на развод.
Он покачал головой.
— Кейт сразу закроет мне рот словами: «А я вовсе не собираюсь разводиться. Как это вам пришло в голову?».
— Скажите, что не только вы, но и другие в компании догадываются о ее мучительной жизни с Гого.
— Это может только рассердить ее.
— Ну, если вы не хотите, я могу с ней поговорить. Мне кажется, что она верит в мою добропорядочность.
Он задумался.
— Все равно, пани Иоланта, я сомневаюсь, чтобы она захотела говорить не только с вами, но и вообще с кем бы то ни было на эти деликатные темы. Я полагаю, что она стократно готова терпеть самые невыносимые условия, только бы не давать повода для обсуждения и сплетен.
— Вы правы. В этом она вся.
— Вот видите.
— Но можно постараться повлиять на нее.
— Я в это не верю.
Он молча курил.
— Если речь идет об огласке, — заговорила Иоланта, — то она возникла бы в случае отказа Гого от развода.
— Разумеется.
— А разве нельзя склонить его уступить добровольно?
— Не думаю.
— Он слабый и бесхарактерный человек, — заметила Иоланта.
— Да, но вы забываете, что он любит ее.
Иоланта не сдержалась:
— Любовь такого пижона гроша ломаного не стоит.
— Для него стоит.
— Вы считаете, что решить этот вопрос мирным путем не удастся?
— Не знаю, но подумаю об этом. Во всяком случае я вижу здесь единственный выход.
— Вы преувеличиваете. Я поговорю с Кейт, и вот увидите, что мы сумеем достучаться до ее души.
— Я прошу лишь об одном… — начал он.
— О чем?
— Не упоминайте обо мне в разговоре. Мне бы не хотелось, чтобы она знала или могла догадаться, что мы обсуждали эту проблему с вами.
— Я могу это обещать вам.
— Спасибо.
Он встал и попрощался. После его ухода Иоланта сразу же позвонила Кейт и договорилась о встрече следующим утром.
— У меня к вам много вопросов. Я приду пунктуально к одиннадцати, — предупредила Иоланта.
Когда на следующее утро сна пришла, то застала Кейт в постели и сразу поняла почему: синяки на лице стали так заметны, что Кейт не хотела показываться никому. Окна в спальне до половины были зашторены.
— У меня болит голова, — объяснила Кейт.
— Это тоже результат вчерашних событий? — спросила пани Иоланта.
— О чем вы говорите?
— А о том случае с гардиной. Бедняжка, вам так не повезло. — Она присела на краешек кровати и добавила: — Мне интересно, как будут разворачиваться события дальше. Следует предположить, что все будет иметь развитие.
Через день у вас может сломаться рука, потом последует перелом ребер, а позже дойдет очередь, чтобы раскроить череп. Не знаю уж, что еще…
Кейт зажмурилась под впечатлением услышанного, но быстро справилась с собой и усмехнулась.
— Вы полагаете, что я постоянно буду падать со стула?
— Нет, Кейт, допускаю, что ваша инертность приведет к тому, что сами стулья начнут падать на вас. Такие явления идут по нарастающей. Я знаю, что огорчаю вас, вмешиваясь в ваши личные дела, которые вам хотелось бы спрятать от чужих глаз. Но я, независимо от того, кем вы меня считаете, чувствую духовную близость с вами. Я все вижу и не могу молчать. Мне кажется, что вы совершаете большую ошибку, позволяя Гого дойти до такого. Это животное осмелилось ударить вас! Ударить! И долго еще вы будете терпеть это? Неужели вы позволите обнаглеть ему до такой степени, что он будет ложиться к вам в постель и кулаками добиваться ваших ласк. У меня большой опыт, и прошу вас поверить мне, Кейт, что такие ситуации идут по нарастающей. Как сутенер проститутку, он бьет вас уже сейчас. Где гарантия того, что когда у него не будет денег, он не станет отправлять вас зарабатывать их?!
— Хватит, довольно, перестаньте, пожалуйста, — прошептала Кейт.
Но Иоланту трясло от негодования, и она, разгоряченная собственными словами, говорила с еще большим возбуждением.
— Если кулаками он получает ваше тело, наверное, не колеблясь, захочет получить его для других. Он отъявленный негодяй, даже хуже сутенера, потому что у сутенера есть какой-то характер, воля, мужские черты, а что такое Гого… Я не могу понять, как вы, так хорошо разбирающаяся в людях, могли выйти за него замуж, ведь вы встретите сто, тысячу других, каждый из которых будет несравненно лучше и достойнее.
Кейт постепенно приходила в себя, а потом спокойно ответила:
— Я не знаю, почему вы предположили, что мой муж ударил меня?
— Это не предположение, это уверенность, — перебила Иоланта.
— Думаю, что не совсем уверенность. Мне кажется, что она возникла в результате предвзятого отношения пани к моему мужу.
— Предвзятого отношения?!
— Извините, но я не люблю красивых слов, а что ваше мнение называю предвзятым, то это не без основания, потому что только так можно объяснить приписывание тех отрицательных черт человеку, о которых вы говорили. Уверяю вас, как и у любого другого, у моего мужа есть много достоинств. Вы же сами когда-то признали, что он великолепно воспитан, что умеет быть тактичным, что его нельзя упрекнуть в отсутствии интеллигентности.
— Ниже среднего уровня, — возразила Иоланта.
— А кроме того, у Гого очень доброе сердце. Нет-нет, вы не смейтесь. Я уверяю вас, у него золотое сердце, он I чуткий, нежный и никогда, ни на мгновение не переставал любить меня. Вот видите, как парадоксально, неправдоподобно сказанное вами, что он мог меня ударить или вообще воспользоваться силой, чтобы получить то, в чем я никогда даже не собиралась ему отказывать.
Она говорила так спокойно и так убедительно, что пани Иоланта пришла в замешательство.
«Неужто я не сумела узнать ее до конца, — думала она. — Неужели Кейт действительно была слепа и глупейшим на свете образом влюбилась в этого идиота, влюбилась до такой степени, что готова покорно сносить его побои?»
Но у Иоланты не было ни малейших сомнений, потому что она видела Гого насквозь, а вчера окончательно разоблачила его.
Не торопясь, она закурила и сказала.
— В самом деле я согласна, дорогая Кейт, что ситуация выглядит парадоксально. К тому же, следует признаться, что я не могу в ней сориентироваться, потому что вы принадлежите к числу искренних людей, и, мне кажется, что и на этот раз вы говорите искренне, если речь идет о формальной стороне. Но тем старательнее за этой условностью вы скрываете суть, а по сути вы несчастны, глубоко несчастны, и виновник этого несчастья — Гого. Нет-нет,
ВЫ
не можете его любить! Это абсурд, вы же ненавидите его. Я готова поклясться в этом, как и в том, что следы на вашем лице его рук дело. Он вас бил, вас, которой можно ноги целовать, которую нужно окружить теплом и обожанием защитить от всего грубого, жесткого, шумного… Ох, Кейт, Кейт, Кейт…
Ее голос надломился, и она только всматривалась в Кейт, судорожно сжимая ее руку.
— Чего вы хотите от меня? — прошептала Кейт.
— Я хочу вас спасти!
— Меня не нужно спасать…
— Нужно, но почему вы этого не хотите?
Кейт печально улыбнулась.
— Если бы даже было так… какой же для меня выход?
— Ах, Кейт! Что может быть проще? Разведитесь с ним.
— Вы забываете, что он никогда не согласится.
Иоланта просто разозлилась.
— Да пусть не соглашается! Любой суд разведет вас без согласия мужа, который бьет свою жену.
Кейт покачала головой.
— Я бы скорее предпочла умереть, чем публично сказать, что мой муж… что меня ударил… если бы даже это было правдой.
— Ну, хорошо, — нетерпеливо перебила Иоланта. — Если вам кажется чем-то унизительным, что какой-то хам, какой-то извозчик или даже конь извозчика может ударить вас…
— Здесь речь идет о моем муже, — подчеркнула Кейт.
— Ладно, хорошо, — повторила Иоланта. — Развод можно отложить. Время само рассудит. Но вы не можете подвергать себя опасности в дальнейшем, ожидая нападения этого животного. Вы просто уйдите отсюда и уезжайте. У вас есть на это и право, и возможности: ваши родственники, знакомые, друзья. Даже выезд из Варшавы необязателен. Я была бы, например, счастлива, если бы вы переехали ко мне.
Кейт слушала ее с полуприкрытыми глазами.
— Так как? — настаивала Иоланта. — Кейт, дорогая, не отказывайтесь.
— Пани Иоланта, — начала Кейт, — я искренне благодарна вам за доброжелательность. Поверьте, я тронута вашей заботой. Но вы говорите об этом так, точно все уже решено.
— Но должно быть решено, — сказала Иоланта.
— Однако это не так. Признаться, меня посещают разные мысли после некоторых ситуаций, которые, мне кажется, случаются во многих семьях. Однако я не пришла к определенному решению. И все-таки задумаюсь над вашим советом и вашим предложением, но сразу же должна вас предупредить, что мне кажется невозможным воспользоваться ни тем, ни другим, во всяком случае я уверена, что наш разговор не будет разглашен.
— Вы можете на меня положиться, — заверила Иоланта. — Я очень вас прошу подумать.
И без просьбы Иоланты Кейт уже не могла думать ни о чем другом. Она не призналась, что сделала для себя единственный вывод, приняв решение: она должна расстаться с Гого, но в какой форме и когда это должно случиться, она еще не дала себе ответа. Идея переехать к Иоланте казалась ей менее целесообразной и ненужной. Зная характер Гого, она понимала, что он будет предпринимать постоянные попытки, чтобы встретиться или поговорить. Находил бы ее, простаивал у дверей, не давал покоя звонками, письмами и цветами или устроил бы самоубийство, как вчера в ванной.
Кейт была достаточно выдержанной, но в последнее время нервное состояние достигло критической точки, и она понимала, что дольше не сможет справиться с такой ситуацией. Нужно было принимать какое-то радикальное и окончательное решение. Таким мог бы стать отъезд в неизвестном Гого направлении. Но с другой стороны, немедленный отъезд она даже не рассматривала. Невозможно было покинуть Варшаву перед премьерой пьесы Тынецкого, а еще ей хотелось выполнить свое обещание и довести до конца обустройство его дома. Обе причины были достаточно важны, чтобы серьезно повлиять на ее решение.
Задумывалась она и над тем, чего можно ожидать от Гого, если останется на две-три недели с ним под одной крышей. Пока он вел себя сдержанно. Не старался видеть ее и не
навязывал
своего общества, поэтому Кейт ни на минуту не вспоминала об опасениях Иоланты по поводу нового нападения со стороны Гого. Зато следовало считаться с вероятностью, что когда-нибудь ночью, вернувшись домой пьяным, он захочет войти в ее спальню. Она, правда, закрывала дверь на ключ, но одна лишь мысль о том, что он мог бы осмелиться и позволить себе уже не ломиться в нее, а просто постучать, наполняла ее отвращением и казалась самым страшным оскорблением.
Поэтому она решила поговорить с Гого и предложить ему определенные условия. На следующее утро она вошла в кабинет, где он что-то писал за столом. Услышав ее шаги, он молча встал. Вид у него был как у побитой собаки.
— Нам нужно обсудить наше будущее, — сказала она без вступления. — Тех несколько дней, которые у нас были, чтобы подумать, я полагаю, достаточно, чтобы мы могли говорить спокойно и трезво.
— Да, Кейт, — прошептал он.
— Ты сам хорошо понимаешь, что ничто нас уже связывать не может. Мне бы хотелось избежать скандала. Как ты заметил, наши знакомые догадываются, а некоторые совершенно уверены, что то, что произошло между нами… Хотя не это самое главное. Самым главным я считаю сохранить видимость приличия и не вызвать пересудов нашим разводом.
— Разводом?.. Значит, решила… расстаться со мной?
Он удивленно посмотрел на нее.
— А что иное я могла решить?
Гого покачал головой.
— Не знаю. Для меня ясно лишь одно: я этого не переживу.
Кейт нахмурила брови.
— Извини, но это твое личное дело. Что касается меня, то мне уже совершенно безразлично.
— Я это знаю, — ответил он хмуро. — Но тебе следует понять, что на развод я никогда не соглашусь.
— Ну и чего ты добьешься этим?
— Все весьма относительно.
— Ты ведь не допускаешь, что отвращение к тебе, которое переполняет меня, когда-нибудь пройдет?
Гого молчал.
— Так что же даст тебе твое упрямство?
— По крайней мере то, что я смогу видеть тебя, у меня будет сознание твоей близости. Насколько мне известно, и тебе этот развод из личных побуждений не нужен: ты же не собираешься искать другого мужа. Так что тебе мешает оставаться под одной крышей? Или твое отвращение ко мне так велико, что сам факт проживания со мной кажется тебе кошмаром? Я же не требую и не жду от тебя ничего. Если хочешь вообще не отвечать мне, не разговаривать со мной, обещаю тебе, что с моей стороны не будет даже попытки какого-либо сближения.
— Пока трезвый, — подчеркнула Кейт.
— Я всегда буду трезвым. Я дал себе слово в рот не брать даже капли алкоголя.
— Не верю твоим клятвам.
— Твое право, но убедишься, что на этот раз выполню, свято выполню обещание, о котором рассказал тебе минуту назад.
Кейт задумалась.
— Так зачем нам расставаться? — продолжал Гого. — Это имело бы для нас обоих нежелательные последствия. Прежде всего скандал, который не нужен мне, как и тебе, во-вторых, разного рода материальные и при общении со знакомыми трудности, да и просто мы не можем это себе позволить. Я считал бы своим долгом при разводе отдать тебе половину пенсии, а половины не хватало бы ни тебе, ни мне. Впрочем, не будем считать такой уклад жизни окончательным. Если спустя какое-то время ты убедишься, что тебе это не подходит, то поищем другой выход. Я долго думал над нашей ситуацией и пока не нашел более приемлемого решения. А еще я не понимаю, почему бы тебе не принять мое предложение.
— Ну, хорошо, — отозвалась Кейт. — Я принимаю его при двух условиях.
— Слушаю тебя.
— Первое условие: наша договоренность будет временной. Второе: если не выполнишь своих обещаний, я сразу же уеду.
— Согласен.
Кейт, не сказав больше ни слова, вышла.
В сущности она была удовлетворена таким исходом и тем, что сам Гого выступил с проектом, который устраивал ее больше всего.
Ближайшие дни не принесли ничего нового. Гого выполнял свои обещания, не пытался завязать с ней разговор. Они почти не виделись, единственно за столом, а еще когда приходили гости. К удивлению всех, не исключая Кейт, Гого почти перестал пить, не бывал в ресторане, а вечера и ночи просиживал дома. Когда его спрашивали, чем следует мотивировать такую смену привычек и привязанностей, он объяснял: