Сквозь окна веранды было видно, как дорогу пересекает сосед напротив. Мужчина остановился возле ворот и зычно крикнул:
— Эй, братан, расслабься! Если тя кто обидел — скажи! А шмалять — эт’ зря, менты поналетят! — замолчал, вслушиваясь, и продолжил: — Эй, дуй к нам! Водочка есть, кролика распишем…
Тщательно прицелившись, Алексей ударил из двустволки — сквозь стекло…
Часть 1. Хроника психоза
Понедельник, вечер: АНТИДЕПРЕССАНТЫ НА ДЕСЕРТ
Александр готовил мясо.
Он был из тех мужчин, которые любят мясо, — не просто кушать, а именно готовить; вероятно, готовить даже больше, чем кушать. Со вкусом и смаком он превращал здоровенный кусок свинины во множество мелких. С каждым ударом тесака — звериный огонек вспыхивал на секунду в его глазах, а верхняя губа оттопыривалась, уродуя красивый рот.
Вяло покуривая, Марина наблюдала за процессом. В первый раз, когда Александр надумал угостить ее мясом собственного приготовления… кажется, это был шашлык на берегу Вуоксы… она даже залюбовалась. Было, было. Внезапное превращение воспитанного ухоженного кота в кровожадного зверя, любящего покромсать чью-нибудь плоть, помнится, впечатлило ее настолько, что их неформальные отношения затянулись на неделю… потом на месяц… еще на месяц… да так и вошли в привычку.
Забавно, подумала Марина. Вот так встречаешься с человеком, иногда спишь с ним, — год за годом, — и не знаешь, что за дрянь прячется у него в башке. Дрянь, которая при благоприятном стечении жизненных обстоятельств показывает свой нрав лишь ненадолго и в совершенно безопасной форме — вот как сейчас, на кухне, за разделочной доской. Дрянь, которая обожает, чтобы в руках был острый клинок, а жертва — в полной твоей власти…
— …Значит, смотри, муля такая, — говорил Александр. — В Кащенке, в спецотделении, за семью засовами отдыхает один, хм… веселый парень. Из гимназии учитель — педофил, серийный маньяк… и кровь еще пил…
— Не много для одного? — включилась Марина в разговор.
— Нормально, полный набор… Значит, тебя в психушке уже ждут… и уже любят… и расскажут, и покажут…
Александр жизнерадостно гоготнул. Тоже был веселым парнем. Любил посмеяться — над своими же шутками… Он обрисовывал Марине задачу, на короткие мгновения поворачивая голову и ослепляя ее улыбками профессионального артиста. Два сантиметра между рядами зубов.
— Тебе нужно интервью с вампиром, — улыбнулась Марина ему в ответ.
— Люди должны знать правду.
— Ты режь, режь… Кстати, твой учитель случайно мясом не баловался?
— Каким?
— Ну, не свининой же, не говядиной…
— А-а!.. Кромсаем человека на отбивные в палец толщиной, солим, поджариваем с ложкой масла, луковицей и кореньями…
Он опять засмеялся. Никто его не поддержал.
— Насчет людоедства — не знаю, надо в материалах дела поглядеть, — сказал тогда он.
— У тебя есть материалы дела?
— А то.
— Где взял?
— Не бойся, не липа. Ты ж меня знаешь.
— Отлично. Бумаги на бочку. Только не забудь руки вымыть.
Александр замялся.
— Видишь ли, малыш… Я хочу, чтобы ты сначала поговорила с нашим героем — и только потом…
— Что — потом?
— Узнала настоящие подробности.
— Но ты сам-то смотрел материалы?
— Честно говоря, пролистал. От фоток чуть не блеванул…
Помолчали. Александр принялся отбивать нарезанные кусочки мяса. Он работал молотком ожесточенно и сосредоточенно. Несчастной свинье, убитой и расчлененной, все не давали покоя.
— Как ты смог договориться с психушкой? — спросила Марина.
— Так не я договаривался. Есть люди… и есть большие люди… но, в общем, ты правильно сечешь, пробить тебе свиданку было нелегко. Связи, Маруся, связи. Хотя, предупреждаю заранее, могут быть трудности. Держи там ушко востро.
Этак туманно и кокетливо — связи… У шефа они были. За годы совместной работы Марина могла в этом убедиться.
— Значит, не дашь бумаги?
— Все бумаги — в редакции.
— Здесь дурно пахнет, — объявила гостья, вставая с крутящегося табурета.
— Губки надула, — усмехнулся хозяин дома.
Она затушила сигарету о разрезанный помидор — воткнула окурок прямо в сочную мякоть («Что ж ты делаешь, с-су…дарыня!»). Отошла от стойки бара… На кухне не было нормального стола (за исключением рабочего, предназначенного для стряпни) — только барная стойка. Холостяцкий вариант. Вообще, хорошая была кухня — прямо картинка из IKEA. Керамическая электроплита, вытяжка, посудомоечная машина…
Марина перешла в холл, ступила на ковер, сбросив тапки, упала в низкое кресло и положила ноги на журнальный столик. Вся квартира была хороша, чего уж там. Сотня квадратных метров в сталинской высотке — с видом на Московский проспект. Высокие потолки, большие комнаты…
Завидный жених.
Марина звала его Александром. «Сашка» или «Шурик» не катили даже в мыслях. Не потому, что этот мужчина был ее начальником, и не потому, что при помощи его связей она сделала себе имя… «Саша» — это уже близость. Тогда как «Александр» — дистанция.
Плевать ей было на своего любовника, вот в чем главная проблема. А найти человека, на которого было бы не плевать, Марина не могла себе позволить. Не было у нее права на такой риск, как близость, — после смерти Вадика это стало окончательно ясно. Пропали оно все пропадом…
Вдруг аппетитно запахло: ага, хозяин начал обжаривать куски мяса, чтобы вскоре сложить их на стеклянный лоток, залить красным вином, добавить специи и поставить в духовку… Для кого старается? Хочет побаловать прекрасную даму — или красуется перед самим собой? Ответ был Марине безразличен… как и блюдо, которое для нее творили… как и сам повар…
Впрочем, приготовление мяса странным образом гармонировало с разговорами про учителя-маньяка. Была в этом внутренняя логика. Некий знак.
Она подцепила ногой свою сумочку, подтянула ее и нашарила упаковку «Ладиомила». Вытряхнула на ладонь одну драже, нетерпеливо закинула в рот. Проглотила без воды. За этим занятием ее и застал Александр.
— Все ширяешься? — скривился он.
— Это мои проблемы.
— Твои, твои… Только, по-моему, лучшее средство от хандры — не антидепрессанты, коими ты себя глушишь, а нормальный здоровый трах. Ты как… останешься?
— Только на ужин.
— А… потом?
— А потом — домой.
Александр прошелся по холлу, напевая: «Домо-ооой! Там так сладко бьется сердце северных гор… Домо-ооой! Снова остается бесконечный простор за спиной…[2]». Включил гигантский плоский телевизор, висящий на стене, смотрел несколько секунд, как «Спартак» забивает гол в ворота «Челси», и бодро спросил:
— Ну, что мы решаем?
— Насчет чего?
— Насчет интервью.
— Заманчиво, — соврала Марина. — Обожаю изобретать велосипед. Особенно с такими обставами и секретами.
— Я знал, что ты клюнешь, специально для тебя приберег тему… И нет тут никаких обстав, малыш. Важно, чтоб у тебя предубеждения не было.
— Обещаю, не будет.
— Ну, ладно, смотри… Изобретать ничего не надо, там леденящих душу деталей — выше крыши. Этот самый мужик работал в очень приличной гимназии и собрал из детей какую-то… как это… «Секцию духовного развития личности», примерно так. Дети его вроде бы слушали, коллегам нравилось… А потом глядят, чего он там наразвивал — мама не горюй! Бредили у него эти школьники — то ли Страшным Судом, то ли Вечным Возвращением, то ли «точкой сборки»… Всякие тантры-мантры… В итоге за два года — два суицида на непонятной почве, и тэ-дэ, и тэ-пэ.
— Что за гимназия?
— Вторая.
— Приличное заведение. Элита, блин.
— Подожди, это еще только начало… Оказалось, он еще параллельно женщинам головы отрезал… в свободное от педагогической работы время… И ученицу свою, красавицу, умницу — насмерть затрахал. Так менты утверждают… ну, сама разберешься, что и как на самом деле…
Блюдо поспело. Легкий салатик уже был на столе. Шампанское, сок, виноград. Александр принес лоток и снял крышку — роскошным жестом фокусника.
— Даме — лучшие куски.
— Что празднуем? — осведомилась она.
— Начало этой недели. Хочешь — начало осени.
— Ну, пусть. Праздник общей беды…
Выстрелило шампанское.
— Нет, пить мне нельзя, ты же знаешь. Я от своих «колес» и так через час поплыву.
— Сегодня точно не останешься?
— А смысл?
— Ох, Маруся… Когда ты наконец поймешь, что твой Вадим давно умер, а мы с тобой — живы? И нет твоей вины ни в первом, ни во втором.
— Что я в вас особенно ценю, босс, так это чуткость и такт.
— Нет, ты не уходи от ответа. Ты, вообще, видишь разницу между мертвым и живым?
— Боюсь, что нет, — сказала Марина. — А что, есть разница?
Она сказала это на полном серьезе.
ВНЕ ВРЕМЕНИ
…Вот и Сенная.
Площадь, на которой когда-то стоял умопомрачительной красоты храм, снесенный потом безбожниками. С тех пор здесь остались только торговцы. Ларьки, павильоны, закусочные и распивочные испокон веков оскверняли это святое место. И люди… люди ли? Стада и стаи двуногих существ, которых язык не повернется назвать людьми! Бездушные твари, пустые оболочки, не имеющие права жить!..
«Боже, мои ли это мысли?» — пугается человек, хватаясь руками за голову… нет, не хватаясь. Руки ему не подчиняются. В руках — всегдашний портфель, внутри которого нынче лежат совсем не те предметы, к которым он привык. Самодельный нож в деревянных ножнах. Ножовка по металлу — в кожаном чехле. Латексные перчатки. Две связки отмычек. Моток проволоки, черный рабочий халат, тряпка… «Зачем мне все это?» — удивляется человек.
Небо над Сенной — темно-красное с черными кляксами облаков. Кровь мучеников растеклась по Небу.
Ноги несут его в подворотню, что на углу Садовой и Гороховой. Здесь, во дворе-колодце, в одном из подъездов обретается продавщица, торгующая в подвальчике возле гимназии. Возле ЕГО гимназии. Пиво, джин-тоник, сигареты. Основные ее клиенты — подростки. Дети со стеклянными глазами, уверенные, что жестяная банка с разбавленным этиленом — есть пропуск во взрослую жизнь. День за днем она сосет их души… она плохо умрет, ведьма.
На звонок так никто и не отзывается. Одна из отмычек легко справляется с замком. Надев перчатки, человек входит в чужую квартиру — и дальше остается только ждать.
Ждать… чего ждать?
Человек ужасается.
«Это не я!!!» — кричит он. Крик натыкается на одну преграду, на другую — и гаснет, растеряв силу. Картинка с искаженной цветовой гаммой теряет четкость. Сенная площадь, темно-красная подворотня, зеленая кровь на полу чужой квартиры… ничего этого нет.
…Человек в палате один.
Палата больше похожа на железный ящик: без окон, с клепаными стенами. Койка привинчена к полу. Стены стремительно разлетаются, помещение распухает, занимает собою весь мир, и человек вдруг догадывается, что никакой это не ящик, а это… это консервная банка, вздувшаяся от человеческих испражнений! Внутри — червяк, засоленный в собственном поту… И вдруг он догадывается, что подобные озарения посещали его вчера, и позавчера, и много раз до того…
Выхода не существует.
Консервная банка надежно запаяна.
Но что это такое — «вчера», «позавчера»? Нет ответа.
Мне плохо, думает человек. Кто мне поможет?
Нет ответа.
Жив я или не жив?
Нет ответа.
Как же меня зовут… звали… — тщетно пытается вспомнить он…
Входят существа в белом. Демоны. Когда они являются — это значит, что если было плохо, то станет хуже. Хотя, разве может быть хуже? Оказывается, может. Два демона привязывают человека к койке и держат его; третий что-то с ним делает.
В голове — горячо. Огонь. Кругом раскаленная жесть. Консервная банка крутится, ускоряясь…
Наверное, таков Ад. Жестяной Ад. Но почему демоны в Аду — в белом?
Нет грешнику ответа.
Жесть остывает, превращаясь в сверкающую сталь…
Понедельник, вечер. ДОРОГАМИ ЛУНЫ
Остроклювый серебристый «Лексус» пронзал центр города, как игла в руке вышивальщицы, — замысловатыми зигзагами, оставляя на улицах невидимый узор… Александр вез Марину домой. Очень галантный кавалер: другой бы на его месте вызвал такси и тем ограничился.
Дама смолила одну сигарету за другой, испытывая особенное удовольствие от сознания, что ее сердечный друг не курит. В принципе не курит. Правильный потому что.
За окнами мелькали исторические виды. Движение было не очень плотным, основной поток машин схлынул.
— Что за чертовщина… — сказала Марина. — Смотри, Луна за нами поворачивает. Ты на том перекрестке свернул, и она — за нами… вот, вот, опять! Смотри!
— Не отвлекай от дороги, — ровным голосом отозвался Александр. — Впилимся.
— Черт, да правда же! На Марата сворачивали — Луна была слева… сейчас свернули, и опять она слева!
— Ну, ты и обдолбанная, — констатировал он.
— Я не обдолбанная, я мудрая… как змея… а Луна, к твоему сведению, всегда ходит за человеком с подвижной психикой! И если кто-то это замечает, стало быть, оно для чего-то надо. Это знак.
— Есть женщины, которые видят знаки даже там, где их нет.
— И есть зануды, которые видят только дорожные знаки.
— Зато ни одного не пропустят. По-моему, для пассажира это главное. А твоя психотропная «дурь», Маруся, и вправду делает из тебя… эту, как ее… змею. Всё хандришь?
— Почему, у меня а-атличное настроение, — возразила Марина. — Ну да, бывают иногда перепады настроения. Как у нормального Близнеца… знак Зодиака такой… надо же, и тут знак… просто мы, Близнецы, энергичные люди, у которых в течение дня меняется настроение, вот так.
— Маниакально-депрессивный психоз? — невинно подсказал Александр.
— Все знаки Воздуха подвержены маниакально-депрессивному психозу. В силу своей эмоциональности. А также все «двойные» знаки. Чем и опасны — в одном человеке живут два. Представляешь — две сущности в одном теле! Вот я — то энергичная и соблазняющая, то испуганная жизнью и неуверенная…
— То шизанутая, как сейчас… — он деланно засмеялся. — А про меня что скажешь?
Она искоса посмотрела на Александра, выпустив дым тонкой струйкой вверх. Похоже, тот спрашивал всерьез. Господина Главного вдруг заинтересовало, что о нем думает его подружка и коллега? Забавно… Вернее, спросил-то он якобы о знаке Зодиака, но суть не меняется… Ответить? Почему бы и нет?
— Ты — типичный Телец. Тельцы, как правило, крупные. Поверхностные. Тяжелых мук совести у них практически не бывает. Есть цель, и они к ней идут. Как правило, всегда с деньгами, и вообще, единственное, что они действительно знают — как сделать деньги…
— Это были положительные качества, — сказал Александр. — Другие есть?
— Само собой. Тельцы приятны в компании, потому что не обременены эмоциями. Спокойны. Неспешны. Создают впечатление респектабельности, надежности. Правда, интуицией их Бог обделил…
Сигнал мобильника прервал интересный рассказ. Ожил аппарат, лежавший на торпеде. Александр взял трубку.
— Алло… А, приветствую… Еду… Да, со мной, а что?..
Некоторое время он молча слушал, ритмично постукивая по рулю свободной рукой, потом вновь заговорил: