Ах ты, Хэнкус… Хэнк… я всегда тебе говорю — принимай свою судьбу. Но когда дело доходит до дела, получается полное дерьмо. Потому что ты не можешь согласиться с ограниченностью собственных сил и не можешь отделаться от надежды, что твое предчувствие окажется ложным.
— Прошу порядка! Всем встать и принести клятву в лояльности…
Зашуршал гравий. Джо Бен вскочил со своего пня и прильнул к приоткрытому окну. Теперь в зале горел свет, и большинство стульев было занято. Хави Эванс стукнул по трибуне и повторил: «Прошу порядка!» Потом он кивнул, и из-за его спины поднялся Флойд Ивенрайт со стопкой пожелтевшей бумаги. Флойд оттолкнул Хави в сторону и разложил на трибуне свои бумаги.
— Так вот что происходит, — начал он. Почуяв первые отдаленные признаки дождя, Джо Бен застегнул молнию на своей куртке.
Старый лесоруб заканчивает разгружать дранку и чувствует, что, прежде чем идти за деньгами, ему надо присесть передохнуть. Из дома за лесопилкой, где живет мастер со своей женой, до него долетает запах ливера с луком. И ему вдруг хочется, чтобы у него в доме на каньоне тоже была жена и чтобы воздух там тоже пах ливером с луком. Конечно, это желание появляется у него не в первый раз, оно неоднократно посещало его; а иногда, подвыпив, он даже всерьез размышлял о женитьбе… Но сейчас, когда он пытается подняться, вся тяжесть его лет обрушивается ему на спину, как шестидесятифунтовая кувалда, и впервые он вынужден признаться себе, что все его мечты безнадежны: у него никогда не будет жены, он просто слишком стар: «А ну и ладно, лучше всего жить одному, вот так я скажу», — слишком грязен, никому не нужен, гнил и стар.
Мимо плывут облака. Поднимается ветер. Ли продирается сквозь усеянное лягушками болото, прилегающее к океану. Дженни прикидывает, не совершить ли еще одну прогулку к Библии. Джонатан Дрэгер наблюдает за излишне драматической реакцией слушателей на сообщение о сделке Стамперов с «Ваконда Пасифик» и записывает: «Последний негодяй может легче возвысить человека, чем величайший из героев».
И когда Флойд Ивенрайт подходит к заключению своего изнурительного дела против Стамперов, лазутчик с другой стороны окна, позабыв о всякой предосторожности, уже спешит с сообщением в штаб. Надо позвонить Хэнку, быстро сообщить ему, но тихо… Его шпионаж против юниона даст им преимущества только в том случае, если они будут молчать об этом; юнион не будет догадываться, что им уже все известно… Но надо звонить сейчас же! А ближайший телефон в «Пеньке».
— Ивенрайт все рассказал, — сообщает Джо Хэнку, а заодно всем остальным присутствующим в баре. — Они выслушали сколько хватило сил эту парашу и здорово накалились. Говорят, что если ты, как пиявка, сосешь кровь из народа, то они и будут к тебе относиться, как к пиявке. Какая гадость! Сказали, что лучше бы ты им не попадался на глаза, Хэнк. Так что ты думаешь?
А когда он вешает трубку, ему слышится, как из темного конца бара кто-то интересуется, что сказали на том конце провода.
— Хэнк говорит, что, возможно, появится сегодня в городе и сам разберется, — с готовностью объявляет Джо. — Если кто-нибудь тут рассчитывает, что Хэнка Стампера можно напугать сжатыми кулаками, то его ждет большой сюрприз.
Рей, наиболее одаренная половина субботнего танцевального оркестра, приподнимает голову от своего виски: «Серьезное дело», — зато Бони Стоуксу на другом конце бара есть что сказать:
— Жаль-жаль, что Хэнк разорится из-за дурного воспитания, которое ему дал его чванливый отец. С его энергией он действительно мог бы принести пользу обществу, а не оказаться смытым в океан, как пригоршня праха…
— Поосторожней, мистер Стоукс, — предупреждает Джо. — Хэнк вам не прах.
Но для Бони такие предупреждения — пустой звук; его взор прикован к древним трагедиям, происходившим за пределами этих стен.
— И никому не дано знать, по ком звонит колокол, — высокопарно произносит он сквозь грязный носовой платок, — ибо он звонит по тебе.
— Он звонит по дерьму, — возражает тихий голос из седой бороды, владелец которой размышляет в глубине бара о ливере с луком. — Все дерьмо. Всю жизнь ты одинок, и, уж можете мне поверить, помирать тоже придется в одиночку.
Только вернувшись к Джэн и детям, Джо Бену удается усмирить свое возбуждение, обратив всю энергию на покраску; и то каждая минута тянется для него, как якорь, который тащится, не цепляясь, по гумбо. И к тому моменту, когда появляется Хэнк в сопровождении трясущегося Леланда, Джо дважды успевает покрыть все оконные рамы туманно-утренними белилами и уже замешивает их для третьего раза.
Лишней одежды для Ли не оказалось, поэтому, пока Джо водил детей с мешками и масками по округе, а Хэнк ездил за гамбургерами, он сидел, завернувшись в измазанную краской скатерть, перед обогревателем и мечтал оказаться дома в постели; зачем Хэнку потребовалось, чтобы он сопровождал их в вечернем шоу, которое они намеревались устроить в салуне, оставалось для Ли тайной. <<Я нежный цветок, — напомнил он себе с кривой улыбкой, — может, он хочет, чтоб я был рядом на случай, если что-нибудь произойдет, может, он надеется, что меня просто затопчут, — почему бы ему еще настаивать на моем присутствии?»
Хэнк и сам не смог бы объяснить почему, хотя он действительно чувствовал, что присутствие Ли вечером в «Пеньке» для него очень важно… Может, потому, что Малышу нужно своими глазами увидеть, что происходит вокруг него, настоящий мир с настоящими драками, а не эта выдуманная действительность, в которой он проводит большую часть времени, и не те сочиненные кошмары, которыми он и ему подобные запугивают себя до полусмерти. Как это тоскливое бренчание, которое он давал слушать накануне и называл его музыкой, хотя любому очевидно, что в нем нет ни мелодии, ни смысла. Может, это и есть одна из причин, чтобы вытащить его в «Пенек» вместе с нами…
— Гамбургеры, Малыш. Пожуй. — Он ловит белый бумажный мешок, который кидает ему Хэнк. — Я хочу, чтобы ты посмотрел, как дикий лесной народ решает здесь свои неурядицы. — И начинает жевать, с недоверчивым изумлением глядя на Хэнка (какие неурядицы?)
…Или, может, потому, что я хочу, чтобы мальчик хоть раз попробовал спуститься с Ниагары в кофейной банке вместе со мной, чтобы он понял, что этот сумасшедший, о котором он говорил, не только может остаться в живых, но еще и получить удовольствие от своей поездки. (О каких неурядицах ты говоришь, брат? Хотелось бы мне знать. — И моя самодовольная ухмылка сменяется слабой, тревожной улыбкой. — Не та ли, случайно, неурядица, что кто-то решил поиграть с женой одного из этих диких лесных обитателей?)
Когда мы разделываемся с гамбургерами и жарким, одежда Ли уже достаточно подсохла, а Джо Бен прямо места себе не находит из-за того, что пора ехать. Джо только что вернулся после прогулки с Писклей, близнецами и Джонни по соседям и сам не прочь поучаствовать в маскараде. Джо всегда любил переделки, особенно когда в них попадаю я.
Мы едем к «Пеньку» на пикапе, потому что у джипа нет навеса, а вечерок несколько сыроват для прогулок в открытой машине; на небе то спокойно сияет луна, то вспыхивает зарница, и ураганные порывы ветра приносят дождь со снегом. (До тех пор, пока Хэнк не сообщает мне, зачем он собирается везти меня в «Пенек», ощущение малой победы полностью заслоняет от меня все эти вопросы… но постепенно я начинаю спускаться с облаков, и меня охватывает тревога.) На Главной улице так много машин, что нам приходится припарковать свою у пожарной станции и пешком вернуться к «Пеньку». Он переполнен — свет, шум, у входа настоящее столпотворение. Два гитариста, включив усилители на полную мощность, наяривают «Под двуглавым орлом». Никогда в жизни не видел, чтобы здесь было столько народу. Все табуреты у бара заняты, люди стоят даже между ними. Кабинеты тоже заняты, и Тедди помогает официантка из «Морского бриза». Люди стоят у вешалки, у музыкального автомата, у туалета и на эстрадке, шумные группы пьют пиво во всех прокуренных щелях и углах. (И что-то в зловещей улыбке брата Хэнка превращает мою тревогу в настоящий страх.) Я ждал, что салун будет переполнен, я был готов к враждебности, но тот прием, который был нам оказан, когда я, Джоби и Ли показались на пороге, полностью выбивает меня из колеи. Я был готов к тому, что они начнут швыряться столами и стульями, и когда вместо этого они машут руками, улыбаются и поют свои «приветы», я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке.
Я иду мимо раздевалки, и парни, стоящие там, которых я едва знаю, приветствуют меня как родного. У бара для нас тут же освобождается три места, и я заказываю три пива.
(Сначала мне пришло в голову, что Хэнк собирается меня выставить перед всей этой толпой и публично оскорбить, устроить публичную порку за мои адюльтерные намерения…)
Старые дружки подходят похлопать меня по спине и оттянуть скрещение эластичных подтяжек. Друзья по мотогонкам интересуются, как я поживаю. Приятели по военно-морской службе, которых я не видел уже несколько лет, произносят свои «Сколько лет, сколько зим!» Десятки парней: «Эй, Хэнк, старый енот, как дела? Давненько, клянусь, давненько. Как дышится?» Я пожимаю руку, смеюсь шуткам и смотрю на лица, мелькающие в зеркале за рядом бутылок.
Никто и слова не произносит о нашем контракте с «Ваконда Пасифик». Ни единый человек!
(Однако по мере того как идет время и ничего не происходит, я решаю — нет, у брата Хэнка нечто худшее на уме.)
Через некоторое время приветствия иссякают, и я получаю возможность как следует оглядеться. Бог мой! Даже для субботнего вечера толпа великолепна. За каждым столом по меньшей мере полный грузовик молодцов — орут, смеются и посасывают пиво. И, Бог ты мой, тут еще и женщин штук двадцать пять! Такого количества я в «Пеньке « никогда не видал. Обычно если в субботу приходится одна на десятерых, считай — повезло, а нынче одна на четверых.
И это наводит меня на мысль, что это значит: женщины не приходят такой толпой в бар, если не играет хорошая группа, нет лотереи или не предвидится драка. Особенно драка. Ничто так не вдохновляет леди, как возможность мордобоя. Визг-крик. Мне не раз случалось наблюдать, как та или иная особа в потной ярости набрасывалась на какого-нибудь малого в каскетке за то, что тот уронил ее папашу, и отделывала беднягу так, как папаше и не снилось. Настоящая схватка. Никогда не обращали внимания? Первые три ряда вокруг рингов всегда заполнены красными орущими ртами: «Задуши этого грязного негодяя, оторви ему голову!»
(Нечто более поучительное, чем просто оскорбление БЕРЕГИСЬ! более существенное, чем бичевание словами! Хэнк, Джо Бен, да, кажется, все ждут прибытия льва, которому я буду брошен на съедение БЕГИ ПОКА ЕСТЬ ВРЕМЯ!)
Если бы я был профессиональным борцом, мне бы, наверное, снились страшные сны об этих трех рядах. Боюсь, как бы они не сбылись в отношении этого сборища милашек еще до наступления ночи.
Я заказываю себе еще выпивки, на этот раз виски «Джонни Уокер». Интересно, почему я всегда покупаю себе хорошую выпивку, когда чувствую, что предстоит заварушка. Обычно пиво, пиво, пиво, одно за другим, вкусно, сочно и неторопливо.
(ПРОРЫВАЙСЯ!)
Может, потому что неторопливо, а сейчас мне надо побыстрее.
(БЕГИ! БЕГИ, ДУРАК! РАЗВЕ ТЫ НЕ ЧУЕШЬ КРОВОЖАДНОСТЬ ТОЛПЫ?)
Неужто все эти подвыпившие еноты собрались здесь лишь для того, чтобы посмотреть, как с меня будут спускать шкуру? Черт, мне есть чем гордиться.
(Но только я собрался рвануть к двери СЕЙЧАС, ДУРАК, Хэнку удалось еще раз поколебать мою уверенность…)
Я наклоняюсь к Джоби, который все еще не может прийти в себя от такого приема.
— Ты уже просек?
— Что? Это? Я? Нет, черт возьми, нет.
— Ставлю свой старый спиннинг против твоего нового, что до исхода вечера нас посетит Бигги Ньютон.
— Да? — говорит Джо. — Правда? (…сообщив Джо Бену, что толпа жаждет вовсе не моей крови, а его…)
К нам подскакивает Лес Гиббонс — весь рот у него измазан клубничным вареньем. Интересно, кто его перевез на этот берег. Он пожимает всем руки и заказывает пива.
(…и объяснив, что ожидаемым львом был известный противник, о котором я неоднократно слышал: блистательный Бигги Ньютон.)
— Хэнк, — спрашивает меня Ли, — а в каких ты отношениях с этим великолепным мистером Большеньютоновым?
— Трудно сказать определенно, Малыш…
— Биг, он сказал, что, когда Хэнк… — вмешивается Лес.
— Лес, тебя никто не спрашивает, — замечает ему Джо, и тот затыкается. Джоби никогда особенно не любил Гиббонса, но в последнее время он на него бросается прямо как дикая кошка.
— Я бы сказал, — говорю я Ли, — наши отношения таковы, что этот городишко слишком мал для нас обоих.
(В общем, меня снова лишили какого-либо разумного оправдания моего присутствия в баре и оставили пребывать в недоумении и тревоге. Как ни старался, я не мог найти объяснения своей очевидно бессмысленной паранойи.)
Стоящие вокруг взрываются гиканьем и хохотом. Но Лес очень серьезен. Он поворачивается к Ли и говорит:
— Биг, он говорит, что твой брат, того… обманул. На мотогонках.
— Не в этом дело, — прерывает его Джо Бен. — Биг бесится, Ли, потому что он считает, что Хэнк трахнул его подружку три или четыре года тому назад. Что, на мой взгляд, бессовестное вранье, потому что эту девицу давным-давно лишили невинности.
— Нет, ты только послушай его. Ли! Джо, ну почему ты все время пытаешься приуменьшить мои заслуги? Впрочем, — я подмигиваю Ли, — может, у тебя есть серьезные доказательства, кто вкусил первоцвет крошки Джуди?
Джо становится красным как свекла, — на это стоит посмотреть. Я всегда подкалываю его насчет Джуди, потому что в школе, еще до того, как его порезали, она бегала за ним как умалишенная.
Все снова смеются.
Я начинаю всерьез объяснять Ли, каковы настоящие, глубинные причины, побуждающие Бигги Ньютона приставать ко мне, и тут прямо посередине моего третьего стакана виски и довольно честных, как я считаю, объяснений, входит старина Биг собственной персоной.
(За несколько минут до того, как я нахожу ключ к разгадке этого ребуса.)
Рей и Род заканчивают песню.
(Он входит в бар, ключ, я имею в виду…)
Шум в баре стихает, но ненамного.
(…вернее, вваливается, как медведь, которого удалось частично побрить и облачить в грязный свитер…)
Все присутствующие в баре знают, что вошел Биг, что появилось то, ради чего они повылазили из своих домов в такую погоду, сменив добрый чаек на пиво, и все знают, что это чувствует каждый из них. Но неужто вы считаете, они как-нибудь дадут понять, что на уме у них нечто большее, чем просто стаканчик пива и, может, партия в шашки? Они пришли с самыми благородными намерениями. И ни звука о другом, ни звука.
Снова начинает громыхать музыка.
Поцелуев сладость — она тебе не в радость,
Любишь ты конфеты больше, чем меня…
Я заказываю еще один стаканчик. Четыре будет то, что надо.
Входит Ивенрайт — вид у него, как у страдающего запором; с ним еще один — чисто выбритый мужик в костюме, с интеллигентным лицом, — похоже, он считает, что пришел послушать струнный квартет.
Биг, как обычно, топчется вокруг. Тоже играет в свою игру. Даже не догадываясь, что мне все ясно. В общем, единственный, кто здесь понимает все, так это парень, ухмыляющийся мне из зеркала, из-за бутылок, — сукин сын. Хочет еще виски, но мне виднее. Четыре достаточно — говорю я ему. Четыре — это то, что надо.
Я смотрю на Бига: от своих строительных работ он почернел и помрачнел, а уж здоровый — дальше некуда. Огромный, широкоплечий, неуклюжий детина, похож на Энди, только выше его. Шесть футов и три дюйма — что-то около этого; густые брови в дорожной пыли, тяжелая борода, руки покрыты грязными черными волосами аж до самых ладоней. Медлительный, но не настолько, как бывало. Заметил? — сапоги у него без шипов, каскетки нет — ошибочка вышла, старина Биг; я не собираюсь тебя побеждать, но придется этот цилиндр надвинуть тебе на морду и выбить парочку зубов у твоих приспешников.
(Это доисторическое существо в свитере делает предварительный круг и подходит к Хэнку. Хэнк продолжает пить — доисторическое двуногое выглядит на редкость мощным борцом.) Да, четыре виски — в самый раз. (Брат Хэнк не обращает внимания на чудовище, когда оно совершает приветственный круг по арене.) И вскорости Биг направляется к нам… (И даже когда он подходит и бросает свой вызов, Хэнк делает вид, будто только что его увидел.) — Вот так-так! Бигги Ньютон! Что скажешь, Биг? Я и не заметил, как ты вошел… — Черт, я отлично вижу каждый грязный дюйм его огромного тела… и некоторое время мы беседуем, как воспитанные школьники. (Они здороваются друг с другом с такими нежными улыбками и так добродушно, как бешеные волки.) — Давненько тебя не видел, Биг; как дела на дороге? — Интересно… Малыш понимает? (И потом, перед самым началом драки, я вижу, как Хэнк бросает взгляд в мою сторону.)