— Вы уже сделали себя посмешищем — сами и просто превосходно, смею вас заверить.
Голубые глаза отца превратились в сердитые щелки.
— С этого момента ты будешь делать то, что я скажу, в противном случае окажешься на улице без единого гроша! Ты это осознал? Я сделаю так, что ты будешь находиться в полной зависимости от меня, — это ты понимаешь?
Мэтью внимательно следил за отцом, прекрасно зная, чего тот потребует. Но Уоллингфорд не станет частью проклятого плана, который герцог изобретет для его будущего. Нет, видит бог, не станет!
— Итак, слушай меня, — с превосходством в голосе засопел отец. — Ты провел достаточно времени, бегая за всем, что стянуто корсетом. Предполагаю, что после всех этих лет развратных похождений ты приобрел неплохие навыки в этой сфере. Теперь ты можешь воспользоваться своим редким талантом в более полезных целях и начать поиски жены, которую сможешь ублажать своим позорным членом. Я хочу быть уверенным в том, что появление других наследников укрепит мою родословную на последующие годы.
Сохраняя обманчивое спокойствие, Мэтью скрестил руки на голой груди и впился взглядом в отца:
— Жена и надоедливые дети — последнее, чего я хочу в своей жизни.
— Жена и надоедливые дети будут вашими единственными средствами к существованию, мой дорогой граф, — сказал отец с самодовольной улыбкой. — Ты женишься, причем сделаешь это в течение года. Я хочу гарантировать продолжение своей родословной как можно быстрее.
— Нет.
Отец взглянул на Мэтью с недоверием:
— Прошу прощения?
— Я не буду жениться по вашей команде. Вы, ваша светлость, можете идти ко всем чертям!
Герцог выступил вперед и взглянул на сына так, словно они были двумя изголодавшимися дворнягами, которые борются за последнюю косточку на помойке.
— Судя по всему, тебе не удалось до конца осмыслить то, о чем я говорю. Ты женишься, иначе не получишь больше ни гроша, я обрублю тебе всю финансовую поддержку. Я не бросаю слов на ветер и просто для того, чтобы ты убедился в этом, спешу сказать: размер твоего ежемесячного содержания будет сокращаться и дальше.
Мэтью изо всех сил пытался сдержать нахлынувшие эмоции — отец, очевидно, только и ждал подобной паники. Последней вещью, которую должен был узнать герцог, было то, что его сын всерьез опасался заключения в долговую тюрьму.
— Делайте что хотите, — бросил Мэтью с показной небрежностью. — Я по–прежнему не собираюсь под венец.
— Уж не собираешься ли ты бросить мне вызов, братец?
— Считайте, что перчатка уже брошена, ваша светлость. В этом вопросе я буду бороться до смерти, настаивая на своем.
— Клянусь, я заставлю тебя страдать! — грозно бросил отец. — Я доведу тебя до того, что ты будешь униженно побираться на улицах Ист–Энда! Я сделаю так, что ни одна из этих прекрасных леди, которых ты так любишь укладывать в постель, даже не посмотрит в твою сторону. И однажды ты обнаружишь, что единственная, кто пожелает задрать ради тебя юбку, — это самая ничтожная, самая унылая шлюха, которая слоняется вдоль Петтикоут–Лейн. Но даже тогда ты вряд ли будешь в состоянии оплатить ее болезненный секс.
— Возможно, вам стоило бы пригласить одну из этих уличных проституток в свою постель, ваша светлость. Это наверняка улучшило бы ваше расположение духа.
От этой возмутительной наглости лицо герцога стало мертвенно–бледным.
— Наполовину. Отныне размер твоего содержания будет урезан вдвое. Так что можешь попрощаться с добротной обувью от Хенсшоу и роскошной одеждой от Уэстон. Больше никаких скандальных вечеринок, никаких поездок на Восток. И никакой проклятой художественной галереи!
— В таком случае я вернусь в имение, — предложил Мэтью, вытаскивая из рукава козырь, который помог бы разом закончить этот мучительный разговор. — Только вообразите, как, просыпаясь каждое утро, вы будете находить меня за столом, вкушающим завтрак в компании вашего прелестного семейства. Только представьте, какое влияние я могу оказать на своих дражайших сестер!
Отец угрожающе покачнулся на пятках, его глаза стали наливаться гневом.
— Ты, чертов ублюдок, оставь в покое мою семью!
— Оставьте мое содержание целым и невредимым, а я оставлю в покое вашу жену и ваших очаровательных девчушек.
— Я еще найду твою ахиллесову пяту, — гневно прорычал отец, топая к двери спальни. — Клянусь, я найду твое слабое место, и, когда я это сделаю, тебе поможет лишь Бог!
— Бог? — со смешком переспросил Мэтью. — Да сам дьявол выбросил меня из ада, не сумев выдержать конкуренции! Вы действительно считаете, что Бог мне поможет?
— Нет, братец, — пробормотал отец, окинув взглядом взъерошенные волосы Мэтью, его ленивую позу, — нет, Он не спасет тебя. Ты просто не стоишь таких усилий.
Посмотрев вслед уходящему отцу, Мэтью обратил внимание на комод, стоявший рядом с кроватью. Там лежал его альбом для рисунков. Граф взял альбом и стал просматривать эротические эскизы прекрасной женской фигуры, то и дело вспыхивающей в его сознании. Уоллингфорд видел эти соблазнительные формы каждую ночь и грезил ими, чуть ли не каждый день.
Внимательно просматривая рисунки, он снова и снова проникался красотой своей модели, чувствуя, как нарастает острая боль в сердце. Мэтью рисовал эту женщину во всех позах, какие только мог придумать, и в любых позициях, в которых хотел в нее войти. Волосы героини набросков всегда были разных оттенков, а ее лицо — чистым, абсолютно белым.
Издав глухой тоскливый стон, Уоллингфорд бросил альбом на кровать и в ярости швырнул об пол пустую бутылку из–под абсента, разлетевшуюся на тысячи мелких осколков. О боже, жизнь Мэтью точно так же разваливалась, а он мог думать только о Джейн. Где она теперь? Кто с ней? Думает ли возлюбленная о нем? Не омрачены ли ее мечты воспоминаниями?
Что же теперь делать?
В отчаянии, запустив руки в волосы, Мэтью зажмурился, пытаясь заставить себя выкинуть из головы Джейн и подумать о чем–нибудь другом. Можно подумать, у него нет иных дел, кроме как бесцельно сидеть на одном месте и горько оплакивать потерю любимой женщины!
На прошлой неделе на доходы, вырученные от аукциона, граф приобрел под свою галерею маленький захудалый магазинчик в Блумсбери. Рабочие уже начали оборудовать помещение в соответствии с проектом, разработанным хозяином. Мэтью мог пойти туда. Сбежать в свой воображаемый мир искусства, выбросив из головы навязчивые мысли о Джейн. Можно было взять молоток и начать ломать стены, с каждым мощным ударом все настойчивее изгоняя Джейн из собственной души.
Разрушение… Только так Мэтью мог выпустить наружу обуревавшие его страсти. Работа вконец измотала бы Уоллингфорда, и его утомленный мозг наконец–то избавился бы от мыслей о Джейн, мечтаний о том, чем он хотел заняться с этой обладательницей соблазнительных форм.
Джейн… Граф открыл глаза, пытаясь сфокусировать взор на солнечном свете, струящемся из окна. Все его раздумья рано или поздно возвращались к ней. «Как же это прекратить?» — напряженно думал он, опасаясь, что эта пытка никогда не закончится.
— Милорд, я приготовил ванную, ваш чемодан уже упакован.
Мэтью в удивлении уставился на камердинера:
— Упакован? Зачем?
— Вы собирались ехать в Бьюдли, милорд. На свадьбу, — пояснил слуга в ответ на недоуменный взгляд графа. — Вы ведь все еще шафер лорда Реберна, не так ли?
Черт побери, он совсем забыл о свадьбе! В этом навязчивом бреду, вызванном потерей Джейн, многие вещи будто стерлись из памяти.
— Верно, — проворчал граф, — я встану через секунду.
— Мальборо, — позвал он, останавливая камердинера у двери. — Корреспонденция доставлена?
— Да, милорд.
— Есть ли… есть ли там что–нибудь… личного характера? — спросил Мэтью, чувствуя, как его щеки краснеют от смущения.
— Нет, милорд.
Мэтью кивнул и решительно смял альбомный лист. Пришло время забыть Джейн. Оставить в прошлом все, что было связано с ней. И особенно то, как эта женщина, казалось, пробудила его от десятилетий тоскливой дремоты.
— Что–нибудь еще, милорд?
— Нет, ничего.
«А ничего другого в жизни и нет», — мрачно подумал Мэтью по пути в гардеробную. Джейн ушла, исчезла, растаяла в угольной копоти и тумане. И теперь у него не было ни единого шанса найти ее. Лондон был отличным местом для того, кто хотел спрятаться, кто не желал, чтобы его обнаружили. А сейчас Мэтью было очевидно: Джейн не хотела, чтобы он нашел ее в тайном убежище.
Раздвинув бархатные занавески кареты, Джейн увидела за окнами дивный сельский пейзаж. Только–только начинался май, и гористая местность графства Вустершир пробуждалась после долгой суровой зимы.
Деревья уже были в полном цвету, и бескрайние поля пестрели зеленью всех оттенков — от светлых и нежных до насыщенных, изумрудных. Вдали, где–то за линией горизонта, маячила поросшая травой и низким кустарником гряда холмов Малверн–Хиллз. Графство, в котором причудливая смесь самых разных гор сочеталась с зерновыми полями и фруктовыми садами, было усеяно маленькими рыночными городками, которые не менялись столетиями.
Здесь стремительно развивающаяся промышленность не поглотила милую деревенскую местность, как это произошло со многими северными областями Англии. Тут не было гигантских труб, изрыгающих облака густого черного дыма. Ни одного из сельхозугодий не было стерто с лица земли ради строительства огромного завода или железнодорожных путей. Возможно, жителям Вустера повезет и они, еще хотя бы несколько лет смогут избегать ядовитых щупалец индустриализации, сохраняя самый впечатляющий, по мнению Джейн, пейзаж во всей Англии.
За окном пестрели тюльпаны и нарциссы, выросшие сами собой под деревьями. Высокие, все в сережках ивы и дикие травы, буйно растущие в канавах вдоль дороги, покачивались и шелестели под дуновением теплого бриза. Стоял идеальный весенний день — не излишне холодный, не чрезмерно жаркий. Ветерок был совсем легким, солнце ярко сияло, и ни одного облачка не омрачало зеленовато–голубое небо. Прекрасный весенний денек. Джейн каждый раз от души наслаждалась этой поездкой к племяннице леди Блэквуд. В детские годы ее мир был сужен до Лондона, грязного и мрачного Ист–Энда. Тогда она и представить себе не могла, что мир, не говоря уже об Англии, может быть таким прекрасным. Каждый год Джейн сопровождала леди Блэквуд в этом путешествии, и каждый год она искренне восхищалась прелестями деревенских окрестностей.
Джейн откинулась на мягкие подушки, наслаждаясь изумительным ландшафтом и безмятежным покоем. И все же ей никак не удавалось выкинуть из головы волнующие события последних недель. Джейн силилась, но не могла унять беспокойство, терзавшее ее последние пару дней, с момента отъезда из Лондона.
В душе Джейн поселилась странная смесь страха и мрачного предчувствия, и разгадать эти ощущения никак не получалось. Она знала лишь одно: по мере приближения к Бьюдли — сонному маленькому георгианскому городку к северу от Вустершира — беспокойство лишь нарастало. Джейн чувствовала, как где–то в животе что–то в волнении трепетало, но вернуть себе желанное спокойствие она не могла.
Разумеется, причина у этого беспокойства была одна — Уоллингфорд. На протяжении последних нескольких недель Джейн прилагала колоссальные усилия, чтобы забыть его. Она старалась до изнеможения, пытаясь стереть графа из своей памяти. Иногда несчастной казалось, что у нее это получилось. Но стоило наступить самым темным часам ночи, и Джейн принималась мечтать о художнике и его руках, ласкавших ее тело. В такие моменты она понимала, что выкинуть Мэтью из своего сердца опять не удалось. Сказать по чести, Джейн сомневалась, что сможет когда–либо забыть графа и те восхитительные чувства, что он пробудил в ней.
У Джейн не было ни малейшего желания снова видеть Уоллингфорда, но она понимала, что это неизбежно. Граф дружит с Анаис и ее женихом. Он, безусловно, будет присутствовать на свадьбе. И Джейн придется его увидеть. Наверняка все будет точно так же, как в момент их последней встречи, когда граф смотрел на нее как на мусор, а она сама разговаривала, на диалекте кокни.
О боже, что же ей теперь делать? Джейн знала наверняка лишь одно: она не может позволить Мэтью обнаружить то, что именно она была той медсестрой, которая так заботилась о нем в больнице.
— Моя любимая племянница выходит замуж, да не за кого–нибудь — за будущего маркиза! — сказала леди Блэквуд с самодовольной усмешкой, внимательно рассматривая пейзаж за окном.
Джейн улыбнулась и кивнула в ответ, решив хоть на некоторое время забыть об Уоллингфорде.
— Я счастлива за Анаис. Она заслуживает своего принца.
— Так и есть. Анаис любит лорда Реберна вот много лет. Я все время молилась, чтобы Господь привел их к свадьбе. После событий прошлой зимы я уже потеряла надежду, что это когда–нибудь случится.
— Настоящая любовь всегда выше и сильнее всех трудностей, не так ли?
— Да что мы обе знаем о настоящей любви? — захихикала леди Блэквуд.
— В самом деле, — пробормотала Джейн, снова пытаясь сосредоточиться на сельских красотах, мелькающих за окном кареты.
— Я очень рада, что ты согласилась стать подружкой невесты на свадьбе Анаис, — продолжила безмятежную беседу леди Блэквуд, явно не замечая, как компаньонка погрузилась в уныние. — Не понимаю, почему сначала ты так колебалась. Все–таки вы дружите много лет. Кому, как не тебе, должна была достаться эта роль?
Сомнения Джейн были понятны: они с невестой, дочерью маркиза, относились к разным слоям общества. Конечно, Анаис относилась к компаньонке своей тети не как к нищенке или беспризорнице. Но, как и всегда, леди Блэквуд с готовностью игнорировала тот факт, что Джейн не относилась к миру, в котором жили она и ее племянница.
— Может быть, завтра Энн неожиданно станет лучше.
— Корь так быстро не проходит, Джейн. Сильно сомневаюсь, что состояние здоровья позволит Энн присутствовать на церемонии. Не говоря уже о том, что красные пятна — не самое подходящее украшение для леди.
Джейн нерешительно, без особого энтузиазма улыбнулась и опустила занавеску:
— Я не должна присутствовать на свадьбе. Я — не член семьи.
— Джейн, дорогая, не стоит постоянно вспоминать свое прошлое. Я уже не раз говорила, что твое скромное происхождение меня не интересует. Да и Анаис, поверь, относится к твоей родословной точно так же.
— Но я совсем не подхожу на роль подружки невесты для Анаис, ваша милость, и вы это знаете. На самом деле мне еще очень повезло стать компаньонкой леди. Сказать по чести, я должна была все еще жить в своем захудалом округе или добиваться места горничной.
— Чепуха! — нахмурилась леди Блэквуд. — Ты слишком умна для такой унизительной работы. Твои манеры выше всяких похвал, если судить по воспитанию, ты — настоящая леди. Ты ведь знаешь, что это не только вопрос происхождения.
Возразить Джейн было нечего, и она предпочла прекратить бессмысленный спор. В глазах своей благодетельницы она была всего лишь молодой женщиной, на долю которой в прошлом выпали некоторые тяготы. Леди Блэквуд взяла ее под свое покровительство, обучила всему, что знала. В те времена, когда нанимательница нашла Джейн, та была несчастной сиротой, бездомной бродяжкой, отчаянно нуждавшейся в еде, крове и защите.
— Джейн, последние недели ты сама не своя. Никак не пойму, что с тобой происходит. У тебя что–то случилось?
— Нет, ничего.
— Джейн, ты можешь рассказать мне обо всем.
Ну что она могла рассказать? Что так жестоко обманулась в Мэтью, который оказался совсем не таким, каким она его считала? Или то, что эта глупая идеалистическая фантазия принесла ей лишь унижение и боль? Гордость Джейн все еще была ущемлена, а сердце начинало горько плакать каждый раз, когда она думала о Мэтью.
Нет, Джейн пора перестать тосковать о возлюбленном — точнее, о том, кого она сама себе придумала! Он был графом Уоллингфордским. Не Мэтью. Всего лишь бессердечным распутником, недостойным ее внимания или расположения.
— Доктор Инглбрайт беспокоится о тебе. Джейн взглянула на леди Блэквуд сквозь пелену слез: