После того, как духовка переключалась на маленький жар, она готовила кофе. Двенадцать часов. Если повезет, то женщины, которые накрывают на стол и моют посуду, сейчас подойдут, а пока у нее есть немного времени привести себя в порядок.
Венеция быстро прошла по коридору в поисках дамского туалета, который и нашла, не прибегая к помощи равнодушной вахтерши, занятой необыкновенно интересным телефонным разговором. Зеркало убедило ее, что вид у нее вполне пристойный – волосы и сапоги высохли, на нее смотрела аккуратная и энергичная девушка. Она туго стянула свои блестящие светлые волосы синей лентой и полезла в сумочку за помадой. В боковом кармашке торчала открытка от Моргана, полученная сегодня утром. На фоне желтых песков пустыни в Абу Даби стоял несчастного вида верблюд и с недовольным видом смотрел на нее. На обратной стороне рукой Моргана было написано: «Надежен, удобен, недорог, не ржавеет… зачем вообще нужен автомобиль? Я скучаю по тебе».
Он всегда посылал ей открытки отовсюду, где бы ни бывал, с короткой надписью: «Хочу, чтобы ты была здесь со мной» или даже «Люблю, целую». За те несколько раз, что она встречалась с Морганом после ее возвращения из Калифорнии пару месяцев назад, она чувствовала, что Морган МакБейн нравится ей все больше и больше. С ним было легко разговаривать, он умел слушать и вникать в ее проблемы, он задавал именно те вопросы, которые нужно – вопросы, которые как бы давали ей возможность самой найти правильный ответ. И она не могла не признать, что ей было приятно находиться в компании со столь интересным мужчиной, она видела, как на него смотрят другие женщины. Кэт Ланкастер считала, что он «блеск»! От Моргана исходило какое-то типично американское ощущение силы и надежности; казалось, он способен справиться с любой ситуацией, как, например, тогда, три месяца тому назад. Она тогда была бесконечно благодарна за это Моргану и его отцу.
И ей очень нравилось, когда он целовал ее. Очень-очень нравилось, и ей казалось, что это нравится и ему тоже. Почему же тогда он никогда не заходит дальше поцелуев? Может, не считает ее достаточно привлекательной? Может быть, в ней есть что-то такое, что отталкивает его? Венеция внимательно вгляделась в свое отражение в высоком зеркале дамской комнаты, которое несколько уменьшало, поэтому даже при своем росте почти в сто восемьдесят сантиметров она казалась немного приземистой и коренастой. Нет, она вполне хорошенькая – она знала, что это так, хотя где-то в глубине души была не очень-то уверена в своей внешности. И Морган никогда ничего, кроме поцелуев, ей не предлагал…
О Боже, а время-то! Она быстро запихнула открытку обратно в сумочку и побежала обратно на кухню.
– Я уже накрыла на стол, мисс, – услышала она веселый голосок официантки.
– О! Отлично, большое спасибо. Я сварила кофе, может быть, выпьете чашечку? – Венеция засунула мясо в духовку и захлопнула дверцу.
– Спасибо, мисс. – Приятная, уже не очень молодая женщина налила себе чашечку и внимательно посмотрела на Венецию. – Мне знакомо ваше лицо, – сказала она. – Вы очень похожи на кого-то на телевидении.
– Правда? – Венеция улыбнулась и занялась овощами.
– Вспомнила! Вы очень похожи на одну киноактрису, которая покончила с собой в Голливуде несколько месяцев тому назад, ее звали Дженни. Тоже очень красивая. Когда я была девчонкой, я очень хотела быть на нее похожей. Подождите-ка… нет, не может быть, не может быть, чтобы вы были здесь и готовили, и все такое – я хочу сказать, вы ведь не можете быть дочерью Дженни Хавен?.. Но я же видела вас по телевизору!
Венеция застенчиво улыбнулась. Она думала, что после похорон внимание прессы будет поглощено каким-нибудь другим скандалом или любовной историей, но репортеры целыми днями слонялись возле дома Ланкастеров, и она не раз вздрагивала от слепящих вспышек фотографов в магазине, когда делала покупки или выводила погулять собак. Ее даже просили дать интервью и предлагали весьма внушительную сумму за «правдивую историю» две соперничающие газеты, но она, разумеется, отказалась. О ней даже писали как-то в «Мейл» в колонке Найджел Демпстер и напечатали немного смазанную фотографию, где они с Морганом садятся в такси.
– Ух ты, никогда бы не подумала – надо же: встретить вас здесь, и вы готовите на эту ораву! – Вдруг в глазах женщины вспыхнула какая-то мысль. – Так вот откуда этот звонок! Эта вахтерша, Саманта, говорила, что откуда-то из-за границы звонил этот богатый американец – МакБейн, и он спрашивал Венецию Хавен. Ну, и конечно, эта красотка ответила, что здесь такая не работает. Ой, ну и улыбалась же она при этом. Так, значит, он звонил вам, милочка? Лучше пойдите, спросите ее. По-моему, он сказал, что перезвонит, потому что уверен, что вы будете здесь.
Она допила свой кофе и улыбнулась Венеции, довольная тем, что сообщила ей приятную новость, а она не сомневалась, что известие действительно было приятным, поскольку глаза девушки вспыхнули от радости. Да, она действительно очень хорошенькая, совсем как ее мама.
Морган? Морган звонит ей сюда? Но как же он узнал?.. – но она не докончила фразы, догадавшись, что он, конечно, позвонил ей домой, а там дали этот телефон. Должно быть, что-то срочное, если он не стал дожидаться, пока она вернется домой.
– Спасибо, большое спасибо, – сказала она, направляясь к двери. – Ой, вы не могли бы немного последить за бараниной? Я ненадолго.
Саманта попивала розовое, насыщенное протеином молоко, что и составляло ее обед, и бросила на приближающуюся Венецию скучающе-раздраженный взгляд.
– Вас? – В голосе ее слышалось возмущение, конечно же, эта девица что-то спутала. Такие МакБейны не будут звонить из Женевы, чтобы поговорить с приходящими поварихами.
– Меня зовут Венеция Хавен. Он спрашивал меня? Саманта впервые по-настоящему посмотрела на нее.
О, Боже, ну конечно же. Конечно же, это дочка Хавен, почему же она сразу этого не заметила? Телефонный звонок мягко промурлыкал в уютной и тихой приемной, и она автоматически сняла трубку.
– «Блэкмор и Хониуэлл». Да, да, мистер МакБейн. Да, да, вы правы. Да, она теперь здесь. Сейчас я передам ей трубку. – Протянув трубку Венеции, она вернулась к прерванному обеду, делая вид, что не слушает.
– Морган? – Венеция зажала трубку подбородком, понижая голос. – Да, да, конечно, я рада, что ты позвонил, но почему сюда? Что-нибудь срочное? Правда? Да, конечно, я катаюсь на лыжах… Когда? Ой, Морган, ужасно соблазнительно, но я не уверена, что смогу… ты застрял из-за снежного бурана – Боже, как романтично! Ну, конечно же, я бы хотела быть с тобой, но у меня работа, Морган… Ну, не знаю, возможно, смогу…
Ее веселый смех резко прозвучал в тишине здания, и Саманта с завистью посмотрела на нее.
– Хорошо, мы поговорим об этом, когда ты приедешь… ведь ты же сможешь меня уговорить? – она опять рассмеялась. – Ну хорошо. Да, буду ждать твоего звонка… да… я тоже… Пока.
Венеция положила трубку и радостно побежала по коридору к кухне, сопровождаемая завистливым взглядом Саманты.
«Роллс» от гостиницы «Палас» промчал их по заснеженным улицам курорта Сент-Мориц, затем вверх по заросшему елями склону горы к огромному с острыми крышами шале, которое, казалось, еще продолжало расти. Управляющий вышел, чтобы лично встретить их и убедить, что весь персонал позаботится о том, чтобы они ни в чем не испытывали неудобств.
– Очень хороший снег, – сообщил он им, – и выпадет еще; боюсь, будет даже многовато. Но, если даже нас и занесет, мадемуазель сможет найти себе занятие – у нас есть свой каток и бассейн, и спортивный зал, можно поиграть в сквош, в бридж, мы устраиваем танцы – можно даже посетить наши магазинчики…
– Хватит, хватит, – засмеялся Морган. – Мадемуазель отправится в горы, а потом с них съедет, причем очень быстро. Я с ней поспорил на десять фунтов, что обгоню ее, по крайней мере, в пяти спусках.
– Я тебе забыла кое-что сказать, – сказала ему Венеция, когда они шли к лифту. – Дело в том, что я впервые встала здесь на лыжи, когда мне было три года – я приехала с матерью, а Дженни была отличной спортсменкой. Она сама – превосходная лыжница и хотела, чтобы меня обучали лучшие тренеры. Так что если ты и обойдешь меня в скорости, Морган МакБейн, а я такого даже и допустить не могу, то ты никогда не превзойдешь меня в мастерстве.
– Возможно, ты и права, – улыбнулся он. – Мои тренировки заключались в том, что отец примерно полчаса показывал мне основные движения. Затем он посадил меня в кабину подъемника и отправил на вершину, а там сказал: «Следуй за мной». У меня не было выбора – если я хотел спуститься вниз, мне оставалось только последовать за ним. И я поехал. Мне это очень понравилось, хотя я упал, наверное, раз десять. Он ни разу не помог мне подняться, лишь ждал и давал советы, как это сделать.
Пока они шли за управляющим по коридору, Венеция рисовала в своем воображении маленького испуганного мальчика, одного на склоне горы – наверное, гора казалась ему ужасно крутой.
– Похоже, у тебя суровый отец, – отозвалась она.
– Да. Был – и остается. Но все равно, это самый лучший отец в мире. Он вырастил меня без матери и делал это так, как считал наиболее правильным. – Морган слегка улыбнулся. – Но он твердо знал одно – его сын не будет неженкой; деньги нужны, чтобы хорошо питаться и получить хорошее образование, а не для того, чтобы баловать ребенка.
Венеция втайне решила, что Фитц МакБейн – суровый старый тиран, однако вслух ничего не сказала.
– Вот ваша комната, мадемуазель. – Управляющий торжественно отворил дверь.
Это была просторная, залитая солнцем комната, в которой стояла масса цветов и две скромные односпальные кровати, ожидая, какую из них она выберет. Венеция вопросительно взглянула на Моргана.
– Моя комната рядом, – сказал он. – Даю тебе пятнадцать минут, чтобы переодеться, и сразу же в горы, хорошо?
– Обед подается в ресторане, сэр, – сказал управляющий, провожая Моргана до двери.
Венеция рассмеялась, услышав ответ.
– Обед? У нас нет для этого времени – мы потом в каком-нибудь кафе в горах что-нибудь перекусим.
Когда Морган хотел чего-либо, он действовал немедленно. Он прилетел в Лондон, уговорил ее бросить работу и увез в Швейцарию буквально следующим же рейсом. Венеция с опаской посмотрела на сдвоенную кровать. Она, разумеется, ожидала, что Морган снимет для нее отдельную комнату – Морган не мог проявить ни нескромности, ни самонадеянности, чтобы заказать им один номер на двоих, да и отношения у них были еще не на той стадии. Но все же. Она села на край кровати, стянула сапоги и джинсы и влезла в теплые тонкие рейтузы, хлопчатобумажную водолазку, затем в лыжный костюм. Она натянула меховые мохнатые сапоги, пристегнула к поясу сумку, схватила темные очки и направилась к двери. В коридоре ее уже ждал Морган, готовый постучать в дверь. – А я быстрее, – сказал он торжествующе. – Первый раунд за мной.
– Я думала, мы соревнуемся только на трассе, – возмутилась Венеция.
– Конечно, конечно… только будь начеку, мисс Венеция Хавен, – предупредил он. – Тебе придется нелегко!
Венеция уже забыла, как это на самом деле здорово. Они начали с самой простой трассы – просто для того, чтобы ноги привыкли к лыжам, как сказал Морган, хотя в глубине души она подумала, что он просто проявляет благородство, позволяя в случае, если сложные трассы покажутся ей чересчур опасными, пойти на попятный. А это вполне могло случиться, подумала она, отстегивая крепления и взваливая лыжи на плечи – ноги дрожали с непривычки. Но все равно было очень здорово: снег отличный, небо голубое, лишь на горизонте виднелась небольшая полоска облаков, а солнце пекло вовсю. А пока она стояла внизу, у конца трассы, ожидая Моргана, который дважды упал в самом начале и поэтому сильно отстал. Она обогнала его по крайней мере минуты на три, подумалось ей, когда он, сделав разворот, остановился рядом с ней.
– Ты победила в честной и упорной борьбе, – улыбнулся он. – Черт побери, Венни, я не очень-то поверил, когда ты сказала, что неплохо катаешься, да ты просто потрясающе катаешься. Чувствую, мне придется здорово потрудиться, чтобы быть на уровне.
– Безусловно, – с надменным видом сказала она, – и проигравший покупает для победителя подогретое вино и бутерброд, договорились?
Морган с шумом втянул в себя воздух.
– Ты даже не предполагаешь, во что ввязываешься. – Он взвалил лыжи на спину и обнял ее за плечи, направляясь к небольшому, но заполненному народом кафе с видом на долину. – К концу недели, Венни Хавен, ты, возможно, пожалеешь об этом. Ты просто разоришься!
Солнечные лучи золотили снег, разбивая его на миллионы сверкающих брызг, а они сидели, согретые горячим вином, утолив голод бутербродами с ветчиной на поджаренном хлебе, и с удовольствием наблюдали за тем, что происходит в долине.
«Ну, разве не блаженство?» – подумал Морган. Он был в горах – а горы он любил всегда – в чудесный день, который послала им судьба, с девушкой, к которой он испытывал самые теплые чувства. Он украдкой бросил взгляд на профиль Венни, потягивающей вино и любующейся открывающейся перед ней панорамой, похожей на яркую открытку. Ему нравился мягкий изгиб ее профиля с чуть заметной ямочкой на правой щеке, которая то появлялась, то исчезала, когда она разговаривала, придавая лицу чуть заметную очаровательную асимметричность. Ему нравился открытый взгляд больших синих глаз, длинные загнутые ресницы с золотистыми кончиками, ему нравилось, как она стягивает лентой свои густые светлые волосы, нравилась изящная спина, которая казалась тоненькой и хрупкой даже под объемной лыжной курткой, хотя таковой она не являлась. Венеция была человеком сильным – и не только физически, но и по характеру. Он знал, с каким упорством она занимается своими обедами, он очень хотел помочь ей, ведь можно же было бы как-то облегчить ей жизнь? Однако его не покидало чувство, что Венеция не отступит ни ради кого или чего, пока не добьется поставленной цели.
– Ну что, попробуем еще? – спросила Венни, натягивая мягкую пушистую серо-розовую шапочку, подобранную в цвет костюма. – Я собираюсь пройти по сложной трассе, а ты?
– Давай, веди.
Они дружно протопали в своих тяжелых ботинках по деревянному полу террасы к выходу, взяли из ряда приставленных к стенке лыж свои, пристегнули их и покатили к подъемникам. Сидя в ползущей вверх кабине и держась за руки в качающемся кресле, Венеция чувствовала, что она на седьмом небе.
Снег, таившийся в тех облаках, которые утром были видны на горизонте, начал падать крупными хлопьями, и когда они, спустившись в пятый и последний раз, направились в «Палас», уже бушевала настоящая метель.
– Здорово мы успели, – проговорил Морган, складывая лыжи и ботинки в специальный шкафчик. – Спорим, что завтра все трассы будут закрыты.
Венеция что-то промычала, разминая уже начинающие побаливать мускулы: – О-о-ох, боюсь, что меня это уже не волнует… У меня одно желание – залезть в горячую ванну, а потом спать целую неделю.
– Что касается горячей ванны, то это я тебе разрешаю, – сказал Морган, – а затем пойдем в бар что-нибудь выпить, а потом обед при свечах для двоих, а потом… – Морган обнял ее за плечи и притянул к себе.
– А потом? – прошептала она, лукаво глядя на него из-под приспущенных ресниц.
– Будем танцевать, целоваться… – Морган решительно прижал свои губы к ее холодным губам, чувствуя, как ее руки обхватывают его шею.
– Ну вот, обнимаемся здесь в кладовке для лыж, как старшеклассники, – усмехнулся Морган, – а ведь ты замерзла. Никогда в жизни мне не приходилось целовать такие ледяные губы. Пошли, тебя еще надо засунуть в эту горячую ванну. Мы продолжим с того места, где остановились, но попозже.
Господи, думала Венеция, идя рядом с ним, до чего же здорово, когда кто-то заботится о тебе. С Морганом так спокойно и удобно.
Венни надела длинное шерстяное прямое платье лилового цвета с высоким воротником, широкими плечами и длинными рукавами, с поясом из простроченного атласа такого же цвета. На любой другой это платье выглядело бы слишком простым и даже вульгарным, подумал Морган, но на высокой и стройной Венни оно смотрелось великолепно. Они представляли собой необыкновенно красивую пару, и в гостинице, где было немало красивых людей, многие поворачивали головы в их сторону, когда они выходили из уютного бара с горящим камином и прошли в ресторан.