Декурси рассмеялся. Он похлопал по стоящему рядом подлиннику Рафаэля.
— Ты хочешь сказать, что этому Хэммонд-Берку можно присвоить, фигурально говоря, четвертую звездочку?
— Именно так, Эдмунд. Хотя… сначала поговорим с ним, а потом решим. Не надо торопить события. Гляди-ка, приехали! Ради всего святого, поосторожнее с Рафаэлем. Не хватало еще уронить его. Тем более сейчас, когда на горизонте забрезжила четвертая звездочка!
Пауэрскорт и леди Люси рука об руку шагали по Пэлл-Мэлл на званый обед, который устраивала у себя на Сент-Джеймс-сквер его сестра. Последняя сплетня, распространившаяся в их семейном кругу, привела леди Люси в большое возбуждение.
— Это правда, что Уильям и Мэри Берки только что купили виллу под Антибом? Огромную виллу?
Мэри Берк была второй из трех сестер Пауэрскорта, вышедшей замуж за преуспевающего финансиста по имени Уильям Берк.
— Думаю, что правда, Люси, хотя у меня нет точных сведений относительно размеров этого приобретения.
— Ах, Фрэнсис, ты мало интересуешься своей семьей! Как ты думаешь, мы сможем поехать туда погостить?
— Уверен, что да. Но сомневаюсь, что тамошнее общество придется мне по вкусу. Я не имею ничего против разбогатевших бакалейщиков и людей, сколотивших миллионы на биржевых спекуляциях, просто они вряд ли будут для меня приятной компанией.
Они повернули за угол, к Сент-Джеймс-сквер.
— Когда ты состаришься, Фрэнсис, из тебя выйдет ужасный сноб, — пошутила леди Люси. — Мне придется возить тебя в кресле-каталке по Променад-дез-Англэ [9]и следить, чтобы с твоих коленей не сползал плед, а ты будешь брюзжать, что на Ривьере полно выскочек, а в Канне — нуворишей.
Пауэрскорт рассмеялся и сжал локоть жены.
— Я жду этого с нетерпением, честное слово.
Дом леди Розалинды Пембридж стоял на правой стороне Сент-Джеймс-сквер. Их уже отделяло от него лишь несколько шагов, но вдруг Пауэрскорт остановился как вкопанный.
— Люси! Ты не обидишься, если я приду чуть позже? Я должен кое-что сделать.
В устремленном на мужа взгляде леди Люси читалось возмущение, смешанное с нежностью.
— Надеюсь, ты не задержишься надолго? — с беспокойством спросила она. В ее памяти были еще свежи рассказы о том, как несколько лет тому назад Фрэнсис сбежал через кухню с торжественного ужина в Министерстве иностранных дел. Она отлично помнила, как он исчез из Ламбетского дворца, где устраивал прием архиепископ Кентерберийский, — тогда ей пришлось вести светскую беседу с супругой архиепископа, покуда Пауэрскорт не появился снова спустя несколько часов, когда прием давно уже кончился. Дела, загадочно объяснил он. Она в отчаянии огляделась вокруг. Может, Фрэнсис заметил здесь, на Сент-Джеймс-сквер, какого-нибудь старого армейского приятеля? Вдруг его ближайший товарищ Джонни Фицджеральд, недавно уехавший на отдых в Испанию, вернулся и теперь прячется вон за теми деревьями?
Когда ее муж зашагал на противоположную сторону площади, ее осенило. Вон он, ответ, — на углу! Библиотека! Может быть, Фрэнсису пора возвращать какие-то книги? Но он ведь не взял их с собой. Потом она вспомнила, как он рассказывал ей о встрече с близким другом покойного Кристофера Монтегю, Томасом Дженкинсом. Тот передал ему слова Монтегю о том, что его излюбленный уголок в Лондоне — читальня библиотеки на Сент-Джеймс-сквер.
Леди Люси провели в просторную гостиную на втором этаже. Розалинда, леди Пембридж, приветствовала ее с бьющей через край энергией.
— Люси, дорогая, я страшно рада тебя видеть! Как ваши детки? — Не успела леди Люси открыть рот, чтобы ответить, как в разговор вмешались, почти одновременно, две другие сестры ее мужа.
— А где Фрэнсис? — спросили Мэри Берк и Элеонора, самая младшая из сестер, вышедшая замуж за капитана флота родом откуда-то с запада.
— Фрэнсис? Он обещал догнать меня буквально через минуту, — сказала леди Люси, которая прекрасно знала: сестер Пауэрскорта хлебом не корми, дай только на него пожаловаться.
— Он опять исчез. Нет, вы подумайте! — выпалила Розалинда.
— Мне казалось, он уже вышел из детского возраста, — заметила Мэри, глядя на леди Люси так, словно после семи лет жизни в браке та могла бы обучить мужа лучшим манерам.
— Какой эгоизм! Это вполне в духе Фрэнсиса — взять и расстроить замечательный семейный обед, — сказала Элеонора.
— У него, должно быть, новое дело, — сказал Уильям Берк, который гораздо лучше сестер понимал, насколько трудной бывает порой работа Пауэрскорта. — Правильно, Люси?
— Да, — ответила леди Люси, благодарно улыбаясь Уильяму. — У него действительно новое дело. И пока он блуждает в кромешной тьме.
— Обед ждать не может, — повелительно заявила Розалинда. — Суп еще подождал бы, но не телятина. Как ты думаешь, Люси, Фрэнсис поспеет к супу?
— Уверена, что поспеет, — отважно заявила Люси. Однако в душе ее грызли сомнения.
Тем временем ее муж приблизился к стойке, которая окружала половину вестибюля Лондонской библиотеки. На стенах висели портреты Карлейля и Диккенса, ее основателей, а в больших деревянных шкафах хранились бесчисленные карточки с запечатленными на них сведениями о содержимом внутренних залов. Пауэрскорт спросил дежурного, нельзя ли ему поговорить с заведующим. Он уверил юношу, что он, лорд Фрэнсис Пауэрскорт, пользуется услугами библиотеки уже много лет. А с заведующим ему нужно обсудить один вопрос весьма деликатного свойства. Дежурный ответил, что Майкл Сток, заведующий, выйдет к нему через несколько минут. Пауэрскорт с тревогой глянул на часы: стол, должно быть, уже накрыли.
— Что я могу для вас сделать, лорд Пауэрскорт? — Сток оказался худощавым мужчиной средних лет с озабоченным выражением лица и в очень сильных очках. Время от времени он пощипывал свои небольшие усики.
— Я занимаюсь расследованием преступлений, мистер Сток, — начал Пауэрскорт. — В настоящее время я расследую обстоятельства смерти молодого человека по имени Кристофер Монтегю — он часто бывал в вашей библиотеке. Так вот, его убили. Наверное, вы читали об этом в газетах. Один его друг сказал мне, что он называл ваш читальный зал на втором этаже своим любимым местом в Лондоне.
— Я страшно расстроился, когда прочел о его смерти, — сказал Сток. — Мы послали на похороны венок от библиотеки. Мистера Монтегю очень любили все наши служащие.
— Причина моего визита состоит в следующем, — продолжал Пауэрскорт, украдкой бросив взгляд на часы. Черт! Должно быть, они уже приступили к обеду. — Не могли бы вы выяснить, какие книги он недавно брал у вас на руки? После убийства некоторые книги и все бумаги Кристофера пропали из его квартиры. Если бы я знал, над чем он работал перед смертью, мне было бы легче найти преступника. В настоящее время, — добавил он с виноватой улыбкой, — я, можно сказать, брожу во мраке.
— Надеюсь, — с ударением сказал Сток, — что среди книг, пропавших из квартиры Монтегю, не было наших. Срок пользования литературой составляет один месяц.
Пауэрскорт подумал, что в Лондонской библиотеке вряд ли предусмотрена система штрафов для пользователей, которые умерли, не успев вернуть книги.
— Вообще-то у нас не принято раскрывать, какие книги выданы на руки отдельным клиентам. — Пауэрскорту вдруг стало любопытно, не хранятся ли в подвалах библиотеки груды эротических изданий. — Однако, — поспешно добавил Сток, сообразив, что его предыдущие замечания не слишком уместны, — я уверен, что в этом случае можно сделать исключение. Если вы дадите мне несколько минут, я наверняка сумею вам помочь.
Сток торопливо вышел. Пауэрскорту было слышно, как он раздает указания своим подчиненным.
На противоположной стороне площади слуги уже собирали тарелки из-под супа.
— С одним блюдом покончено, — сказала Розалинда Пембридж, — осталось еще три. Ну что, Люси, ты по-прежнему считаешь, что Фрэнсис вот-вот появится?
— Фу, как нехорошо, — хором воскликнули две другие сестры.
Леди Люси не собиралась добавлять к упрекам, сыплющимся на голову ее мужа, еще и свои собственные. Она будет защищать его, как бы трудно ей ни пришлось.
— Думаю, нам надо продолжать, — заявила она. — Так, как будто его и не должно быть здесь.
— В том-то и дело, — живо подхватила Элеонор. — Его ведь и вправду здесь нет. Может, его похитили какие-нибудь злодеи?
— Не говори глупостей, — вмешался Уильям Берк. — Мы на Сент-Джеймс-сквер, а не в Шордитче.
Сток вернулся к себе в кабинет с пачкой заказных квитанций в руке.
— Ну вот, лорд Пауэрскорт. Я кое-что нашел. Думаю, Гарсон тоже может оказаться вам полезным. — Гарсоном звали того юношу, к которому Пауэрскорт с самого начала обратился в вестибюле.
— «Жизнь Джованни Беллини», автор — немец. «Жизнь Джорджоне». Тоже немец. Обе книги переводные. «Жизнь Тициана» — эта написана итальянцем. Вазари, «О технике». А еще два тома он попросил нас заказать у одного надежного итальянского посредника в Лондоне. Эти книги он взял незадолго до своей кончины.
— Простите, что задаю вам еще один вопрос — вы и так сделали для меня уже очень много, — сказал Пауэрскорт. — Но не могли бы вы сообщить мне точные даты получения книг?
Пауэрскорт достал из кармана блокнот. Оказалось, что все книги взяты на следующий день после открытия выставки работ старых итальянских мастеров в Галерее Декурси и Пайпера. Он поинтересовался насчет томов, заказанных у итальянца. Монтегю выписал их в тот же день?
— Да, сэр, — подтвердил молодой библиотекарь, Гарсон. — Так оно и было.
— И как они называются? — жадно спросил Пауэрскорт.
— Если грубо перевести их названия, сэр, это будет что-то вроде «Как самому изготавливать картины старых мастеров» и «Искусство подделывания картин», — ответил Гарсон. — Обе они появились в Риме в восемнадцатом веке как руководства для тех, кто изготавливал подделки под старых мастеров для заезжих английских туристов.
— Что вы говорите! — удивился Пауэрскорт, довольный тем, что в окутывающей его тьме наконец-то забрезжил тонкий лучик света. — А что еще вы могли бы мне рассказать, мистер Гарсон? Конечно, вы и так очень мне помогли. — Он снова незаметно бросил взгляд на часы. О Боже! Наверное, они уже перешли к пудингу.
— Только одно, милорд. — Гарсону явно было не по себе. — Во время своих посещений библиотеки мистер Монтегю часто общался со мной. Я помогал ему отыскивать нужную литературу, ну и так далее. В то утро, когда он забирал эти книги, — Гарсон слегка содрогнулся, — мистер Монтегю сказал, что собирается стать одним из основателей нового журнала. Спрашивал меня, не хочет ли библиотека на него подписаться.
— А он не назвал имени своего партнера, Гарсон? — Пауэрскорт чувствовал, как у него сосет под ложечкой. Интересно, оставит ему Розалинда хоть что-нибудь съедобное?
— Нет, милорд. Боюсь, что тут мне нечего вам подсказать.
Поблагодарив библиотекарей, Пауэрскорт пересек Сент-Джеймс-сквер в обратном направлении. Была уже чуть ли не половина третьего.
— Как мило, что ты наконец удостоил нас своим посещением, — сурово сказала Розалинда, глядя на него через стол. — Ты опоздал всего лишь на два часа!
— Очень жаль, но нам уже пора идти, — сказала Мэри.
— Подумать только, что когда-то, давным-давно, ты читал нам нотации о том, как важно быть пунктуальными и иметь хорошие манеры! — сказала Элеонора. — Постоянно твердил, что надо всюду успевать вовремя и прилично себя вести.
Леди Люси почувствовала, что ее муж вот-вот вспыхнет. Фрэнсис крайне редко терял терпение — последний раз он вышел из себя четыре года назад. Она ласково похлопала его по колену. Пауэрскорт и впрямь чуть было не закричал на сестер: в конце концов, он был занят поисками убийцы, который мог в любую секунду нанести новый удар, а они обвиняли его в недостатке пунктуальности. Там, за пределами их дома и обнесенной оградой площади, находился полный опасностей мир, где одни люди накидывали на шею другим струны от фортепиано или крепкие бечевки и стягивали их до тех пор, пока жертва не переставала дышать. Пожалуй, это никак не назовешь хорошими манерами! Кто-то должен был делать грязную работу ради того, чтобы общество могло наслаждаться безопасностью и спокойно исполнять свои ритуалы.
Но он подавил в себе желание огрызнуться. Вместо этого он лишь виновато улыбнулся родственникам.
— Простите, что опоздал, — сказал он. — Мне нужно было непременно зайти в Лондонскую библиотеку напротив. Можете дать мне паек для провинившихся, если таковой у вас предусмотрен. Кусочек хлеба с сыром? Или пирожок с пикулями?
Эдмунду Декурси давно хотелось написать руководство по продаже предметов искусства, основанное исключительно на талантах Уильяма Аларика Пайпера. В своей области Пайпер был истинным гением. Для каждой жертвы у него имелись свои интонации и своя манера поведения. Он умел уговаривать. Умел подкупать. Умел запугивать. Умел вдохновлять. Умел льстить. Он умел превозносить достоинства картины, которую продавал, и изображать презрение в отношении картины, которую продавали ему. И частенько это была одна и та же картина.
Сейчас Декурси и Пайпер находились в одной из столовых Траскотт-парка в обществе Джеймса Хэммонд-Берка. Гости сидели на софе слева от камина; на Пайпере был темно-синий костюм и сверкающие черные туфли. Хэммонд-Берк устроился напротив них в кресле, из-под продранной обивки которого торчал пучок конского волоса. По обе стороны от гигантского зеркала висели портреты предыдущих Хэммонд-Берков. В левой части зеркала зияла длинная трещина. Рафаэль, все еще в оберточной бумаге, занимал почетное место между Декурси и Пайпером.
— Мистер Хэммонд-Берк, — начал Пайпер тихим, вкрадчивым тоном, — позвольте сказать вам, какое это было удовольствие — нет, какая честь — провести в обществе вашего Рафаэля тот краткий отрезок времени, в течение которого он был вверен нашему попечению! Какие линии! А палитра! Какая красота и невинность! То, что этому шедевру удалось сохраниться до наших дней, поистине можно счесть благословением Божьим.
Хэммонд-Берк открыл рот, собираясь заговорить. Но Пайпер опередил его:
— Разумеется, мы привезли ваше сокровище обратно. Только вы можете вынести окончательное решение, от которого будет зависеть его судьба. Картина была осмотрена лучшими лондонскими экспертами. Конечно, ни у вас, ни у нас нет и тени сомнения в том, что это подлинный Рафаэль, но мне нет нужды напоминать вам, что в наше время всякое случается. Всегда может найтись шарлатан, который вопреки очевидности, вопреки тому, что говорят наши глаза, что подсказывает нам сердце, коли на то пошло, вдруг примется отрицать, что «Святое семейство» действительно принадлежит кисти Рафаэля. Эксперты подтвердили то, что мы знали и так: ваша картина подлинная. А это означает, хоть и оскорбительно в присутствии такой святыни заводить разговор о деньгах, — Уильям Аларик Пайпер сделал паузу, бросив почтительный взгляд на шедевр в оберточной бумаге, — так вот, это означает, что картина будет оценена согласно ее истинной стоимости.
Пайпер снова умолк. Хэммонд-Берк не преминул этим воспользоваться.
— Сколько? — спросил он. Это был, вспомнилось Декурси, в точности тот же самый вопрос, какой он уже слышал от Хэммонд-Берка во время своего предыдущего визита. Для такого мастера своего дела, как Пайпер, момент был наивыгоднейший. Декурси подумал, что высокопарная риторика сейчас едва ли может сослужить его компаньону хорошую службу. Хэммонд-Берк был не из тех, кого мог задеть за живое красноречивый оратор, будь то Демосфен, Цицерон или Уильям Аларик Пайпер. Но на ходу сменить одну роль на другую — это ведь не так просто.
Однако Пайпер не замешкался ни на секунду. Его ответ был таким же прямым и грубым, как заданный ему вопрос.
— Сорок пять тысяч фунтов, — сказал он. Потом пошарил у себя в нагрудном кармане, достал оттуда чек и протянул хозяину.