Важным тоном он произнес несколько слов по внутреннему телефону. Потом указал мне на отдельный лифт.
— Миссис Боукер ждет вас, сэр. Квартира 5Б.
По сравнению с ее апартаментами мои выглядели захламленным клозетом. На первом этаже вполне можно было играть в футбол. Изящно изгибающаяся лестница вела на балкон второго этажа и, предположительно, в спальни.
Белизна резала глаза. Белые стены, потолки, напольное покрытие, мебель. Даже большой белый рояль. О, там было и несколько других монохромных мазков, но в целом отделка производила впечатление снежной бури.
И встретившая меня женщина была белой-пребелой. Серебрящиеся волосы собраны в шиньон. Белое платье под горло. Белые помпоны на белых домашних туфлях. Кожа ее была белой и слегка светилась. Черты лица тонкие, почти хрупкие. По-моему, лет сорок пять.
— Миссис Боукер? — спросил я.
— Да, — послышался в ответ низкий голос. — Ваше имя?
— Питер.
Она кивнула так, словно оправдались ее худшие опасения.
— У вас чудесный дом.
Она оглянулась почти удивленно, словно видя его в первый раз, и тихо вымолвила:
— Благодарю.
Заметив, что я смотрю на белый рояль, она спросила:
— Вы играете?
— Не на рояле, нет. — Я попытался пошутить. Но шутки она не приняла.
На самом деле смотрел я не столько на рояль, сколько на то, что лежало на нем: множество фотографий в серебряных рамках. Лицом вниз.
— Все это так ново для меня, — поспешно сказала она. — Что мы сейчас будем делать?
— Мы одни в квартире, миссис Боукер?
Она кивнула.
— Тогда, может быть, отправимся в спальню?
Она молча постояла минутку. Стройная, статная женщина. Спокойное лицо. Казалось, она полностью владеет собой. Единственным признаком внутреннего напряжения, который я отметил, был дрожащий, почти хриплый голос. Я понял, что она отчаянно пытается не спасовать.
— Очень хорошо, — наконец произнесла она, повернулась и пошла вверх по лестнице. Я последовал за ней.
И в спальне бушевала снежная метель. Огромная комната, сверкающая белизной, с одной зеркальной стеной. И на туалетном столике, на бюро, на столиках у кровати — обрамленные серебром фотоснимки, скрытые от любопытных взглядов.
Она обернулась ко мне.
— А теперь? — взволнованно спросила она.
— Может быть, мы разденемся?
И снова она стояла молча, словно сцепив зубы. Я чуть обождал, потом снял куртку.
— Постойте, — махнула она рукой.
Я постоял.
Она глубоко вздохнула и хриплым голосом проговорила:
— Прошу прощения. Ничего не выйдет. Вы получите свой гонорар, но сейчас я прошу вас уйти.
Она отвернулась, сделала несколько шагов к зеркальной стене и застыла, глядя на свое отражение.
— Дело не в вас, — чуть слышно продолжала она. — Вы вполне привлекательны. Дело во мне.
И все. Больше ни слова. Ключа к разгадке я не получил, но решил попытаться.
— Миссис Боукер, есть много способов решения сексуальных проблем. Мне известно несколько м-м-м приемов, и если вы позволите…
— По-моему, это гнусно, — сказала она без всякого выражения, глядя в зеркало. — Я не должна так говорить, но это так. Я думала… Но не могу. Простите. Пожалуйста, уйдите.
И мы пошли вниз, и она вручила мне в качестве гонорара стодолларовую банкноту.
— Если вы передумаете… — сказал я.
— Нет. Не передумаю. Никогда. Пожалуйста, забудьте обо всем. Обещаете?
— Конечно, — пообещал я.
Когда я вернулся домой, Марта принялась расспрашивать меня о квартире и о самой миссис Боукер: что она собой представляет, нашел ли я ее красивой, хороша ли она в постели.
Я рассказал, что произошло.
Марта, задумавшись, молчала.
— К чему эти вопросы? Почему тебя это так интересует?
Но она, покачав головой, вышла. Все открылось мне через месяц.
Глава 79
На встречу в доме Марты Люк Футтер пришел веселым.
— Все в порядке, — провозгласил он. — Две наших переодетых сотрудницы раздобыли дозу в гадючнике Сэндза. В среду будем брать. Там полно богатых, влиятельных клиенток, так что речь пойдет только о наркотиках.
— Кого возьмут? — спросила Марта.
— Самого Уолкотта Сэндза. Ордер уже получен. Других, может, возьмем, допросим и отпустим. Дом, конечно, будет опечатан.
Мы молчали. Я знал, что это надо было сделать, но особой радости не испытывал. Сэнди действительно предал нас, но наказание выглядело слишком жестоким.
— Сколько ему могут дать? — спросил я.
— Смотря какого адвоката он получит и сколько взяток захочет раздать. Если поведет себя правильно, ему могут предъявить обвинение не в уголовном преступлении, а в судебно наказуемом проступке, и он отделается штрафом и испытательным сроком. Раньше-то у него приводов не было. Но с адвокатом-сопляком получит срок.
— Сколько?
Футтер пожал плечами:
— Год — полтора. Какая вам разница?
— Пускай этот сукин сын сгниет там, — гневно сказала Марта.
— Ну да, — рассмеялся детектив, — из-за него о проституции пойдет дурная слава. Но должен вас кое о чем предупредить. Если он догадается, кто навел на него копов, может по злобе настучать на вас или сдать окружному прокурору в обмен на скидку. В любом случае ваш бизнес окажется под угрозой.
— Так что же делать? — с тревогой спросил я.
— Последуйте моему совету, — сказал Люк Футтер, — свернитесь на недельку. Мы наметили операцию на среду. Закройтесь во вторник вечером. Отдохните немного, а лучше уезжайте из города. Если через неделю все прояснится, откроетесь снова.
— Иисусе, — сказала Марта, — недельная выручка!
— За неделю все уляжется, — настаивал детектив. — Не такое уж это сложное дело. Просто еще один притон с наркотиками. Тут замешаны богатые люди, мы не заинтересованы в огласке. Может быть, этот случай даже в газеты не попадет. Но нужна осторожность. Тогда, если Сэндз разинет рот, парни, которых назначат вести расследование, доложат, что квартира закрыта, никого нет, и точка.
Мы поняли, что он прав, и согласились закрыть апартаменты на неделю. Хоть Футтер и не просил добавочной платы за устранение Сэндза, мы решили выделить ему премию в пять сотен.
— Спасибо, — сказал детектив и, не глядя, сунул деньги в карман. Допив свой стакан, он поднялся. — Дело в сильной мере облегчило то обстоятельство, что этот Уолкотт Сэндз не пожелал никому ничего платить. Можете себе представить? Каков прохвост!
Глава 80
Когда Футтер ушел, мы с Мартой сбросили обувь и устроились на ее кожаном диване.
— Не нравится мне этот тип, — сказал я.
— Но он делает то, за что ему платят, — возразила Марта. — Мы не обязаны питать к нему теплые чувства.
— Я словно попал в иной мир, — признался я.
— То есть?
— Подкуп. Взятки копам. Избавление от Сиднея Квинка. Устранение Сэнди. А то, что ты говорила мне о своем друге — как несколько человек решают, кому стать нашим новым губернатором? Я догадывался, что этот мир существует, но никогда не жил в нем.
— Будь уверен, он существует, — угрюмо сказала Марта. — И поверь, лучше жить в нем, чем рядом с ним. Я называю его горним миром. В мире преисподнем — дешевая уголовщина и бессмысленное насилие. А в горнем, где деньги и власть, — грандиозные преступления и насилие, оправданное целью.
— Двигатели прогресса и ниспровергатели основ, — поправил я.
— Будет лучше, если ты им поверишь. О многих ты никогда и не слышал. Но они влияют на твою жизнь гораздо больше, чем ты думаешь. Власть — это цель, а деньги — дорога к ней. Чаще всего хитрой тропинкой коррупции. Первая заповедь горнего мира — все имеет свою цену. К тому, чего нельзя купить за деньги, не стоит и стремиться.
— Вот не знал, что ты философ.
— У меня есть разум, и время от времени я им пользуюсь. Я вижу, что происходит. Будь умницей, налей нам коньяку.
Когда я принес бокалы, она похлопала по дивану, указывая место рядом с ней. Я присел и обнял ее за плечи. Она прильнула ко мне.
— Я, наверно, поеду в Вирджинию повидать сына, — сказала она. — Дня на три-четыре. Потом вернусь и свяжусь с Футтером. А ты куда поедешь, когда мы закроемся?
— Еще не думал. У меня никогда не было настоящих каникул. Я не мог себе этого позволить.
— Почему бы тебе не отправиться во Флориду? — предложила она. — В это время года там не слишком людно. Сходишь на скачки, на собачьи бега, на хили.[17] Захочешь в казино — всегда можно перелететь во Фрипорт.
— Никогда не испытывал пристрастия к азартным играм.
— Тогда просто валяйся на пляже, расслабься, пожарься на солнышке. Мы много работали. Несколько дней безделья пойдут на пользу.
Мы спокойно сидели, потягивая арманьяк.
— Ты сказала, — задумчиво проговорил я, — что не стоит стремиться к тому, чего нельзя купить за деньги… А любовь?
— Любовь? — спросила она, взглянув на меня. — Так или иначе, ее можно купить.
— А вот я не могу, — признался я и рассказал ей о Дженни Толливер.
— Проклятье! — возмущенно воскликнула она. — Если бы ты действительно ее любил, ты бросил бы бизнес ради нее. А если бы она любила тебя, ей было бы все равно, чем ты занимаешься.
— Наверно, ты права, — кивнул я. — Но я тоскую по ней.
— Скорее, восхищаешься первой в жизни женщиной, которая дала тебе отставку.
Я рассмеялся и крепко обнял ее.
— Хватит демонстрировать свой разум. В гроб меня вгонишь.
С ней было хорошо. У каждого должен быть кто-то, перед кем можно обнажить душу и сказать: «Взгляни». Несмотря на платонические отношения с Николь Редберн, физически мы были с ней ближе, чем с Мартой, но Марте я мог рассказывать о самом сокровенном.
— Ты любишь своего друга? — вдруг спросил я ее.
Она не ответила. Я видел, что она смотрит куда-то вдаль, явно не зная, что мне ответить.
— Почему бы нам перед отъездом, — заговорил я, — не позвонить Оскару Готвольду? Пускай начинает подыскивать новую квартиру.
— Я уже это сделала, — сказала она. — Он не слишком оптимистичен.
Мы еще выпили и молча пошли в спальню. Не знаю почему, но встреча с Футтером и налет на гадючник Уолкотта Сэндза омрачили вечер. Мы были не столько подавлены, сколько задумчивы.
— Смотри, — сказала Марта, демонстрируя свое обнаженное тело, — я превращаюсь в настоящую клячу.
— Не горюй. Ты в отличной форме для… — Я умолк.
— Для женщины моих лет, — закончила она с хмурой улыбкой. — Питер, можно тебя попросить?
— Конечно. О чем угодно.
— Я просто хочу тихонько лежать, а ты будешь меня любить. Хорошо?
— С удовольствием, — мужественно ответил я, и она никогда не узнает, что я был готов обратиться к ней с точно такой же просьбой.
Глава 81
В среду утренним рейсом я улетел в Палм-Бич. Взял напрокат разболтанный «понтиак-гран-при» и двинулся на юг, ориентируясь по карте, купленной в аэропорту.
Примерно в миле от Бойнтон-Бич я нашел, что искал: мотель на самом берегу океана, который почти заливало водой.
Через полчаса я уже качался на теплых волнах в своих новых нейлоновых плавках «Эминенс».
Искупавшись, я натянул сандалии, белые слаксы, розовую рубашку, отыскал богатую винную лавку, где продавали не только спиртное, но и стаканы, цедилки, открывалки, в общем, все, что может понадобиться пьющему человеку.
Кроме того, я обнаружил, что во многих крупных винных магазинах Флориды имеются коктейль-холлы. Погрузив покупки (водку, джин, коньяк, тоник, лимоны и лаймы[18]) в «гран-при», я вернулся в сумрачный коктейль-холл и устроился на вертящемся стуле у стойки бара.
Барменша в коротеньких шортах и тоненькой рубашечке (без лифчика) напоминала капитана школьной спортивной команды. Она растерялась, когда я заказал негрони, самый убойный из всех известных человечеству напитков. Но ингредиенты оказались в наличии, я объяснил, как их смешивать, и даже разрешил сделать маленький глоток.
— Фу! — сказала она и поморщилась. — Пахнет лекарством.
— А это и есть лекарство, — сказал я. — От всех болезней.
— Мне нравится абрикосовый бренди, — объявила она.
Тогда я заказал для нее абрикосовый бренди и спросил, где найти типичный флоридский ресторан со свежими дарами моря. Она порекомендовала местечко под названием «Краб-Палас» на Федеральном шоссе с разумными ценами.
Я прикончил две порции негрони и выдал ей крупные чаевые.
— У вас сегодня праздник? — крикнула она мне вслед.
«Краб-Палас» — это что-то. Деревянные кухонные столы вместо скатертей застланы газетами, пиво подают в банках, подавальщицы бухают перед тобой тарелку с апломбом манхэттенских официантов, вытягивающих пробку из бутылки «Икема».
Обнаружились, однако, и некоторые изыски. На каждом столе бутылочка шерри, чтоб поливать креветки или суфле из омара. В наборе специй — я подсчитал — семь разных видов перца: перец в зернах, молотый перец, стручковый перец, а на одной баночке просто написано: «Особый перец».
Я заказал похлебку из моллюсков и огромное блюдо щупальцев аляскинских королевских крабов, которые надо было дробить палкой на длинной цепочке, прикованной к столу. Еще я ел хрустящую жареную картошку, салат с домашним чесночным соусом, выпил две банки пива «Роллинг-Рок». Закончил куском лаймового пирога. Такой обед надолго запомнится.
При выходе, оплачивая счет, я заметил, что здесь продаются майки с надписью: «Я ПОЕЛ КРАБОВ», — и купил парочку, одну для Марты, другую для Никки.
Около полуночи побродил по пляжу перед мотелем. Со мной была фляжка коньяку — порция снотворного.
Полная луна заливала серебром мягкое тяжелое море. Веял тихий солоноватый ветерок. Я слышал шелест пальм и видел вдали мерцающие огоньки проходящих судов.
Красиво, но через пять минут я вернулся к себе и лег в постель. Для городского парня вроде меня этих красот вполне достаточно.
В четверг утром я нашел в аптеке утренний выпуск «Нью-Йорк таймс». Купив газету, просмотрел ее в местном «Макдональдсе» за яичницей с двумя чашками черного кофе.
Интересующее меня сообщение затерялось на самом краешке семнадцатой страницы. Коротенькая заметка извещала, что нью-йоркская полиция обнаружила на Восточной Пятьдесят восьмой улице «заведение», подозреваемое в противозаконном сбыте наркотиков. Под стражу взят некий Уолкотт Сэндз, постоянное место жительства неизвестно.
Утро я провел на пляже, купаясь и загорая. Потом вздремнул. Часа в четыре оделся и снова пошел в тот же самый коктейль-бар.
Барменша-капитанша была на месте. На этот раз в облегающем свитере с надписью «ПАТ» на груди.
— Пат — это ваше имя или шахматный термин? — спросил я.
— Да ну вас, — захихикала она. — Опять закажете ниггерони?
— Негрони, — поправил я. — Хотелось бы.
Она была юной и свежей. По плечам рассыпались длинные светлые волосы, почти белые.
Когда она принесла выпивку, я поинтересовался:
— Вы работаете сегодня вечером?
— Заканчиваю в восемь.
— Может, пообедаете со мной в «Краб-Паласе»?
— Идет, — охотно согласилась она. — Я вожу вон тот старенький маленький «пинто». Встретимся здесь в восемь тридцать.
— Прекрасно.
— А как вас зовут?
— Питер.
— Ой! — засмеялась она. — Как пышно!
Вечером я впервые в жизни попробовал зубатку. Ничего, но включать ее в свое ежедневное меню я бы не стал. Пат съела две порции жареного дельфина.
— Мне нравится, — объяснила она, — и стоит одинаково, сколько ни съешь.
— Как насчет картошки и пива? — спросил я.
— Давай, — согласилась она.
Выйдя из «Краб-Паласа», я предложил:
— Зайдем ко мне, выпьем?
— О’кей, — сказала она. — Ты вперед, а я в «пинто» — следом.
В номере мотеля, пока я смешивал джин с тоником, она внимательно осматривалась, заглянула в шкаф и буфет, испытала на мягкость кровати, сунула нос в духовку.