Опираясь на пол одной рукой, он протянул вторую к Василиску, который все это время лежал в кобуре, но пальцы наткнулись на печать Вулкана и сжали ее, как будто к ней крепилась нить его жизни.
В древние времена — до имперской эры просвещения и науки — люди приписывали суевериям силу. Они говорили, что вера может породить чудо. Для благочестивого человека вера в великое и чистое была мечом в борьбе с Древней ночью.
Нумеон не верил во все мифы Ноктюрна, но он верил в Вулкана, а потому поднял печать примарха над головой, как очистительный огонь.
Остро чувствуя важность этого жеста и этого момента, он взревел:
— Вулкан жив!
Увидев печать, Ксенут Сул замер. Как и в случае с несчастным Инвиглио, эта пауза оказалась решающей.
Камеру огласило эхо трех мощных взрывных выстрелов, и Ксенут Сул дернулся, когда масс-реактивные снаряды сдетонировали в его изуродованном теле.
Рыча от боли, он вышел из транса и наконец обратил внимание на противников.
Зитос, Вар’кир и два Ультрамарина из караульного помещения стояли, направив болтеры на Освободившегося.
— Вниз! — крикнул Зитос.
Нумеон из последних сил бросился в сторону, а в Ксенута Сула ударил шторм снарядов, сдирая с него куски плоти, кости и брони. Освободившийся покачнулся под этим мощным обстрелом, но не погиб.
В воздухе, пропитавшемся дымом и вонью кордита, разнесся презрительный смех Ксенута Сула, чья плоть уже начала срастаться.
Но Зитос не закончил.
— Перезаряжай!
Понимая, что сейчас будет еще один залп, Ксенут Сул приготовился бежать на воинов, ведущих стрельбу из коридора.
Но Тиэль уже был на ногах. И в его руке потрескивал электромагнитный меч.
— Давай попробуем еще раз, за Инвиглио, — сказал он монстру и вонзил клинок прямо туда, где должно было находиться сердце Ксенута Сула.
В Освободившегося ударил второй град снарядов. Извиваясь и осыпая их проклятиями, он медленно распадался на части.
Когда буря снарядов утихла, Нумеон тяжело поднялся на ноги. Он был ранен, но ему хватит сил покончить с этим.
— Ты слаб, — сказал он, вновь поднимая Драукорос, — потому что нечист. И слишком глуп, чтобы осознать это. Я покажу тебе…
Он взмахнул мечом.
Ксенут Сул округлил глаза, человеческое лицо исказилось от страха, и его голова слетела с плеч.
Обезглавленный труп упал на колени и завалился вперед.
— Трон, ну и уродливый ублюдок, — сплюнул Тиэль, вытирая окровавленный клинок выключенного меча.
Он перевел взгляд на Инвиглио. Тот не был первой потерей среди Отмеченных Красным, но каждая смерть ранила его, как ножом.
— Нужно перекрыть все выходы из Восточной цитадели, — сказал Нумеон.
— Толку будет немного, — ответил Тиэль, но кивнул двум Ультрамаринам из караула, чтобы те занялись этим.
Нумеон же произнес вслух то, о чем думали все они.
— Бартуса Нарек исчез, но не по вине врага.
Глава 14
Смыкая ряды
Магна Макрагг Цивитас, «Пепельный квартал»
В оружейном зале тьму нарушали небольшие островки света вокруг тихо потрескивающих костров. У подножия жаровен собрался серый пепел: остатки углей и сожженные подношения. Даже воздух почернел, пропитавшись сажей и резким запахом золы. Жара сгущала его, тени дрожали в мареве, а собравшихся укрывала удушливая дымка.
Шестьдесят шесть воинов собрались в сумраке. Они сутулились и выглядели неуклюжими в своих темнозеленых доспехах, но горящие углями глаза и черная, как сажа, прочная, как оникс, кожа придавали им дьявольский вид, и жители Цивитас разумно старались держаться от них подальше.
Оружейный зал и часть прилежащей территории были когда-то частью городского района, но теперь принадлежали рожденным в огне. Однако шестьдесят шесть получили его не силой или прямыми угрозами, а лишь потому, что остались здесь, и потому что имели странные обычаи. Некоторые местные жители теперь называли это место «Пепельный квартал».
Рек’ор Ксафен затянулся трубкой с рагой, выдохнул дым с запахом застывшей лавы и спросил:
— У нас вообще есть корабль?
— «Харибда» уже ждет в доке.
Жесткий взгляд Ксафена отыскал среди Саламандр Гарго, и воин нахмурился, невольно подчеркнув шрам, пересекавший лицо по диагонали. Ксафен принадлежал к числу немногочисленных пирокластов. До Резни он был вспыльчив, теперь же он всегда готов был взорваться — во всяком случае, так нередко говорил Вар’кир.
— Это корыто? Чудо, что оно вообще выбралось с Истваана V. Как мы полетим на нем сквозь Гибельный шторм?
У Игена Гарго были тронутые алебастрово-белой сединой волосы, а подбородок украшала узкая борода. Невысокого роста, но сильный, с широкими плечами кузнеца, он казался еще массивнее и грознее, стоя со сложенными на груди руками.
— Корабль крепок, — сказал он. — А его капитан силен. Адиссиан говорит, что «Харибда» справится, и я ему верю.
Ксафена это не впечатлило.
— Ты слишком много времени проводишь со смертными.
— Они наши братья, Ксафен, — мягко одернул ветерана Вар’кир. — И мы должны доверять им или не доверять вообще никому.
Его черные доспехи почти сливались с кожей, и он казался невидимым — только горели огненно-красные глаза и выделялась полоса белых волос, разделявшая надвое голову. Он выглядел усталым после недавнего боя с Освободившимся Ксенутом Сулом.
— Ты видел это в огне, капеллан? — спросил Гарго, надеясь узнать о каком-нибудь предвестии.
Теперь даже в эзотерическом Прометеевом культе редко прибегали к подобным практикам. Большинство считало, что им нет места в светской галактике, которую пытался создать Империум.
Но недавно суеверия и древние обычаи начали возрождаться.
— Нет, — признался Вар’кир, помрачнев, — но в последнее время от меня многое укрывалось.
Он нахмурился еще больше, раздосадованный побегом Бартусы Нарека.
За столом зияло одно пустое место. Собравшиеся в оружейном зале старались не смотреть на него, даже когда с соседнего стула встал воин.
Зитос положил закованные в металл руки на тяжелое лакированное дерево, и стол заскрипел под его весом, несмотря на кажущуюся прочность.
— Послушайте, — сказал Зитос, который имел звание сержанта, но для обитателей зала, вынесенных варпом на Макрагг, значил гораздо больше. — Вар’кир прав. Как мы теперь знаем, союзников здесь у нас немного. Вулкан исчез, предатель бежал — больше ничто не держит нас на Макрагге. — Пламя бросало дрожащий свет на жесткие черты его эбенового лица, подчеркивая молодость, и отражалось от безволосого черепа. — Мы — Погребальный Огонь, а потому должны пройти все испытания… ради Вулкана.
Ему ответили одобрительным бормотанием. Только Ксафен, на протяжении всей речи сжигавший Зитоса взглядом, не присоединился к хору голосов.
— Я верю Игену Гарго, когда он говорит, что «Харибда» готова. И я встречал Коло Адиссиана и знаю, что он честен и смел. О лучшем капитане и мечтать нельзя. Фар’кор Зонн со мной согласен.
Зитос перевел взгляд на технодесантника, который кивнул, отчего гироскопы в аугментированной шее коротко зажужжали.
— Значит, нам нужно принять решение, — сказал Зитос, окидывая взглядом всех скрытых тенями собравшихся. — Мы можем остаться и вступить в новый крестовый поход Жиллимана…
— Это будет политическим назначением, не более, — фыркнул Ксафен, но большинство с ним согласились. — Мне совсем не хочется, чтобы немногие выжившие Саламандры были частью какой-то макраггской пропаганды.
— И мне — сказал Абидеми.
— И мне, — добавил Дакар.
К ним присоединились другие голоса. Только Вар’кир и Зонн молчали.
Зитос кивнул, довольный всеобщей поддержкой и полный решимости.
— Тогда мы улетим и присоединимся к тем, кто еще защищает Трон за пределами Ультрамара.
— Есть третий вариант, — заметил Вар’кир, когда шум возмущения утих.
На него обратились горящие в сумраке глаза.
— Ноктюрн, — коротко сказал он.
Ксафен нахмурился. Даже на фоне братьев его жажда отомстить предателям была так сильна, что переходила в буйность.
— Ноктюрн? Сквозь шторм, полный опасностей? Я хочу умереть в битве, а не на борту плетущейся домой развалины.
— Ради Вулкана, — ответил Вар’кир, и в зале опять воцарилась торжественная задумчивость.
— Вулкан пропал, — сказал Ксафен, который горевал не меньше остальных, но предпочитал заглушать боль с помощью злости и обвинений. — Пепел и дым, ты сам это сказал, капеллан.
— Нумеон верит, — заметил Зитос, что вызвало у Ксафена очередной приступ гнева.
— Я знаю об Артелле Нумеоне только то, что когда-то он был великим воином.
— Он им остается, брат, — перебил Гарго, процедив слова сквозь стиснутые зубы.
Вдруг он скривился и схватился за плечо.
— Еще болит, да? — поинтересовался Ксафен, не сумев сдержать природную агрессивность. — Вот только мы все что-то потеряли на Истваане.
Некоторые закивали. Гарго отвел взгляд от пирокласта и постарался не обращать внимания на боль.
— Нумеон также наш командир, потому что другого нет, — парировал Вар’кир, возвращаясь к главному вопросу. Он покосился на удрученного Зитоса.
— Командир, который не хочет командовать, — ответил Ксафен и раскинул руки в стороны, указывая на всех присутствующих. — И где он? Мы собираемся, пытаемся найти выход, а его нигде не видно. Только пустой стул о нем напоминает.
Иген Гарго устранился от беседы. Зал наполнился тихими спорами, но они быстро утихли.
Даже Зитос не знал, что сказать. Хотя он почитал за честь вести своих братьев и знал, что в глубине души ему будет этого не хватать, он все же ликовал, когда Нумеон вернулся, дабы подхватить упавшее знамя магистра легиона.
У Вар’кира хватило смелости ответить покрытому шрамами ветерану:
— Он в трауре, Ксафен, вот где. Он оплакивает мертвого.
Глава 15
Безнадёжные дела
Магна Макрагг Цивитас, Мемориальные сады
Вар’кир назвал их садами, но Нумеон не заметил в них ничего красивого. За время, проведенное на Макрагге, он видел демона в недрах Восточной цитадели и пустой мемориальный зал, в котором должен был покоиться его отец, но никакой красоты.
Перед ним раскинулась тусклая территория с черными орхидеями, бледными лилиями, гранитом и холодным мрамором на темной земле. Внутреннее спокойствие было нежеланным гостем в этой обители горя и боли. Могилы и мавзолеи уходили во все стороны, и повсюду высились статуи, навеки облаченные в траурную броню, застывшие в лучший миг тающего величия.
Холодный ветер продувал пристанище мертвых, волнуя поверхность илистой воды в облицованных камнем каналах. От него немела душа и кололо льдом в сердце.
— Я гнев, — тихо сказал он призракам, — что стоит одиноко в ваших длинных тенях.
— Мрачные слова для мрачного момента, — раздался низкий, хриплый голос.
Нумеон обнажил меч.
— Кто здесь? — грозно спросил он, вспоминая рассказ Тиэля о двойниках и ренегатах в Цивитас.
Из темноты вышел высокий, массивный воин, столь же мрачный и грозный в своей черной броне, как каменные погребальные статуи. Сомнений быть не могло.
— Я Лев Эль’Джонсон.
— Я знаю, кто вы, — ответил Нумеон, опуская меч. — Лев, примарх Темных Ангелов.
На Нумеона смотрели глаза с тяжелыми веками. Примарх, обладатель гривы длинных светлых волос, возвышался на Саламандрой, и был абсолютно непроницаем.
Он протянул Нумеону руку в латной перчатке.
— Будем считать это официальным знакомством, — сказал Лев. — Я хотел поговорить с магистром Саламандр наедине.
— У меня нет права на этот титул.
— Только у тебя оно и есть, капитан.
— В таком случае он мне не нужен. Чего вы от меня хотите, милорд?
Лев опустил руку, сохраняя непроницаемое выражение лица.
— Чтобы ты меня выслушал, — ответил он, делая шаг к темноте.
На спине у него висел огромный меч с гардой в виде крыльев — к счастью, в ножнах.
— Я слушаю, — несколько настороженно сказал Нумеон.
— Ты не согласен с политикой на Макрагге, верно, Нумеон?
— Сейчас мне нет до нее дела. Я пришел сюда, чтобы побыть наедине с собой.
— С собой и своим горем? Своим гневом?
— С обоими. С любым из них. Какая повелителю Темных Ангелов разница?
— Мне просто интересно. Я вижу легионера, который до боли хочет вернуться на свою планету, и думаю: что он испытывает?
— Отчаяние, удушье. Вы этого ожидали?
— Нет, — ответил примарх. — Тебя просто притягивает Ноктюрн или тобой движет что-то иное?
— Меня отталкивает Макрагг, вы это хотели спросить?
Лев помолчал, раздумывая над ответом.
— Не совсем. Не Макрагг.
— Значит, вы имеете в виду идеалы лорда Жиллимана.
Лев не ответил, но Нумеон вдруг почувствовал, что его изучают. Саламандра прищурился.
— Вы не согласны.
И опять Лев оставил свои мысли при себе.
— Я не хочу быть политической пешкой в играх, которые тут ведутся. Они противны мне даже больше, чем сержанту Тиэлю.
— Многие разделяют твои чувства, — ответил наконец примарх. — Некоторые говорят, что мы слишком быстро поставили крест на Терре. Мне кажется, ты тоже не из тех, кто легко бросает безнадежное дело. Иногда нам не остается ничего, кроме безнадежных дел.
Нумеон горько рассмеялся:
— Оглянитесь по сторонам, милорд. Мы стоим среди могил. Думаете, я пришел сюда, потому что твердо верю в безнадежное дело?
Лев покачал головой:
— Не хочу показаться грубым, но не забывай, с кем разговариваешь.
В его голосе звучало предостережение, а доспехи, кольчуга и гигантский меч за спиной придавали ему весомости. За подбитым мехом плащом, который ниспадал с плеч, таились еще более глубокие тени, словно отражая загадочную и непредсказуемую натуру Льва.
Впервые с начала разговора у Нумеона появились причины беспокоиться.
— Я пришел сюда, чтобы оплакать отца, — извиняющимся тоном сказал он. — Чтобы обрести покой.
Лев поклонился и ответил:
— В таком случае я не буду тебе мешать. Но помни мои слова, Нумеон. Никто крестов не ставит.
— А что насчет Калибана?
На лице Льва недовольно дрогнул нерв, но это произошло так быстро и незаметно, что Нумеон почти готов был списать это на воображение. Почти.
— Оплакивай моего брата Вулкана, как делаю и я, — сказал примарх, отступая в тенистые заросли сада, — но не надейся обрести покой.
Слова прозвучали горько, но прежде, чем Нумеон успел спросить об этом, Лев развернулся, взмахнув плащом, и исчез в темноте.
Нумеон несколько мгновений стоял в одиночестве. Он только сейчас заметил, как колотится сердце. Неожиданная встреча со Львом его встревожила, и он задумался, какие же цели преследовал Темный Ангел. Его слова казались правдой.
«Иногда нам не остается ничего, кроме безнадежных дел», — осознал он.
Его жизнь вновь обрела смысл, однако вместе с ним пришли горе и боль. Он так долго отрицал неоспоримую правду, но теперь принял ее.
Вулкан был мертв.
Его отец не сбежал из саркофага, чтобы вернуться в мир живых. Он обратился в пепел, из которого был создан. Даже его убийца необъяснимым образом исчез из плена, и хотя Жиллиман через посредников заверял Нумеона, что Бартусу Нарека схватят, Саламандра на это и не надеялся. Лорд Макрагга, вопреки своим опасениям поставивший рядом с собой Сангвиния и Льва, больше беспокоился о строительстве своей военной машины, наследии и втором фронте Ультрамара, чем о беглых предателях, пусть даже таких опасных, как вигилятор.
Ни надежды, ни возмездия.
— У меня все отняли, — горько прошептал он.
Возможно, стоило разыскать Льва и продолжить разговор? Но сейчас Нумеон не был готов к этой беседе. Ему требовалось время.
Пройдя через обвитую плющом арку, Нумеон оказался у подножия черной базальтовой лестницы, которая вела к каменной площадке. В середине площадки стоял мемориальный камень, на котором были вырезаны имена погибших на Истваане V. В списке зияли пустоты для еще не известных имен и не подтвержденных смертей.