Сфотографировав разрушенный туннель, на что потребуется всего лишь несколько секунд, Дубашевич исчезнет в лесу. В ту же ночь он перейдет границу в заранее облюбованном месте, на Верховине, напротив горы Пьетрос, проберется к зверолову по кличке «Глухарь» и оттуда доложит в разведцентр, что задание выполнил.
Взрыв туннеля в окрестностях Явора был лишь половиной плана «Бизона». Вторую часть операции «Горная весна» должен был выполнить Хорунжий, второй подручный Джона Файна, по кличке «Ковчег». На его долю предназначался взрыв плотины водохранилища, питающего новую гидроэлектростанцию. И этот взрыв тоже преследовал политическую цель: народ Закарпатья, мол, жестоко сопротивляется Советам.
Роль Джона Файна в этой операции сводилась к тому, что он координировал и направлял должным образом действия своих помощников: «Учителя», «Ковчега» и резидента Крыжа.
Большая лесовозная машина с прицепом спускалась по бывшей графской дороге от дома конторы лесоучастка львовских железнодорожников по направлению к Тиссе. Управлял лесовозом Ступак. Локоть левой руки выставил в спущенное окно дверцы кабины. Кепка сдвинута на затылок. В углу рта прилипла погасшая сигарета.
Дойдя до перекрестка, грузовик свернул налево, как делали все лесовозные машины, но не на большую дорогу, а прямо, на проселок, к Тиссе.
Это сейчас же зафиксировал часовой, стоявший на площадке наблюдательной вышки. Он снял трубку и доложил дежурному по заставе, что по направлению к границе приближается машина.
Дежурный по заставе был старшина Смолярчук. Он подтянул ремень, поправил гимнастерку и выскочил за ворота. Он был встречен радостными возгласами своих товарищей.
- А, вот и старшина! Легок на помине.
На зеленой, еще не вытоптанной лужайке собрались свободные от службы, отдыхающие пограничники. Их было человек восемь. И все они обступили мотоцикл, возле которого, чертыхаясь, колдовал чумазый, с засученными рукавами Тарас Волошенко. Повар приложил черную замасленную руку к козырьку фуражки, улыбнулся.
- Товарищ бывший тракторист, выручайте! Замучила эта капризная кляча.
- Некогда, Тарас, служба.
Лесовоз подходил к заставе. Смолярчук вышел на середину дороги, поднял руку. Лесовоз остановился.
- Куда следуете, товарищ водитель?
Из кабины выглянул шофер. Он, как старому и хорошему знакомому, улыбнулся старшине.
- Не узнаешь, зеленая гвардия? Я ваш постоялец. Вчера нас Алена Ивановна познакомила. Правда, на дворе было темно, могли и не запомнить моего лица. Так запоминайте, старшина! - Ступак снял кепку, пригладил волосы. - Прошу, как говорится, любить и жаловать.
- Слушаюсь, будет исполнено. - Смолярчук был строг. - А пока отвечайте, товарищ постоялец: куда следуете?
- Следую сюда, на заставу, с целым назначением: получить пропуск в погранзону.
- Документы сдали?
- Еще вчера. Через начальника лесоучастка Борисенко.
- Подождите, наведу справки.
Смолярчук скрылся по ту сторону ворот заставы.
Ступак спустился на землю и с простецкой улыбкой на лице, улыбкой рубахи-парня, подошел к пограничникам, щелкнул портсигаром, оделил сигаретами всех желающих.
- Что, браток, не трещит твой драндулет? - спросил он насмешливо.
Волошенко оторвался от мотоцикла, уныло махнул рукой:
- Два часа с окаянным мучаюсь.
- Почему? Искра в землю ушла?
- Дальше! Наверно, в самые тартарары! - Волошенко пнул мотоцикл ногой. - Осточертел ты, сокровище! Язву языка с тобой наживу. Рак сердца и нервов. Скоропостижно состаришься. Не сходимся мы с тобой характерами. Нет родства душ. - Он взял руку шофера Ступака. - Слушай, друг, могу тебе сосватать эту породистую клячу под названием Харлей-Давидсон.
- Ну-ка, дай мне эту клячу.
Ступак деловито вывернул свечи из обоих цилиндров мотоцикла и, осмотрев их, вдруг широко размахнулся, забросил в дальние кусты. Потом, также деловито и молча, подошел к своему лесовозу, достал инструментальный ящик, порылся в нем, нашел две новые, подходящие по размеру свечи, ввернул их в цилиндры мотоцикла. Вытерев руки ветошью, он уверенно расположился в стареньком, с потертой кожей седле, нажал на стартовую рукоятку, дал газ. Мотоцикл оглушительно затрещал, рванул с места, оставляя позади грязносерый хвост дыма.
Пограничники смеялись, глядя на незадачливого водителя мотоцикла. Сдвинув на брови зеленую фуражку, он смущенно скреб стриженый затылок.
Сделав небольшой круг, Ступак вернулся к воротам заставы, сошел с седла, передал руль Волошенко:
- Бери, браток, свою бывшую клячу, катайся на здоровье да помни Николая Григорьевича… Кури, ребята!
И он снова щелкнул портсигаром, оделил всех пограничников сигаретами.
Пока солдаты курили и слушали веселые и копоткие рассказы бывалого шофера, начальник заставы Шапошников и старшина Смолярчук тщательно изучали документы, представленные начальником лесоучастка львовских железнодорожников. Особенное их внимание привлек паспорт. Николай Григорьевич Ступак. Год рождения 1923. Украинец. Уроженец Киевской области. Все необходимые печати на месте. Фотография аккуратно подклеена, и заштемпелеван ее белый краешек. На положенной странице синел трафаретный квадратик, в котором черными чернилами, красиво и четко, добавлено от руки, что владелец паспорта прописан в городе Львове, в 3-м отделении милиции, 7 мая 1947 года, по улице Костюшко, дом 17, кв. 9. И прописка была засвидетельствована замысловатой подписью начальника паспортного стола и круглой гербовой печатью.
Шапошников в десятый раз перелистывал паспорт, вглядывался сквозь лупу в каждую подпись, сделанную на нем. но не обнаружил ни одной подчистки, подделки.
- Да, чистая работа, - сказал он, бросая паспорт на стол. - Выпишите ему пропуск. Старшина, приготовьте дополнительные наряды для прикрытия границы.
Смолярчук с удивлением посмотрел на начальника заставы, но промолчал.
Пропуск был выписан. Вложив его в паспорт, Шапошников вышел за ворота заставы. Смолярчук направился вслед за капитаном.
На зеленой лужайке сидели пограничники. В их дружеском кругу по-хозяйски расположился шофер Ступак. Он играл на гитаре и пел цыганский романс. Все солдаты, кроме Волошенко, с восхищением его слушали. Повар усиленно дымил козьей ножкой и сплевывал через плечо. Выражение его лица было красноречиво: слыхали, мол, такие песни, не удивишь, не тронешь сердца.
Увидев начальника заставы, пограничники поднялись. Ступак оборвал игру и пение, энергично вскочил, ловко приложил руку к козырьку кепки:
- Здравия желаю, товарищ капитан!
- Здравствуйте. Значит, у Ивана Васильевича на жительство остановились? - спросил Шапошников, передав шоферу паспорт и пропуск.
- Так точно, товарищ капитан!
- Хороший старик. Повезло вам на хозяина.
- И мы не хуже хозяина! - Широкая, добродушная улыбка расплылась по лицу Ступака. - Разрешите быть свободным?
Шапошников кивнул и скрылся за воротами заставы.
Ступак развернул на лужайке машину и, поднимая пыль, направился к дороге.
Смолярчук и его товарищи провожали глазами удаляющийся лесовоз.
- Лихой парень! - с завистью и восхищением сказал один из солдат.
- Талант! - добавил другой.
- Родись не красивым, а талантливым.
- Хлюст! - сквозь зубы, с презрением проговорил Тарас Волошенко.
Это суждение повара было таким неожиданным, что все пограничники повернулись к нему, ожидая разъяснения.
Волошенко, так горячо и преданно любивший шутку, раздувавший самую слабую искру юмора, где бы она ни возникала, был непривычно серьезен.
- «Свой в доску» этот ваш талант! - зло сказал он. - Без всякого мыла, как говорится, в друзья лезет. Дюже свой. Верно, товарищ старшина?
Смолярчук для видимости не согласился с Волошенко:
- Не понимаю, Тарас, почему тебе не понравился Николай Григорьевич. Парень как парень, не хуже нас с тобой.
- Души в нем нет, одна кожа да кости, да еще язык-балабоша. Я его насквозь вижу.
- Да ты ему просто завидуешь, - пошутил Смолярчук. - Как же не завидовать! Конкурент объявился. Такой же веселый, как ты, такой же…
Волошенко позволил себе перебить старшину:
- Правильно, я веселый. У меня это от души, а у него притворство. Ваньку он валяет.
«Молодец, Тарас, разбираешься в людях», - подумал Смолярчук. Вслух он сказал:
- Ну, вот что, веселый человек: готовься во внеочередной наряд. Соколов, Филимонов, Тюльпанов - тоже в наряд!
Глава пятнадцатая
В субботу, закончив рабочий день в книжном магазине, Крыж степенно прошагал по привокзальной площади, пересек центр Явора и, отвесив не менее дюжины поклонов знакомым, добрел до Гвардейской, вошел в свой дом и приступил к выполнению тайных обязанностей, обязанностей резидента разведывательного центра «Юг».
Он сдвинул в сторону большой портрет Тараса Шевченко и постучал в дощатый, замаскированный обоями лаз, ведущий в помещение, где нашел себе приют Джон Файн.
Тайник сейчас же раскрылся, и в темном квадрате люка показалась голова «Черногорца».
- Добрый вечер, сэр, - сказал хозяин по-английски.
- Здравствуйте, Крыж, - откликнулся по-английски Файн. - Отработались?
- Отдыхаю до понедельника. Будем обедать?
- С удовольствием. Я порядком проголодался. - Файн потянулся на руках и легко, с акробатической ловкостью выпрыгнул из люка. Потом он вошел в комнату, служившую Крыжу библиотекой. - Есть новости? - спросил он по-русски.
- Есть! Сейчас выкладывать или потом, когда подкрепимся?
- Когда подкрепимся.
Обедали они здесь же, в библиотеке, перед полузавешенным окном, откуда хорошо была видна калитка и садовая дорожка, ведущая к дому. Если кто войдет во двор Крыжа, то не застанет Файна врасплох: он успеет скрыться в тайнике. Оба ели и пили молча, с деланным увлечением, хвастаясь друг перед другом терпением, выдержкой, хладнокровием, умением держать язык за зубами.
Файн первым кончил обед. Отодвинул от себя тарелки, положил локти на стол, закурил.
- Ну, вот и подкрепились. Теперь выкладывайте свои новости, Крыж.
Ковыряя гусиным заостренным перышком в зубах, резидент сказал самым обыкновенным, будничным голосом:
- Привет вам от «Учителя».
- От кого? - Файн сжал руку Крыжа. - От «Учителя»? Так вы его видели?
- Подъехал к моему магазину на лесовозе. Купил «Путеводитель по Закарпатью» и доложил о благополучном своем прибытии и о том, что все идет по плану.
- Вторая удача, слава богу! - Файн молитвенно приложил ладонь к груди. - Теперь можно смело действовать. Вы, кажется, в добрых отношениях с путевым обходчиком Дударем?
- Мы давно подружились с ним. Знаменитый резчик по дереву продает и дарит мне свои изделия, а я ему - редкие книги. Он также научил меня творить из дерева разные безделушки.
- Отлично. Значит, ваше появление в доме Дударя никого не удивит, не привлечет внимания?
- Да, уверен.
- В какие дни вы обычно бывали у своего «друга»?'
- Больше всего по праздникам и субботам.
- Вот и хорошо. Сегодня суббота. Вы сегодня же отправитесь к Дударю. По моим расчетам, «Учитель» остановился на жительство у путевого обходчика.
- Дударь - наш человек? - изумился резидент,
- Нет. Но это сейчас не имеет значения. Как вы думаете, сможет ли Дударь откровенно высказаться перед вами о своем новом постояльце?
- Надеюсь. Если не выскажется сам, я ему помогу.
- Ни в коем случае! Соблюдайте крайнюю осторожность! Не спрашивайте ни о чем. Наоборот, делайте вид, что вас абсолютно не интересует шофер Ступак.
- Слушаюсь.
- И если вы убедитесь, что Ступак находится вне подозрений, то улучите момент и передайте ему слово в слово следующее: «Завтра, в понедельник, приезжайте в Явор, зайдите в магазин Книготорга, где получите инструкцию, что вам надлежит делать». - Файн усмехнулся и лукаво посмотрел на Крыжа: - Не беспокойтесь,.Любомир, до завтра вы будете знать, как проинструктировать Ступака.
Крыж поспешно закивал головой:
- Я не беспокоюсь, сэр. Все будет исполнено в точности, как приказано.
Прихлебывая горячий, янтарного настоя чай из блюдечка, Файн спросил:
- Горные туристы в Яворе имеются?
- Как же! Явор с трех сторон окружен горами. У нас есть даже турбаза.
- А рыбаки? Охотники?
- Имеются и рыбаки и охотники.
- Надеюсь, они под воскресенье не отсиживаются дома, а отправляются на рыбалку, на охоту, в горные походы?
- Да. Чаще всего это бывает по субботам.
- Вот и хорошо. И я сегодня прогуляюсь в горы под видом туриста, - неожиданно для Крыжа объявил Файн.
- Вы? Решили покинуть мое убежище?
- Только на один день.
- Но, сэр, вы… Готовы вы к разного рода осложнениям?
- Конкретнее, Любомир! Вас интересует, есть ли у меня советский паспорт и прочее? Есть все, что надо.
- Я хотел уточнить, сможете ли вы себя чувствовать на советской земле советским человеком.
- Вы сомневаетесь?
- Простите, сэр, но я буду откровенным: да, это меня очень беспокоит.
- Почему? Разве на моем носу стоит фабричная марка? Разве мои уши, лоб, глаза, губы не такие, как у советских людей?
- Такие, но…
- Говорите, Крыж, не заикайтесь.
- Сэр, в вашем облике есть что-то не совсем советское.
Джон Файн рассмеялся, но в глазах его была тревога.
- Красных рогов не хватает? Улыбка не социалистическая? Походка не пролетарская? Взгляд идеологически не выдержанный?
- Вы шутите, а я серьезно озабочен.
- Да в чем дело, Крыж, говорите толком!
- Вам не хватает, сэр, внешней простоты, скромности, я бы сказал - обыкновенности. Вы чувствуете себя самим собой, богатым, независимым, всемогущим человеком, Джоном Файном, а не советским служащим.
- Зря беспокоитесь. Я всемогущ здесь, перед вами, а там… среди советских туристов, я буду таким же, как они все. Дорогой Крыж, я три года был шефом лагеря для перемещенных лиц. Днем и ночью я видел перед собой двенадцать тысяч русских, украинцев, белорусов, слышал их речь, запоминал их характерные черты и так далее и тому подобное. Я даже позволил себе однажды, тренировки ради, пожить в соседнем лагере на положении перемещенного лица - и ничего, сошел за чистокровного русского. Могу быть и украинцем. - Джон Файн легонько ткнул своего собеседника в грудь кулаком. - Так что, любезный, не принижайте моих высоких и давно признанных достоинств.
- Простите, сэр.
- То-то! Будем считать недоразумение ликвидированным. Есть в Яворе такси?
- Сколько угодно.
- Они ходят за город?
- Да, во всех направлениях.
Файн достал из внутреннего кармана пиджака карту Закарпатья, разложил ее на столе.
- Какое место у вас считается наиболее туристским?
- Таких мест у нас много. Оленье урочище, Медвежья поляна, Мраморные скалы. Недалеко от Мраморных скал, вот на этом горном склоне, есть база, где можно за небольшую плату переночевать, закусить, выпить пива, побриться, принять душ.
- Прекрасно. Вот туда я и поеду. Вы меня проводите до стоянки такси. Вернусь в воскресенье вечером. Ждите! - Файн насмешливо посмотрел на резидента. - Почему не спрашиваете, зачем я покидаю такое уютное, безопаснее убежище и с риском для жизни отправляюсь в район Мраморных скал?
- Я уже вам говорил: любопытством не страдаю. Мое дело - исполнять ваши приказания.
- Хоть вы и не страдаете любопытством, все-таки я скажу, зачем мне понадобились эти Мраморные скалы. Я вам полностью доверяю, Крыж. Хочу прогуляться по горам и попутно развернуть в подходящем месте рацию, связаться с центром: доложу обстановку, получу указания. Конечно, для меня это большой риск. Вам бы, Любомир, это дело сподручнее, безопаснее.
- Я готов, сэр, приказывайте.
- Нет, пока вам поручить этого не могу. Первое донесение должно быть послано лично, собственноручно, моим радиопочерком. И я его пошлю во что бы то ни стало.