Ночевка — дело опасное. Заснул крепким сном — а сова воспользуется этим и сцапает тебя, или человек пальнет из ружья. А когда один глаз спит, а другой на страже, толком не выспишься и днем поневоле будешь сонной мухой. В таком состоянии нетрудно прозевать добычу и остаться без обеда. В компании спать намного спокойнее. Сам проспишь опасность — товарищи разбудят. А сообща и от врага отбиться нетрудно.
Зимой вороны обзаводятся огромной «спальней» и устраивают многочисленные совместные ночевки. Они возникают в труднодоступных для человека местах, и горожанам редко случается видеть, как спят эти птицы, но оценить, какие огромные стаи ворон слетаются к ночи, легко. Удобнее всего наблюдать за сбором птиц из окна пригородной электрички. Если в сумерках отправиться из Петербурга в сторону Пушкина, непременно увидишь на фоне серого неба черные силуэты сотен летящих птиц. Это множество ворон летит в одном направлении. А ранним утром из окна электрички можно увидеть тех же птиц, не спеша летящих в сторону города. Воронам пора завтракать, и стая распадается у пригородов, а птицы поодиночке возвращаются на свои кормовые участки.
С наступлением темноты вороны не торопятся в свою «спальню», а сначала собираются вместе. Подлетая к месту сбора, они молча устраиваются на деревьях или просто садятся на землю. Кое-кто приносит в клюве что-то вкусненькое и теперь неторопливо доедает. Им никто не мешает и не пытается отнять у них лакомый кусочек. Когда на месте сбора скапливается достаточно много птиц, они вдруг все разом взлетают и, чернея в небе, направляются в свою общую «спальню».
В одну из недавних зим мне довелось десяток ночей провести в компании ворон. Для ночевки птицы выбрали небольшой заболоченный лесок, затерявшийся среди пустынных низин, где летом деревья стояли до ветвей в воде, а зимой наметало такие сугробы, что через засыпанный снегом кустарник не смог бы пробиться ни один лыжник. В этом лесочке мои друзья летом занимались киносъемкой жизни птиц. Здесь, в колонии дроздов, операторы строили много шалашей. За лето вороны к ним привыкли и напрочь забыли о том, что рядом могут прятаться люди. Этими шалашами я и воспользовался зимой, чтобы воочию увидеть, как проводят ночи вороны. Наблюдения происходили в жестокие морозы в те редкие ночные часы, когда небо бывает на севере чистым, а полная луна позволяет на фоне ярко освещенного неба прекрасно видеть силуэты ворон.
Чтобы не распугать птиц, мне приходилось занимать наблюдательный пост задолго до подлета первых посетителей «спальни». Ночевали вороны, как им и полагается, на деревьях. Прибыв к месту отдыха, они не кидались наперегонки занимать лучшие «постели», а сначала долго кружили над верхушками крон, то стремительно снижаясь, падая чуть ли не до земли, то снова взмывая вверх, видимо, проверяя, не притаился ли внизу коварный враг, и, только убедившись, что опасности нет, начинали рассаживаться по ветвям. А со стороны города еще долго продолжали подлетать все новые и новые стаи, и птицы уже без долгих проволочек занимали свободные места. Умные вороны выбрали для ночевки такую рощу, где всем должно было хватить места. Они не любят тесноты, и даже супружескую пару, все лето дружно выкармливавшую детей, никогда не увидишь сидящей тесно прижавшись друг к другу, как любят спать ласточки. И все же ближе к ночи многие ветви оказываются очень перегруженными и нередко с треском ломались, а птицы, лишившиеся насиженного местечка, возмущенно крича, отправлялись на поиски более надежного пристанища.
Вороны усаживались долго. Особенно капризные меняли два-три места, пока не находили такое, где чувствовали себя комфортно. Спать им приходилось долго: в Петербурге в середине зимы дни коротки, и сон птиц длится не меньше четырнадцати часов. Поэтому они старались устроиться получше, делая на выбранной ветке шаг-другой вправо или влево, несколько минут тратили на вечерний туалет, угомонившись, некоторое время сидели спокойно, вероятно для того, чтобы убедиться, что спать им будет удобно, и наконец засыпали. Только наиболее общительные птицы, видимо, из числа молодых, не торопились уснуть. Походив по ветке, осмотрев ее и своих соседей и убедившись, что здесь никаких развлечений не предвидится, они перелетали на соседнее дерево, а если им не нравилось и там, продолжали поиски или пытались затеять с соседкой игру, дернув за хвост или крыло уже уснувшую птицу. Увы, найти партнера для игры удавалось редко. Разбуженная ворона, чтобы окончательно не разгулять сон, не спорила с шалуньей и не стремилась ее наказать, а молча перелетала на соседнюю ветку, вполголоса обругав нахалку, и снова «ложилась» спать, всем своим видом показывая, что ее нужно оставить в покое.
Зимние ночи длинны. Вороны просыпались еще затемно. Небольшой утренний туалет на скорую руку, и птицы стая за стаей поднимались в воздух, направляясь в сторону города, и возвращались на свои кормовые участки. В городе в это время еще темно, и даже те из нас, кто просыпается рано, обычно не замечают в темноте возвращающихся поодиночке птиц, а когда рассветет, все вороны уже находятся на своих обычных местах, как будто никуда и не улетали. Они чистятся, изредка перелетая с места на место, и кажется, что вороны не проголодались и не спешат приступить к завтраку. А дело в том, что птицы в поисках пищи еще с вечера обшарили все газоны, заглянули во все укромные уголки и сейчас ждут, когда люди проснутся и появятся первые объедки. Вот тогда у птиц начнется новый рабочий день.
Вороны — общительные пернатые. Они дружелюбно относятся друг к другу и легко уживаются со своими ближайшими родственниками — грачами и галками. На зимних ночевках вместе с ними спят и эти птицы, если холода не заставили их откочевать на юг. Родичей не обижают и относятся к ним, как к равноправным членам своего большого коллектива. Ну а если вороны сыты и не очень устали, они всегда готовы затеять какую-нибудь игру и охотно играют с кем угодно: с галкой, медведем, слоном. Когда наши города еще не были оккупированы множеством автомашин, трамваев и троллейбусов, а дома не вырастали в десятиэтажные громадины, на городских окраинах частенько можно было наблюдать игру ворон с собакой.
Участников игры всегда трое: две вороны и собака. Остальные члены вороньего коллектива в игру не вмешиваются Это зрители. Они рассаживаются на соседних деревьях и с интересом наблюдают за тем, что происходит внизу, но соблюдают полный нейтралитет, хотя явно «болеют» за своих. Игра заключается в том, чтобы отнять у собаки кость. Подловив момент, когда безобидный деревенский песик, чтобы скоротать время, займется старой, уже хорошо обглоданной костью, одна из ворон направляется прямиком к псу и останавливается почти у самого его носа. Собаки грызут кости лежа. Из такого положения невозможно совершить внезапный прыжок. Умная ворона это отлично понимает и поэтому держится уверенно, разгуливая так близко, что, пожалуй, смогла бы дотянуться и клюнуть пса.
В это время ее партнерша по игре обходит собаку сзади и, улучив удобный момент, дергает ее за хвост или щиплет за ляжку. Такого нахальства не простит даже самая добродушная собака. Возмущенная, она мгновенно оборачивается, чтобы покарать обидчицу, а этим воспользовалась первая ворона, та, что находится перед псом. Она не мешкая хватает кость и спешит с ней удрать. У нее в прямом смысле слова тяжелая работа. Собаки частенько забавляются с такой большой костью, что птице и по земле такую тяжесть не утащить и уж, конечно, не подняться с ней в воздух. Умные вороны это понимают, но все равно затевают игру. Им хочется лишь подразнить собаку, а сама кость не нужна — на ней нет ничего съедобного.
Я постоянно наблюдал такую игру на маленькой платной автостоянке на берегу реки Пряжки. Стоянку вместе с штатным сторожем охраняла небольшая лохматая собачонка, днем сидящая на цепи у своей будки. Если погода позволяла, вороны затевали игру ежедневно, обычно во второй половине дня. Несколько птиц из местной вороньей стаи имели особые приметы, и я узнавал их «в лицо». Регулярно наблюдая за птичьими забавами, я с удивлением понял, что каждый день игру затевала новая пара, а когда до уже отыгравшей пары доходила очередь на следующую игру, они чаще всего менялись ролями или играли с новыми партнерами.
Для ворон игра облегчалась тем, что песик сидел на цепи, которая не позволяла ему сделать большой бросок, но его это ничуть не огорчало. Собака и птицы были давно знакомы и совсем не боялись друг друга. Пес и не собирался ловить своих обидчиц, да и кость ему была совсем не дорога. Четвероногому партнеру ворон тоже было понятно, что это лишь игра, и, чтобы сделать ее особенно интересной, он принес для забавы большую кость, которую вороне с трудом удавалось сдвинуть с места, и на ночь прятал ее в будке.
Изредка особенно сильная и расторопная ворона все-таки успевала оттащить кость на такое расстояние, до которого пес дотянуться не мог, и тогда игра продолжалась. Нахалки, полностью игнорируя присутствие собаки, находящейся от них всего в десяти сантиметрах, повернувшись к ней спиной, старательно делали вид, что склевывали что-то со своей добычи, а проигравший пес надсадно лаял. По всему было видно, что и воронам, участвовавшим в игре, и их сородичам-зрителям такой финал представлялся особенно удачным.
Вороны и без собаки умеют устраивать веселые игры. Особенно часто они играют в догонялки, точнее, в казаки-разбойники, излюбленную игру молодняка многих животных. Однако вороны играют в догонялки и в весьма солидном возрасте. Игру затевает пара, но затем в нее может включиться вся стая. Затевают ее только на сытый желудок. Зачинщица игры, прихватив с собой что-нибудь съестное — корку хлеба или кусок слипшихся макарон, усаживается со своей добычей на видном месте и начинает неторопливо ковыряться в ней, как бы решая, отправить в рот еще кусочек или не стоит. Если этот запоздалый обед заинтересует какую-нибудь шалунью из игриво настроенных ворон, она спикирует на хозяйку сокровища и постарается выхватить его у нее из-под носа.
Безусловно, ограбленная птица не стерпит обиды и бросится догонять нахалку. Ей на помощь приходят подруги, а воровка будет крутиться на одном месте, петляя между деревьями и столбами, но далеко никуда не улетит. Преследователи норовят выбить у нее из клюва добычу и, если это им удастся, подхватывают ее на лету и удирают. Игра на этом не кончается, только теперь крылатые преследуют нового «разбойника». Когда игра надоест, добычу просто бросают или последняя владелица прячет ее куда-нибудь у всех на виду, но даже если она улетит по своим делам, никто из вороньей компании, в том числе первая хозяйка добычи, не сделает ни малейшей попытки завладеть «сокровищем».
Отнять у сидящей вороны ее добычу удается нечасто, но игра должна начаться, для этого зачинщица и торчала у всех на виду с приманчивым объедком. Атакованная ворона, не дожидаясь новых нападений, подхватив «сокровище», делает вид, что пытается с ним удрать, а нахалка, покусившаяся на чужое добро, становится преследователем. Бывает, что на ворону, пробующую добычу, долго никто не обращает внимания, тогда она с заветным куском в клюве перебирается поближе к какой-нибудь молодой вороне и там продолжает клевать корку или пролетает несколько раз под носом у группы ворон, как бы приглашая их поиграть. В конце концов ей удается раздразнить подруг и вовлечь их в игру.
Ворона — одна из самых умных и интересных птиц. Ее пребывание зимой в городе не наносит ни нам, ни природе ни малейшего вреда, оно даже полезно. Понаблюдайте за этими интересными птицами во время прогулки или из окна своей квартиры, подкормите их, и они будут систематически прилетать к вам на обед и ужин. Здесь, в птичьей столовой, можно подсмотреть много интересного и поучиться у птиц, как следует вести себя «за столом» и другим правилам хорошего тона.
КУ-КУ!
В 1995 году на юге Ленинградской области впервые я услышал кукушку 10 мая. Для поздней весны — рано! Дело в том, что голоса кукушек объявляют о начале лета. Но звучит голос только самца. Его громкое «ку-ку» адресовано самке, означая начало брачного сезона. Свадьбы у кукушек происходят, когда маленькие насекомоядные пичуги — будущие воспитатели их детей — уже заняли гнездовые участки и приступили к строительству гнезда.
О том, что сами кукушки гнезд не вьют, яиц не высиживают и кормлением птенцов себя не обременяют, знают все, хотя на моей памяти еще свежи сенсационные заверения «народного академика» Лысенко о том, что кукушата появляются в гнездах маленьких птичек в порядке обычного видообразования. Он утверждал, что многие птицы способны породить кукушонка точно так же, как ель может родить сосну, а березка — осину, и подтверждал это тем, что якобы никто никогда не видел, как кукушка подкладывает яйца в чужие гнезда, и все это выдумки глупых натуралистов. Действительно, подсмотреть, как кукушка одаривает мелких птах своими яйцами, редко кому удается. Коварные самки странствуют по большому участку леса, и где они появятся в очередной раз, в какое гнездо положат свое яйцо, предугадать невозможно. К тому же эти птицы очень осторожны и у гнезда, в которое должны положить яичко, голоса не подают. Кукушки проделывают эту неблаговидную работу настолько скрытно, что даже хозяева гнезд обычно не замечают, кто и когда подложил яйцо. Где уж людям подсмотреть за проделками бессовестных существ.
Мне посчастливилось (именно посчастливилось!) видеть это два раза, и то лишь благодаря тому, что я много дней посвятил наблюдениям за семейной жизнью наших птиц и начинал следить за ними еще в период строительства гнезд. В первый раз я увидел, как кукушка снесла яйцо в гнезде горихвостки. Она появилась, когда хозяева отсутствовали, и, присев, пробыла в гнезде не больше тридцати секунд. Мне даже в голову не пришло, что она успела выполнить свой замысел, но, заглянув в семейную колыбельку горихвосток, я насчитал в нем не три, а уже четыре яйца. Самца, который чаще всего в этот момент сопровождает свою наглую супругу, я в тот раз не заметил.
Во втором случае приемными родителями кукушонка должны были стать серые мухоловки. Хозяева гнезда застукали появившуюся на их участке кукушку и подняли шум. Вот тут-то и появился самец, принявший удар на себя. Немного покружив по участку, он позволил возмущенным хозяевам прогнать себя, но отступал не торопясь, и, пока мухоловки с ним воевали, его супруга подложила свое яйцо.
Наши обыкновенные кукушки воспитателями своих детей выбирают более ста пятидесяти видов птиц, но это вовсе не означает, что для каждой самки привлекательно гнездо любой из них. Яйца кукушек окрашены весьма разнообразно. Самка выбирает кладку только тех видов птиц, яйца которых и по размеру, и по окраске похожи на ее собственные. Видимо, она сама родилась в гнезде с такими же яйцами.
Процедура подкладывания яйца — дело весьма ответственное. Малейшая оплошность — и ребенок обречен на гибель. Важно, чтобы хозяева гнезда не заметили подвоха. Крапивники и славки, обнаружив в своем гнезде чужое яйцо, оставляют кладку. Камышевки и горихвостки, понимая, что на всех кукушек новых гнезд не напасешься, ограничиваются лишь тем, что свивают в гнезде другую подстилку, поверх уже отложенных яиц, и начинают откладывать новые. Более сообразительные птицы чужое яйцо выбрасывают. Поэтому европейская обыкновенная, красная африканская и другие кукушки выбирают гнезда с неполной кладкой или выбрасывают из них лишнее яйцо. Если гнездо большое и прочное, кукушка просто садится в него и тут же откладывает яйцо. В маленькие гнезда, особенно имеющие крышу или устроенные в дуплах, ей не забраться, поэтому приходится откладывать яйцо на земле, а затем, взяв в клюв, водворять его на место.
Приемные родители могут распознать чужака и среди птенцов. Но часто юные кукушата похожи на сводных братьев и сестер. У птенца царской кукушки даже ротовые пятна и бугорки в углу рта совершенно такие же, как у соседей по гнезду. Только это его и спасает. Насколько трудно кукушонку вырасти в чужом гнезде, подтверждает анализ, сделанный в Англии. Местные кукушки разыскивают и используют 2–4 процента всех гнезд мелких птиц, но только в семьях горных коньков кукушатам живется сносно. Здесь их выживает 76 процентов, а у остальных птичек — меньше половины. Чтобы выжить, юным подкидышам приходится быть расторопными. Развитие их протекает интенсивнее, чем яиц приемных родителей, да и расти кукушонку нужно значительно быстрее своих соседей по гнезду. А еще лучше, если он отделается от «конкурентов», выбросив из гнезда яйца или остальных птенцов. Как известно, дети нашей кукушки именно так и поступают: избавляются от птенцов своих благодетелей в первые трое суток после их рождения.