— Во! Именно так.
— А чего ты хочешь?
Толокошин засунул лимончик в рот, почти не жуя, проглотил и вытер руки о салфетку. Костя понял, что сейчас разговор пойдет о серьезных вещах.
— Ты про Липинского слышал?
— Конечно.
— А про то, как он уходил за рубеж, слышал?
— По ящику долго трещали. Слышал.
— На что это похоже? По-твоему. — Александр Степанович взял в руки бутылку, повертел ее, снова поставил на стол, потрогал бороду. То ли волновался, то ли делал вид. За долгие годы работы в политике Толокошин знал цену и притворному волнению, и притворной твердости.
— На капитальную подставу похоже. Я уж не знаю, специально или нет, но такое ощущение, что все, прости, обосрались.
— Можешь не извиняться, потому что почти так все и выглядит. Я тебя знаю давно, слежу за тобой…
— Да? — Константин удивленно поднял брови.
— Нет, — замахал руками Толокошин. — Не про то ты подумал! Я в смысле за твоими работами слежу, ты же все публикуешь…
— Только в Интернете…
— Вот там и слежу. Хорошо все, хоть и не со всем согласен. Ну да ладно. Не про то… В общем, получается такая петрушка. Я могу тебе рассказать о подробностях дела, только если ты согласишься сотрудничать.
— Сотрудничать? Звучит как-то…
— Слушай, что у тебя за склад мышления такой, к словам цепляться? Если бы я твои труды не читал, то подумал бы, что ты демократ махровый и диссидент. Не сотрудничать, а работать! Так лучше?
— Лучше.
— Так и получается, что наш дальнейший разговор должен протекать только после твоего согласия и, более того, в другом месте.
— Ты меня все-таки пугаешь.
— Ничуть. — Толокошин опрокинул рюмочку.
— Но общие-то черты работы я могу узнать?
— Можешь. Ничего такого, к чему ты не привык. Все та же работа мозга.
— В какой области?
— В области идеологии.
— Ха! Согласен! Но только ты учти, моя идеология вполне может отличаться от общепринятого образца.
— Без проблем. — Толокошин поставил рюмочку и встал. — Поехали.
— Куда?
— К Президенту…
Глава 5
Один форум:
«"…как только первые деньги появились — их тратят не на развитие экономики, а строят сразу новые „курски" и прочую военную х***ю».
Из статьи «Опасность сильной России»:
«Патриотизм не сможет быть основой успешной государственной политики вXXIвеке».
Президент был совсем не такой, каким его представлял себе Константин. Президент был обычным. В нем не было медвежьей неповоротливости Бывшего, не было взрывной непосредственности Главного Скандалиста страны, в глазах не было тоскливого пораженчества, как у Главного Коммуниста. С Принцем-Администратором его тоже сравнить было трудно, поскольку это был уже не принц.
— Вы как-то странно меня рассматриваете, — сказал Президент, пожав руку Косте и усаживаясь в кресло.
Орлов почувствовал неожиданное неудобство. Однако еще университетское стремление не стесняться лиц начальствующих и привитое всеми философами мира презрение к власти не позволило выказать смущения.
— Просто вас представляют в совершенно разных ипостасях. В основном неверных. Точнее, не соответствующих реальному положению дел.
— Вот как? Интересно. Пока ничего хлеще «Крошки Цахеса» я не слышал.
— Ну нет. — Константин махнул рукой. Этот простой жест позволил освободиться от рефлекторной скованности, которая может появиться у каждого, кого с утра тащат в Кремль. И не от робости, нет. Просто процедуры проверки, контроля и проверки контроля, взгляды охраны, смахивающие на рентген, колючее ощущение, что в затылок тебе не только смотрят, а уже даже целятся, все это способно вогнать в ступор любого человека. — Крошка Цахес — это так… Мелкое хамство, не более. Дело в образе.
— Не совсем понимаю.
— Ну, разные группы населения склонны рассматривать вас… в соответствии со своими желаниями. В идеале, конечно, этим группам хотелось бы воздействовать на вас соответствующим образом.
— То есть?
— Например, демократический Президент. Это такое явление, которое поддерживает демократический миф о порядке. То есть когда вокруг такая благодать произрастает, такое благорастворение воздухов и бланманже, что на красный свет не переходит никто только от сознательности, даже если машин нету. Каждый окурочек в урну летит, а урна вся блестящая и красивая. Никто тебе плохого слова не скажет, все друг другу верят на слово, а государство оное, понятное дело, член НАТО. Полиция, понятное дело, только тем и занимается, что старушек через улицу водит туда-сюда да мафию русскую гоняет.
— Стоп. — Президент ухмыльнулся. — Откуда русская мафия взялась?
— Из России. Вероятно, потому, что демократическое понятие порядка не подразумевает нахождения мечтающего о нем демократа в Российской Федерации. Так уж получается. И Президент, как отражение принципа, должен всячески способствовать переселению демократов в страны с вышеуказанным Порядком.
— Ну хорошо, с этим все понятно. А другой вариант?
— Другой вариант — условно патриотический.
— Равно как и первый условно демократический.
— Не совсем. Первый вариант — это не условность, а такая интересная адаптация демократии к русским условиям. Точнее, к русским демократам. У нас получилось несколько наоборот. Не так, как у всех, что, впрочем, неудивительно. У нас не демократия породила демократов, а демократы, какими были, породили демократию. Яблоня от яблока, а в нашем случае именно так. недалеко падает. Так что каков отец, таков и сын. Потому демократия у нас особенная, слегка того… Ликом зверовата.
— Ладно. — Президент откинулся в кресле. — А условно патриотический вариант?
— Тут ничего оригинального нет. Грохочут сапоги, маршируют колонны, шагают грозные патрули. А на Красной площади выступает, днем и ночью, Вождь. В мундире, без лица, с блестящими пуговицами.
— Тоже весело. Только мне мундир не подходит…
— Образно можно сказать, что демократы ждали от вас похорошевшего Гайдара, а патриоты — усовершенствованного Лебедя. А то, что мундир не подходит, так это я сразу приметил.
— Ага, так я, по-вашему, не подхожу ни под один из этих… ээ… стереотипов?
— Не подходите.
— Почему?
— Потому что вы выглядите как человек, способный навести обычный, нормальный, правильный чиновничий порядок. Чтобы поезда ходили по расписанию, а чиновники вовремя подписывали соответствующие бумаги, армия воевала, а не строила дачи.
— Принц-администратор?
— Все-таки просто администратор. Я как-то не склонен к монархической идее.
— Понятно. Значит, таково ваше первое мнение?
— Совершенно верно.
— Ну, вот и хорошо. Всегда приятно знать, что о тебе думает собеседник. — Президент переложил какие-то бумаги на столе.
«Разведчик, блин… — немного ошарашенно подумал Константин. — Сначала подманят, а потом бряк»,
— Но давайте перейдем к делу. Вы, наверное, слышали про то, каким образом гражданин Липинский покинул Российскую Федерацию.
— В общих чертах. — Орлов окинул комнату тоскливым взглядом. Неожиданно и остро захотелось кофе.
— Что-то ищете? — спросил Президент.
Костя, в очередной раз помянув недобрым словом разведку, проворчал:
— Кофеварку, если честно. Когда речь идет о делах, мне очень хочется кофе.
— Сейчас. — Президент утопил кнопку, дверь позади Константина приоткрылась. — Кофе.
Дверь тихо закрылась, раньше, чем Орлов успел повернуться.
— Тогда давайте подождем о главном, пусть принесут все, что необходимо. Может быть, еще что-то?
— Нет…
— Вы не делаете записей?
— Нет. — Константин развел руками. — Все в голове. Самый главный компьютер.
— Замечательно. Редкое качество сейчас. — Президент замолчал, словно прислушиваясь к чему-то, а затем продолжил: — В беседе со мной Александр Степанович Толокошии порекомендовал вас как специалиста в области… эээ… идеологии. Вы об этом знаете?
— Меня?! — Константин пораженно уставился на Президента.
— Именно вас. Разве это не так?
— Ну… В общем-то так, но боюсь… Хотя смотря для чего вам все это нужно. По моему мнению, та идеология, если это можно так назвать, которую пропагандирую я, никак не укладывается в рамки… ээ… государственного устройства России.
— Именно этого я от вас и жду. Мне нет нужды искать идеологов из числа тех, кто укладывается. Они и так имеются. Немного позже вы сможете посмотреть на плоды их трудов. А сейчас… — Сзади щелкнул замок, Орлов обернулся. В комнату вошла милая девушка, несущая на подносе две чашечки, кофейник, сахарницу и сливки. — А сейчас кофе.
— Замечательно. — Константин взял предложенную чашечку.
— Сахар, сливки? — спросила девушка, голос у нее был чуточку низковат.
«Миленькая», — подумал Костя.
— Спасибо, я сам…
Когда за девушкой закрылась дверь, Президент продолжил:
— Так вот, о Липинском. На данный момент мы имеем огромную проблему.
— Да уж…
— Все гораздо хуже, чем вы можете представить. Тот факт, что это происшествие играет на руку моим политическим оппонентам, думаю, вас не сильно встревожит. В конце концов, политические игры на то и придуманы. То, что ФСБ не смогла задержать олигарха, конечно, досадно, но пережить это можно. Переговоры с Лондоном затянутся, а может быть, даже окажутся безрезультатными. Тоже ничего. У страны есть и другие заботы. Погибли люди. Это вы знаете. И с этим ничего не поделать. Но есть одна действительно серьезная проблема.
— Если она серьезней того, что вы перечислили, то я даже боюсь загадывать.
— Серьезней. Проблема называется — милиция. Согласно предварительным данным, которые предоставило расследование, всего этого бардака можно было избежать, если бы милиция не была, как бы это выразиться…
— Подкуплена?
— Да. То есть сейчас мы имеем внутреннюю армию, которая не лояльна Закону! Мы, государство, граждане, вы и я, кормим армию людей, которые не выполняют своих прямых обязанностей и, более того, наносят вред. Контрреволюция семнадцатого года — мелкие брызги по сравнению с этим.
Орлов налил еще кофе, добавил сливок и встал.
Потом спохватился и снова сел.
— Вы извините, привычка.
— Ничего. Так вот, проблема сейчас не в том, чтобы придумать что-то, чтобы удержать этих людей под контролем, они до определенного предела лояльны. Сейчас мы должны сделать нечто, что сразу даст понять: Закон не может быть нарушен. Его нельзя купить. Продать. Его можно только исполнять.
— Я правильно понимаю…
— И при этом мы не можем пользоваться всей палитрой красок из коробки с надписью: «Тоталитарные технологии».
— Значит, неправильно, — пробормотал Константин себе под нос. Президент сделал вид, что не услышал.
— Необходим новый, яркий, необычный подход. Что-то на грани утопичности, но выполнимое.
— Да, но я-то чем могу помочь?
— Перед вами стоит проблема — милиция. Во всей своей неприглядности. От вас я хочу получить проект решения! Без всяких пригибаний перед общественной моралью, демократической общественностью, еврейским и чеченским вопросами. Мне все равно, на чьи мозоли вы наступите! Нужно решить эту непростую задачу. Мы не можем не отреагировать на событие такого масштаба…
«Остапа несло, — подумал Орлов, доливая в очередную чашечку кофе. — А кофе-то вкусный».
— И все-таки я не совсем понимаю, чего вы от меня ждете.
— Идеи, — просто сказал Президент, — Идеи! И тогда можете считать, что место главного идеолога будет за вами. Беретесь?
Президент, словно давая Орлову подумать, медленно потянул из верхнего ящика папку с документами.
— А массовые расстрелы, показательные казни, ГУЛАГ и переселение народов?..
— Не подходят.
— Берусь, — вздохнул Константин.
— Прекрасно! — Президент толкнул папку по столу к рукам Орлова. — Вот. Ознакомьтесь с предложениями… эээ… ваших коллег, что ли. В общем, почитайте. У вас есть карт-бланш. Составьте список всего, что вам потребуется. Можете оставить его Александру Степановичу. И, если потребуется, звоните мне в любое время. Как, так сказать, осенит.
— По какому номеру?
— Вам дадут трубку. — Президент в первый раз за всю беседу улыбнулся.
Глава 6
Из разных Интернет-ресурсов:
«Ничего не поделаешь — Россия!»
Когда Языков, глядя в пол, зачитал Иванову приказ о переводе, Сергей не сильно удивился. После визита молодого Левина это был только вопрос времени. Мальчишка, попавшийся на горячем, был последователен в своих желаниях, и папа действительно обиделся. Теперь перед лейтенантом стояла непростая проблема выбора. Или черно-белая палка дорожника, или пустая однокомнатная квартира и статус безработного. Идти в электрики не хотелось, и Иванов отправился на улицу.
От него теперь сильно несло перегаром. Брился через день. Питался в основном пельменями.
Взяток не брал. Не из ложной принципиальности, а потому что принять замусоленные бумажки из рук прихваченного на превышении водилы означало опуститься еще ниже. Хотя иногда тоскливыми долгими и пьяными вечерами начинало казаться, что ниже уже некуда.
— Серег, а ты чего всегда такой? — однажды поинтересовался напарник, прыщавый и нервный парнишка, злящийся на судьбу за то, что она свела его с таким нелепым партнером. На первый взгляд, Иванов был, что называется, классика. Небрит. Нетрезв. Понижен в чине. Едва держится на работе. Казалось бы, такому сам бог велел браться за ум и стричь капусту на паях с коллегой.
— Какой?
— Ну, денег не берешь. Вон те, носатые, баксы предлагали. Ну, сами же в руки совали!
— Тебе денег не хватает?
— А тебе хватает?
— Нет.
— Ну, так чего ж?
— Ты Правила дорожного движения читал?
— Читал. — Парнишка растерялся.
— Что там написано про езду в городе?
— Пятьдесят кэмэ.
— А носатые сколько шли? — Иванов сунул напарнику под нос показания радара.
— Девяносто пять.
— Вот.
— Так они ж деньги предлагали! Ну, типа, штраф и все такое.
— Нет, дружок. — У Сергея болела голова. — Нет. Штраф — это когда квитанция об оплате, запись в личном деле и разные геморрои. Это называется штраф. А то, что они предлагали, это взятка.
— Да какая разница-то! — всплеснул руками парнишка. — Они взятку предлагали больше, чем штраф, раза в два! И им плохо, и нам хорошо!
— Снова ошибаешься. Нам, может быть, и хорошо, но им точно не плохо. Это просто такая ценовая политика.
— Не понял.
— Ценовая политика. — Иванов сказал громче. — Что тут непонятно? За превышение скорости есть одно наказание! А они хотят свести его в привычную колею. Деньги — услуги. Услуги — деньги. Превысил — заплатил. Знаешь, как в ресторане, только вместо официанта — мент. Блюдо называется «Превышение скорости», имеет свою цену. Дал по газам, ткнул менту купюру.
— Ну и что?
— Ну и то, что это уже не нарушение. А просто такая услуга, которую продает милиция. Понял?
— Да! Ну и что?
— Ну и то, что закон — не хавка. Сколько заплатил, столько отвесили. Закон — не услуга. Понимаешь? Дорожные правила — не прейскурант. Это просто, свести все к деньгам. Сделал какую-нибудь херню, отбашлял бабок, и готово. Потом снова деньжат поднакопил, и снова-здорово. Получается что?
— Что?
— Получается, что для денежного мешка — закон не писан. А мне это не по сердцу. Так что давай, родной, пока ты со мной, работай!
Парнишка всплеснул руками и отвалил. Ему не повезло с напарником.
— Дурак, — прошептал «молодой».
Иванов кончил заполнять форму, сунул планшет в машину и снова вышел на перекресток. Мимо проносились машины, заметив фигуру милиционера, водители испуганно сбрасывали скорость, хотя прямой отрезок дороги соблазнял поддать газку, чтобы успеть к зеленому светофору.
«Я не дурак, — зло думал Сергей. — Я не унтер Пришибеев. Не жлоб какой-нибудь. Я понимаю, что торопятся. Понимаю, что иногда, бывает, так прижмет, что другого выхода нет, как под красный свет или в нос какому-нибудь гаду. Закон должен быть живым. А не мертвой буквой, параграфом. Это ясно. Но ведь нельзя так. Нельзя, чтобы все за бабки, чтобы все на карман мерить».