Добыть удалось два СКС [14]. Тоже ничего – десять патронов и автоматическая перезарядка, но… Очень хотелось бы автомат.
Увы, как говорится: лучше синица в руках, чем утка под кроватью… В придачу прапор, продававший карабины, предложил новенький ПМ. Пришлось взять и его, хотя для чего, кроме сведения счетов с жизнью запутавшегося в своей биографии офицера, предназначается эта машинка, его конструктор и сам вряд ли знал.
– До кучи сгодится! – заявил Безлатников, проявивший неожиданно кровожадные наклонности.
Прапор подумал и предложил ПЗРК [15], но друзья с извинениями отказались: вряд ли в Парадизе сохранились мезозойские летающие ящеры, а в драконов они не верили…
Танковые снаряды калибром 122 миллиметра и патроны к ДШК [16]покупателей тоже не заинтересовали, поэтому бизнесмены сошлись, ударив по рукам, на уже выбранном арсенале, двух цинках патронов к нему и паре гранат в качестве бесплатного презента, после чего отбыли восвояси, напутствуемые приглашением «забегать еще, если что понадобится…»
Естественно, по легенде, Павел представлял, благодаря вороной масти, «товарища с юга», а Костя – посредника.
А ведь еще оставалась обычная повседневная работа, семья, домашние заботы… Словом, время до марта, когда, по их расчетам, в Парадизе должна была наступить весна, пролетело незаметно.
* * *
И вот настал день, когда друзья снова прибыли к заветному входу в чудесный мир.
Вы резонно спросите: неужели «мировладельцы» не боялись, что за время их отсутствия Парадиз найдет какой-нибудь шальной охотник?
Боялись, поэтому и позаботились о маскировке. Перед уходом все выходное колено «шкуродера» – без малого четыре метра – было плотно затрамбовано снегом, которого кругом намело более чем достаточно. А если учесть почти четыре зимних месяца… Несведущий человек не только случайно лазейки бы не нашел, но и специально, не знай он точных примет прохода.
А друзья знали. Поэтому вступление в права владения Парадизом затянулось ровно на то время, сколько его потребовалось, чтобы с помощью ломика, саперной лопатки и такой-то матери вычистить смерзшийся в сплошной монолит снег, вернее, лед, из каменной щели. То есть почти до сумерек.
– Эх, надо было меньше снега туда трамбовать, – стонал запыхавшийся Павел, которому по жребию выпало потрудиться самым интеллектуальным в мире инструментом – ломом. – Говорил же я…
– Ты говорил? – вторил ему красный, как рак, Костя. – Да это я говорил, что меньше нужно, а ты все «мало, мало…» Вот и ковыряй теперь!
– Слушай, а мы хоть лед колупаем? Не камень уже?.. А то расковыряем новый ход и еще куда-нибудь попадем…
Так за шутками-прибаутками последний удар лома, провалившегося в пустоту, совпал с восходом луны…
В Парадиз прошли, только основательно расчистив «шкуродер». Завтра предстоял большой «транспортировочный» день, и терять время на рутинную работу совершенно не хотелось. Константин так устал, намахавшись лопатой, что даже совершенно позабыл о своих фобиях и прошагал «ворота» заведенным автоматом, даже не сбившись с шага.
– Смотри-ка, – несколько разочарованно сообщил Безлатников другу, когда перед путешественниками раскинулся освещенный ярким лунным светом знакомый пейзаж. – И здесь зима… Наверное, поторопились мы с тобой. Придется попотеть, чтобы лед на Дуванке вскрыть.
– А ты что ждал? – пропыхтел Костя, опуская в снег тяжеленный ящик, который тащил на плече. – Что тут зимы вообще не было? Если бы так – тут пальмы цвели бы да разные там кактусы с магнолиями…
– А при чем здесь кактусы?
– Да так, к слову пришлось… Ну что: так и будем стоять до утра? Не май месяц, между прочим.
Вниз больше скатились, чем спустились: снегу навалило выше пояса.
– Блин! Просто Арктика какая-то!..
– Ну ты же лета и не ожидал!..
Пикируясь и перешучиваясь, друзья подошли к лагерю. Еще издали им показалось, что не все там в порядке…
– Слушай! А куда столб со смилодоном подевался? С черепом то есть…
– Н-не знаю… Может быть, ветром повалило?
– Да быть того не может! Я его почти на метр вкопал, да еще землю вокруг утрамбовал. Полдня убил! Его сейчас спилить проще, чем повалить.
– А блокгауз где?
Мужчины, даже не избавившись от поклажи, растерянно стояли посреди заметенного снегом лагеря и не узнавали его.
Бесследно испарились все строения, на которые было потрачено столько труда. Осталась только какая-то придавленная снегом развалюха у самой кромки берега. Да и сам ландшафт показался знакомым лишь на первый взгляд – озеро сплошь было окружено остроконечными силуэтами хвойных деревьев…
– Да ведь мы в нашем мире… – вымолвил упавшим голосом Павел и сел прямо в сугроб. – Никуда мы не переместились…
– Не может быть…
Увы, реальность оказалась более чем прозаической.
До рассвета путешественники раз десять пересекли бывшую грань миров, протоптав в сугробах широкую тропу, но чуда не случилось, и вожделенный Парадиз так и остался за неощутимой, но теперь и непреодолимой гранью.
Портал в неведомый мир закрылся…
* * *
– Эх, надо было кому-то там остаться… – вздохнул Костя, склонившись над лункой.
– Ага. И остался бы там навеки, – буркнул Безлатников, подсекая и в три широких взмаха выбрасывая на лед верткую рыбешку. – Оттуда-то тоже закрылось.
– И все равно…
Друзья жили у озера уже почти неделю. Надежда, что «перебои» в межпространственном туннеле временные, таяла с каждым днем, и теперь от нее остались лишь жалкие воспоминания.
Действительно! Чего они ожидали? Если бы «ворота» были постоянно открыты на протяжении всех тысяч лет после падения здесь метеорита, вход в Парадиз, несомненно, кто-нибудь нашел бы давным-давно. В самом деле: не может быть, чтобы в прошлом сюда не забредали люди. Охотники, старатели, геологи, туристы… Да мало ли кто еще? Туристов-альпинистов-экстремалов, например, как раз и привлекают именно такие труднопроходимые щели, как «шкуродер». Любой из них полжизни бы отдал, чтобы пробраться, обдирая живот и коленки, в какую-нибудь дыру потеснее и по-опаснее! Даже если на сто процентов был бы уверен, что завершится она тупиком и там можно будет застрять навсегда. Особенно, кстати, в последнем случае. И уж точно раструбил на всю Вселенную, если бы за «шкуродером» нашел что-то хоть на микрон отличное от обыденного.
А раз такого не произошло, значит, никому проход и не открывался, кроме Лазарева. И ему выпал один шанс на сто миллионов… Или на сто триллионов. Изчезающе малый, одним словом. Ждать его повторения – все равно что надеяться поймать в собственном унитазе сказочную Золотую Рыбку или обнаружить поутру в постели вместо супруги, несколько прискучившей за двадцать лет совместной жизни, Памелу Андерсон в неглиже. Бесплодные мечты – занятие для идиотов, как вы понимаете.
С каждым днем Павел и Константин все меньше понимали, что они здесь делают и почему не отправляются восвояси. Такую мелюзгу, которая редко и неохотно клевала на кое-как смастеренные снасти (слава Богу, в багажнике Пашкиного вездехода всегда валялась коробка с лесками, крючками и мормышками), можно было ловить и в черте города, а больше заняться здесь было попросту нечем. Не переться в самом же деле за полсотни верст на перебуровленную драгами Дуванку, пустую, как карман завзятого алкоголика после недельного запоя?
– Чем топором махать впустую, надо было лучше на Дуванке попотеть, – не вынес молчания Павел. – Глядишь, намыли бы кило десять золотишка, да зажили бы как люди… И локти сейчас не кусали бы.
– Кто ж знал…
– И то, что добыли, без толку растратили… Куда мы теперь с этими карабинами? А продавать их – себе дороже.
– Ты еще ДШК хотел купить…
– Не купил ведь.
– Вот именно.
– Лучше бы я тогда, осенью, тебе не поверил… И бабки б целее были, и нервы…
– Да прекрати ты душу выматывать! – вскипел Лазарев. – Самому тошно – сил нет! Нет чтобы еще в августе мне где-нибудь застрять по дороге сюда… Романтик хренов!..
И все равно они оставались у озера еще на день, и еще, и еще… Не было сил покинуть мечту, поманившую яркими крылышками и скрывшуюся без следа.
Весеннее солнышко припекало день ото дня сильнее, на льду в полдень, если не было ветра, можно было сидеть в одной майке. Сугробы оплывали, наст сиял, словно зеркало… Даже рыбешка брала активнее, и среди вороха мелюзги, смотришь, то и дело проскакивал «ровнячок». Но это не слишком радовало…
– Все, – сказал как-то утром Павел. – Сегодня еще порыбачим, а завтра с утра – домой. Чудес не бывает. Будем считать, что Парадиз нам с тобой приснился.
Костя подавленно молчал.
Рыба в этот день, будто решив подбодрить совсем упавших духом путешественников, клевала отменно, и день пролетел незаметно.
– Вот так бы с самого начала, – радовался Лазарев, собирая на закате разбросанную возле лунок рыбу в мешок. – Домой бы не с пустыми руками вернулись… Может, останемся еще на пару дней?
– Нет, – отрезал Пашка, сматывая удочку. – Решили ехать – поедем. Нечего зря себя травить. Нет Парадиза и не было никогда, а рыбешку эту, – он брезгливо пнул шевелящийся мешок. – Мы и ближе к дому всегда наловим.
– Ну хотя бы…
– Закрыли тему. Не наелся – не налижешься.
К вездеходу шли по второму, пологому проходу, время от времени непроизвольно оглядываясь на стынущее в розоватом закатном свете озеро. На душе скребли кошки. Что ни говори, а расставаться с мечтой, которой только и живешь полгода, тяжело, как ни крути. Но жизнь есть жизнь…
Безлатников залез на водительское место и завел двигатель, чтобы немного прогреть машину перед сном. Палатку решили не ставить, а просто выгрузили часть груза в снег и ночевали в тесном закутке между кабиной с оставшимися пожитками.
– Паш, а Паш…
– Чего тебе?
– Я слазаю еще в «шкуродер», а?
– Ты что – маленький, что ли? Разрешение тебе нужно?
– Да я так…
– Лезь. Все равно от тебя толку чуть.
– Ага. А ты пока жратву разогрей.
– Разогрею, разогрею… Вали отсюда.
Константин потоптался еще немного возле «Ермака», попереминался с ноги на ногу и, понурив голову, полез в гору по вытоптанным для удобства в снегу ступенькам.
«Совсем скис мужик, – подумал про себя Павел. – Нужно будет его отвлечь чем-нибудь, как вернемся… А то сопьется от тоски или вообще сбрендит… Будет во все щели соваться – вчерашний день искать…»
Он заглушил движок и, выбравшись из кабины, принялся распаковывать тюк с консервами, пытаясь найти что-нибудь не столь приевшееся, как «Говядина тушеная с перловой кашей» из армейского рациона. Всетаки прощальный ужин, хотя и без свечей…
Уже сцеживая бензин из канистры в резервуар примуса, задумавшийся инженер вдруг поймал себя на том, что уже с минуту слышит чей-то приглушенный крик.
«Котька!.. Да, точно он! Неужели застрял? А вдруг стена осыпалась?..»
Последнее он додумывал на бегу, со всей возможной скоростью карабкаясь вверх, скользя и оступаясь на обледенелых ступеньках.
– Костя!.. Держись!.. Я уже иду!..
Когда до верха оставался какой-то десяток ступеней, из темной щели высунулась чья-то голова, и ночь огласил торжествующий вопль сродни тарзановскому:
– Он открылся, Пашка! Парадиз открылся!..
Часть 2
Парадиз для избранных
8
Огромный, сверкающий металлическими поверхностями лифт бесшумно вознес Анвара на девятый этаж белоснежного здания. Едва широченные двустворчатые двери мягко разошлись в стороны, перед гостем предстал невысокий щуплый субъект, почтительно склонивший узенькую лысинку, старательно закамуфлированную редкими прядями волос.
– Доброе утро, уважаемый господин Магадиев, – проворковал холуй, предупредительно отступая в сторону. – Рафшат-эфенди ждет вас…
Анвар небрежно кивнул и тяжело прошествовал мимо, гордо неся перед собой объемистое чрево, выпирающее даже из специально сшитого костюма с перламутровым оттенком.
Увидел бы сейчас кто-нибудь из старых знакомых столь важного господина – ни за что не признал бы в нем того, прежнего Анвара. И немудрено: еще какие-то семь-восемь лет назад «уважаемый господин Магадиев» легкой серной носился по горам, отзывался на позывной «Фрезеровщик» и выпускал кишки неверным при каждом удобном случае. А еще был он молод, здоров и силен, имел осиную талию и неутомимые ноги… Две ноги…
Шайтан бы побрал ту русскую мину, словно ножом срезавшую по колено правую ногу и до отказа нашпиговавшую иззубренным металлом левую. «Фрезеровщик» умер на том, заросшем неопрятной стерней поле под Грозным, почти десяток лет не принимавшем в себя благодатного зерна, но зато регулярно засеиваемым зубами дракона… Умер, чтобы оставить после себя нечто, нечеловечески страдающее и мучающееся от нестерпимой боли в конечности, оставшейся на том поле как ненужный отброс. Нечто, вернее, ничто, заросшее бородой, завшивевшее и пристрастившееся к промедолу, созданному неверными на погибель воинам Аллаха за долгий путь по тайным горным тропам…
Анвар Магадиев вновь родился лишь на койке стамбульского госпиталя, где врачи-единоверцы с огромным трудом спасли раздробленную и уже гниющую ногу, а заодно вытащили жалкий обрубок человека из пучины наркотического безумия, все более властно засасывающей его. Слава Всевышнему, могущественные родственники не бросили пострадавшего за веру воина в пусть и правоверной, но такой чужой Турции, где ему оставалось лишь клянчить милостыню у ворот мечетей или подметать за неверными, нежившимися под средиземноморским солнышком, курортные пляжи.
Сражаться против гяуров с оружием в руках он уже не мог, зато при нем оставались его молодость, природный ум, позволивший подняться из среды полуграмотных боевиков до небольшого, но «полевого командира», а также некоторое образование – два курса столичного Станкина. Кстати, именно из-за его «станочного» образования и приклеилось к нему прозвище, благо «токарь» и «тракторист» уже были…
Анвару, доказавшему кровью свою верность заветам Пророка, предстояло защищать святое дело на ином фронте, далеком от родных гор, но не менее важном и кровавом.
Через три года уважаемый господин Магадиев уже контролировал один из участков подпольного золотого рынка, охватывающего несколько областей и даже одну небольшую республику в Сибири. Естественно, за такой лакомый кусочек, как тоненькие ручейки желтого металла, сочащиеся с государственных приисков, из частных артелей и от «диких» старателей, чтобы в одной из сибирских столиц слиться в солидный поток, пришлось побороться.
Пригодились волчья хватка, неразборчивость в средствах и равнодушие к чужой боли и страданиям, впитанные в горах с натовскими пайками вместо материнского молока и рассказами старых бывалых боевиков вместо бабушкиных сказок. Новый «золотой босс», сменив старого – пропавшего без следа при весьма странных обстоятельствах, повел себя так агрессивно, что отступили даже настоящие криминальные хозяева здешних мест, предки которых – сибирские «варнаки» – «озоровали» в этих глухих краях задолго до того, как кавказские горцы осознали себя свободолюбивым народом.
Время уже было не то, что в «горячие девяностые», когда бритым наголо крутым парням было проще искрошить из автоматов пяток оппонентов вместе с десятком ни в чем не повинных прохожих, чем связать десяток слов в осмысленное предложение. Последние реликты «золотых денечков» отдыхали на канарских пляжах или на колымских нарах, а большинство мирно почивало под грандиозными бронзовыми и гранитными стелами «с распальцовочкой» или под асфальтом автомагистралей. На смену им пришли лощеные господа в умопомрачительно дорогих костюмах, сверкающие голливудскими улыбками, а «дипломатию Калашникова» сменил нормальный диалог (в пределах понятий, естественно). Лишь иногда из-под белоснежной манжеты на секунду выглядывала тщательно затертая «зоновская» наколка, а в глазах за дымчатыми стеклами фирменных очков проступал волчий блеск…