Я не беру на себя труд дать сколько-нибудь полное изображение этих свойств человеческой природы, но расскажу здесь о некоторых фактах, которым мне привелось быть свидетелем и которые больно меня задевали.
Жизнь клиники постоянно сталкивала нас с больными, чьи страдания были результатом их отношений с людьми, а иногда и с друзьями.
Однажды ко мне в кабинет зашла Таня. Я не видел её после нашего последнего разговора уже несколько месяцев. Она выглядела хорошо. Грустное выражение, которое долгое время не покидало её лицо, исчезло. Но она была явно встревожена.
– Что случилось, Таня?
– Фёдор Григорьевич! Мужа моей подруги разбил паралич. А ему всего тридцать шесть лет. У них ведь двое детей. А что будет с Галей, если Юрий умрет! – говорила она растерянно, что ей было несвойственно.
– Подожди, Таня, расскажи понятней, что случилось с Юрием и почему тут какая-то Галя; он что – женился на Гале и имеет от неё двоих детей?
– Ах, нет, извините, пожалуйста, – смутилась Таня – Это не мой Юрий. Это совсем, совсем другой человек. Он муж моей лучшей подруги – Юрий Рылев. Его разбил паралич!..
– Но при чем же тут я? Его надо к невропатологу!
– Фёдор Григорьевич, – вдруг серьёзно заговорила она. – Посмотрите его. Вы же оперируете на сердце, на сосудах. И знаю, что вы собираетесь оперировать на сосудах мозга. Может быть, эта операция и спасёт Юрия. А без операции он погибнет. Он и так уже без сознания. Рука и нога почти не действуют. Понемногу мне стало яснее.
– Хорошо, – говорю. – Покажите мне вашего второго Юрия! На одного я уже насмотрелся. Давайте буду смотреть другого!
Таня улыбнулась.
– Нет, Фёдор Григорьевич, это совсем другой. Ни чуточки не похож на моего… На бывшего моего, – поправилась она. – Этот человек – полная противоположность Юрию, которого вы знаете. Он лежит у профессора Булатова. Пантелеймон Константинович просит вас посмотреть его.
Из дальнейших разговоров с Таней, из рассказанного Пантелеймоном Константиновичем, который оказался старинным другом отца Юрия, тоже врача, а также из подробного рассказа Гали – жены Юрия я узнал его печальную историю.
Затем я попросил показать мне Юрия, и вместе с Пантелеймоном Константиновичем мы вошли в палату.
Там лицом к стене лежал человек с темно-русыми волосами. Когда он повернулся к нам, я увидел совсем молодое бледное лицо, черты которого исказила болезнь. Нижняя губа слегка отвисла, нижнее веко опущено. Речь невнятная, правая рука и нога неподвижны.
Это был Юрий Рылев, ранее красивый человек, высокого роста, с правильными чертами лица, – молодой преуспевающий учёный, недавно защитивший докторскую диссертацию.
Ещё в средней школе товарищи и учителя заметили его способность быстро решать сложные задачи. Впрочем, и по другим предметам он учился отлично и закончил школу с золотой медалью. Юрий успешно выдержал приёмный экзамен и, несмотря на очень большой конкурс, был принят на физический факультет университета. С первых курсов учился на пятерки, одновременно посещал научный кружок. За время пребывания в институте написал две научные работы и выступил с докладом на заседании научного студенческого общества. Способного студента оставили в аспирантуре. А через три года он уже защитил кандидатскую диссертацию и был оставлен на кафедре ассистентом.
Отец Юрия, профессор, был крупным учёным-медиком. Семья жила в достатке, но он поддерживал в ней атмосферу деловитости и бережного отношения к деньгам. Денег отец давал сыну столько, сколько ему было надо, но каждый раз требовал подробный отчёт о расходах. Отец говорил, что деньги достаются тяжёлым трудом и к ним надо относиться с уважением. «Ты же, – говорил он Юрию, – своих денег ещё не имеешь. А к чужим деньгам порядочный человек относится особенно строго». Когда Юрию нужно было купить одежду или особенно книги, отец давал безотказно столько денег, сколько требовалось. Но заранее заявил сыну, что на табак и вино он не даст ему ни копейки. Сам профессор не курил и не пил, с сожалением смотрел на курящих и особенно на пьющих и часто беседовал с Юрием на эту тему.
Мальчик умом понимал, что отец был прав, и долго не поддавался уговорам своих друзей.
Между тем у курящих ребят есть какая-то страсть обязательно научить этой привычке своих сверстников. Я помню, в деревне товарищи часто уговаривали меня взять папиросу в рот: «Да ты хоть попробуй, ну возьми просто в рот и пусти дым». Я брал у них папиросу, вставляя в рот зажженным концом, и начинал дуть. Дым выходил из мундштука наружу. «Ты затянись», – уговаривали ребята. «Нет, глотать дым не буду». Даже когда стал постарше, стал в таких случаях отговариваться: «Не хочу портить ваших папирос». – «А ты испорти, мы не возражаем». – «Ну хорошо, давайте испорчу».
Я брал папиросу, рвал её на мелкие части и бросал. Затем, обращаясь к товарищу, говорил: «Ну давайте ещё одну папиросу испорчу!» Ребята отставали. Ненадолго. Затем снова уговаривали меня. Но я все же выдержал и не закурил.
Юрий же в конце концов поддался на уговоры и начал курить. Скоро пристрастился к этому и стал курить много, чем сильно огорчал своего отца.
У них в семье уважалась трудовая дисциплина. С раннего возраста Юрий был приучен прибирать за собой и помогать взрослым во всех домашних делах.
Отец и мать любили повторять, что всякий труд благороден и никакой работы стыдиться не надо. Поэтому мальчик помогал матери мыть посуду, готовить пищу, стирать бельё, мыть пол… Делал он это всё легко, быстро и, выполнив поручения отца и матери, бежал к себе готовить уроки. С охотой читал. Пушкин был его любимым поэтом и писателем, он с ним не расставался.
Отец его, когда Юрий был ещё совсем мальчиком, помогал ему в выборе книг, рассказывал о жизни писателей, о судьбе и истории особенно выдающихся книг и произведений. Так, Юрий ещё в школьные годы прочитал произведения Ломоносова, Державина, Жуковского, Крылова, Белинского, Добролюбова, Герцена. Затем перечитал всю классическую литературу: Толстого, Достоевского, Тургенева, Гончарова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Чернышевского. Знал он и наших лучших современных писателей, особенно тех, которые писали о жизни своего поколения, создавали в своих книгах широкую и верную картину современной жизни.
Многие стихи Пушкина, Лермонтова и Есенина Юрий знал наизусть и любил их декламировать в кругу друзей.
Подлость, обман и ложь Юрий презирал с детства, и часто в школе на него обижались ребята, когда он честно сознавался в том, что они вместе с ним натворили. На первой странице записной книжки он написал фразу, неизвестно откуда взятую или пришедшую ему на ум: «Благородство окрыляет, подлость ползёт и жалит».
Отец его любил медицину, считая, что это самая благородная и самая нужная для людей профессия. Хотел и сына приобщить к ней, но тот с раннего детства увлекался математикой. И хотя Юрию очень не хотелось огорчать отца, он вежливо, но твёрдо настоял на своём. Профессор смирился с решением Юрия и стал ему оказывать всяческое содействие.
Юрий много и упорно работал, мало отдыхал, почти никогда не использовал свой отпуск, а отдохнет недельку и опять сидит в библиотеке. А то вернётся в лабораторию и не выходит оттуда по нескольку дней.
Но однажды ему предложили путевку на Южный берег Крыма. И он поехал отдыхать. Этот отпуск остался у него в памяти на всю жизнь как нечто самое светлое и приятное. Тут же, на юге, он встретился с Галей Петруниной, бывшей в то время студенткой университета. Они всё время были вместе, ходили на экскурсии, взбирались на гору Ай-Петри смотреть восход солнца. А когда настало время прощаться, он продал свой билет и купил другой – до того города, где жила Галя. Придя к её родителям, попросил у них руки дочери.
Родителям Юрия Галя понравилась – скромная, умная, деловая, хорошая хозяйка. Она искренне полюбила Юрия и эту любовь перенесла и на его родителей: стала им ласковой и послушной дочерью.
Через год у Юрия и Гали родился сын, а ещё через год – дочь. Галя взяла академический отпуск, а когда дети немного подросли, стала заканчивать учёбу. Жизнь всей этой большой дружной семьи протекала счастливо и безоблачно. Юрий продолжал научные изыскания. В тридцать три года он сделал важное открытие в своей области, за что ему была присуждена степень доктора наук. Он работал помощником заведующего кафедрой, хотя не только сверстники, но даже работники значительно старше его оставались на должности ассистента.
Кому-то из них не нравилось столь быстрое продвижение коллеги. Что делать? Самое лучшее в этом случае, конечно, и самому побыстрее добиться успехов, но этот путь труден, не каждому по плечу; и завистник избирает второй путь. И вот в дирекцию института поступает анонимное заявление, в котором Юрий обвиняется в аморальном поведении. Директор назначил комиссию. «Тут же явная клевета!» – сказал один из членов комиссии, едва дочитав письмо. «Не спешите, – возразил директор. – В письме никто не оспаривает научных достижений Рылева. Речь идёт о моральном облике учёного. Надо проверить факты».
Комиссия установила, что факты не подтвердились. Тем не менее Юрия вызвал директор и сказал:
– Я пригласил вас, чтобы предупредить о необходимости строго держать себя. Вы на виду, на вас смотрят студенты.
– Но ведь факты не подтвердились, – сказал Юрий.
– Верно, факты не подтвердились, но дыма без огня не бывает. Раз пишут, значит, вы даёте повод. Я вас обязан предупредить.
Юрия предупредили, а того, кто написал явную клевету, не предупредили. Безнаказанность подогрела его, и вскоре появилось новое письмо. И была назначена новая комиссия, новые разборы. Между тем Юрий находил в себе силы работать. Сообщил об интересных опытах своих исследований. Утверждая свои принципы в науке, он опровергал других, теснил их авторитеты – наверное, и того, кто писал на него анонимные письма.
Вечером – звонок в квартиру Рылевых:
– Галя, это ты? Не стану называть свою фамилию, но поверь, я тебя уважаю, мне тебя жалко.
– А что меня жалеть? У меня пока все идёт хорошо.
– Ты или глупенькая, или сознательно закрываешь глаза. Твой Юрий давно уже имеет…
– Оставьте меня в покое! Я не хочу вас слушать.
– А ты и не слушай, а позвони ему в лабораторию и узнай – один он там или с девочкой?..
Трубка повешена, а Галя в сильном смятении. Неужели это правда? Нет, не может быть! Это клевета!.. А что, если все же позвонить?..
Та, что позвонила, знала распорядок дня Юрия. В тот час он беседовал с аспиранткой. Галя набрала номер лаборатории, и, как на грех, взяла трубку аспирантка. У Гали ёкнуло сердце…
Будучи от природы человеком порядочным, Юрий легко верил людям. Легковерность присуща честным натурам. Потому их так легко ссорить между собой.
Как ни знали друг друга люди, как ни верили они своим друзьям и близким, клевета разъедала их взаимное доверие. В сердце заползли подозрения, сомнения, в конце концов они приводили к неприязни.
Жизнь Юрия превратилась в сплошную пытку. Бесконечные вызовы, объяснения мешали работать, расстраивали все планы. Среди членов комиссии, среди начальников, приглашавших Юрия на беседу, были разные люди: чаще всего умные, понимающие; с ними было легко разговаривать, но встречались и недоброжелатели. Во главе одной комиссии был именно такой человек. Он по заявлению, ещё до прихода в лабораторию уже составил мнение о виновности Юрия и задавал вопросы и записывал только то, что могло укрепить его в заведомо ложном убеждении. Говорит ли ему Юрий или заведующий кафедрой, или кто ещё из тех, кто болеет за дело, он демонстративно не слушает, перебивает. На одну сотрудницу, которая положительно оценивала и работу, и поведение Юрия, он даже закричал.
Конечно, выводы этой комиссии были строги и несправедливы.
Положение Юрия ещё более осложнилось.
Слабые люди в подобных обстоятельствах выбиваются из колеи, начинают пить. Другие ударяются в меланхолию, а то и в панику. Наконец, третьи, напрягая все силы против клеветы, не теряют самообладания, продолжают работать, но при этом их психика испытывает такие перегрузки, что приходит постепенно к полному расстройству. Чаще сдают сердце, сосуды или нервы.
Юрий Рылев принадлежал к последней группе. Продолжая работать, он почувствовал сильные головные боли. Обратился к врачу. У него признали начало гипертонической болезни, посоветовали меньше работать, больше отдыхать, бросить курить.
Он и сам чувствовал, что всё это ему надо сделать, но не мог нарушить привычный строй жизни. На это тоже нужны были силы.
И вот однажды утром Юрий, как всегда, встал рано и сел за письменный стол. Собрал нужные тетради, книги, разложил их перед собой, но сосредоточиться не мог. Головная боль, не покидающая его несколько месяцев, после сна становилась легче, и он пользовался утренними часами, чтобы хоть немного поработать. Но вчера он расстроился и спал плохо. Приходил заместитель директора.
– На вас опять заявление, – сказал он не то с досадой, не то с раздражением. – Вот читайте.
В заявлении была явная чушь, и тем не менее у него в голове появились такие спазмы, что он перестал читать и сжал руками виски. Когда боль уменьшилась, он посмотрел на подписи: среди других фамилий он увидел фамилию своего… товарища. Глазам не верил: Герман Михайлов!
Ничего не сказав, Юрий вернул заявление. Весь день он был рассеянным, ни с кем не говорил, а если с ним разговаривали, отвечал невпопад. Голову разламывало, долго не мог уснуть. Чередой проходили воспоминания о многолетней дружбе с Германом.
В студенческие годы они почти всё время занимались вместе и часто ходили вдвоём. Герман бывал и в доме Рылевых. Юрий также нередко заходил к нему домой. Жили Михайловы хорошо, можно сказать, богато. Герман всегда имел карманные деньги, хотя родители его вроде бы не занимали больших должностей. «Бережливые люди», – думал Юрий, восхищаясь их способностью создать в доме такой уют и порядок.
Герман был весёлый, не лишённый обаяния молодой человек. Он был прост в обращении с людьми, быстро сходился с товарищами, особенно с девушками. Правда, Герман иногда вольно и неуважительно отзывался о них, но Юрий относил эту черту своего товарища к некоторой раскованности поведения, которую Герман проповедовал.
Герман Юрию сразу понравился. Разбитной, бойкий на язык, он был находчив и смел. Умел высмеять товарищей и даже учителей, но делал это всегда так, что сам оставался в стороне. Напишет какую-нибудь пакость про учительницу и подсунет записку товарищу. Тот прочтет, посмеется и передаст другому. Когда до учителя дойдет, про Германа никто и не вспомнит.
Юрий искренне смеялся над выдумками Германа и даже прощал ему привычку прятаться за спину других. Юрий сам так поступать бы не стал, но к своему другу относился снисходительно.
Иногда Юрия коробило циничное отношение Германа к девочкам. Но последний всегда находил оправдание своим словам и поступкам. Сам Юрий к девочкам относился чисто, оберегал их от грубости ребят, защищал от обидчиков. Циничное отношение Германа к девушкам продолжалось и позднее, когда они стали студентами.
В университете он открыто ухаживал за студенткой Надей Васильевой, дочерью известного в городе учёного. На людях заискивал перёд ней, а за глаза однажды сказал Юрию: «Влюбилась как кошка, не отвяжешься». Юрия коробило от таких слов, и он тут же выговаривал: «Во-первых, нехорошо говорить так о девушке, с которой ты дружишь. А во-вторых, похоже на то, что ты в неё влюбился и не отпускаешь её ни на шаг!»
Дружба Германа с Надей продолжалась долго. Они вели себя как муж и жена и всем говорили, что, как только кончат институт, зарегистрируются. Однако уже на 4-м курсе Герман стал избегать Надю, которая побывала в больнице и вышла оттуда бледной, осунувшейся, грустной.
Вскоре узнали, что Герман женился на другой студентке. Юрий возмутился поступком товарища.
– Ты опозорил девушку, так не поступают порядочные люди.
Герман молчал.
А когда Юрий особенно стал допекать его, с виноватым видом заявил, что его родители не захотели, чтобы он женился на Наде Васильевой.
– Ну, брат, – воскликнул Юрий, – ты и показал себя. И лицо свое, и характер. Это подлость вдвойне. С тобой и знаться не следовало бы.
Они долго не встречались. Но постепенно Юрий потеплел, и они снова стали дружить.
По существу, Юрий и Герман были разными во всём. Юрий был трудолюбив, Герман уклонялся от труда, особенно чернового, физического. Он считал физическую работу «божьим наказанием». Юрий был скромен, Герман бесцеремонен и часто лгал. Для Юрия данное им слово – закон, для Германа ничего не значило нарушить своё слово. Более того. У него была даже своя философия на этот счёт. Он считал, что только то слово надо выполнять, которое ты дал своему близкому человеку. Если же человек далёк от тебя, то выполнять слово необязательно.