- Знаю, не дурний! - раздраженно оборвал его корнет. - Рептилии - це гады, земные та водные... А вот шо такэ твои "рефлексии"?
- Попрошу не собачиться за столом, господа... Итак, наш француз добился такого мастерства в заклинании вышепоименованных гадов, что они слушались его, словно цирковые собачки. И когда возглавленным им инсургентам потребовалось переправиться через реку Уэби, он сотворил над ее водами несколько магических пассов, и отовсюду явились на его зов сотни крокодилов, водящихся там в изобилии. Они выстроились в несколько рядов, держа друг-друга зубами за хвост, и так протянули через реку подобие моста, по которому, яко по суху, двинулись через Уаби отряды инсургентов. Вот так, господа...
Среди слушателей произошло определенное оживление.
- Откуда вы только берете все эти чудные истории, Николай Степанови? - воскликнул вольноопределяющийся Грюнберг, - Признайтесь, что вы прямо сейчас выдумали это, чтобы развлечь нас!
Прапорщик посмотрел на юнца с таинственной полуулыбкой человека, хорошо знающего, как все было на самом деле, и не ищущего признания.
- А хоть бы и выдумал! - вмешался корнет Новосильцев, сам не гнушавшийся приврать, особенно живописуя свои амурные похождения. - Застольные байки, господа, рассказывают не ради правды-истины, а чтобы было забавно, и господин Гумилев в этом первейший умелец!
- Artifex clarus, знаменитый мастер! - поддержал его дворецкий Тадеуш, - Так сказали бы у нас во времена старого пана Ежи, когда шляхта еще не гнушалась старомодной латыни!
- А я знаю, что я делал бы с этим живым мостом, будь я на месте артиллеристов негуса на той стороне речки, - с азартом заметил корректировщик Новиков. - Не стал бы тратить гранат на бомбардировку, а смастерил бы плотик с пороховой миной... в нее можно просто фитильную трубку подлиннее. И пустил бы вниз по течению. Как шарахнет - даже если не доплыв до моста - крокодилов всех поглушило бы, и поплыл бы французик со своим воинством! А прожорливые твари остальное сами доделали бы - от огорчения.
- Между прочим, именно так абиссинские воинские начальники и поступили, - прежним бесстрастным тоном пояснил Прапорщик, задумчиво вертя в руках вилку. - Весь берег был потом в крокодильих тушах. Труп нашего француза нашли на отмели - крокодил отожрал у него ноги и сам издох тут же. Ашкеры негуса после этого без труда потушили бунт: вера во всемогущего белого колдуна была побеждена простейшим пиротехническим средством.
- Да, нам остается только покамлать над ледяной двинской водичкой, чтобы здешние караси образовали своими телами гать для наших разъездов, - довольно мрачно заметил поручик Гнатюк, на которого рассказ из африканской жизни, казалось, не произвел никакого впечатления.
- Ну, караси не выдержат отделение гусар верхами, - улыбнулся Прапорщик. - Однако идея господина Новикова с плавучей миной навела меня на другую мысль: что если действительно попробовать форсировать Двину как и раньше - вплавь, под покровом темноты. При чем обмундирование и оружие - снять и сложить на деревянные плотики, который каждый разведчик привяжет к седлу...
- Помилуйте, Николай Степанович, ведь это вам не Африка! Ноябрь...
- Несомненно. Но ведь и наши гусары - не абиссинские ашкеры! Каждый, наверное, на Крещение в родной деревне в проруби купался. А если еще по кружке здешнего убойного бимбра перед переправой... Держась за уздечки с Божьей помощью переплыть можно! Кони вывезут, им к холодной воде не привыкать! Потом на скачке согреются вместе с людьми.
- А шо, от це дило! - Одобрительно заметил корнет Писаренко. - Коли так, и я в поиск пиду! И хлопцы зо мною.
Прапорщик с уважением посмотрел на отчаянного выдвиженца, несмотря на вечный оппортунизм, добровольно подвергавшего себя большей опасности, чем любой из офицеров эскадрона, чтобы оправдать недавно полученные золотые погоны.
- Вы храбрый человек и настоящий офицер, господин Писаренко, хотя у нас об этом как-то стесняются говорить. Однако на сей раз пойдете не вы. Рискованная идея принадлежит мне, и я не вправе допустить, чтобы ее исполнил кто-либо другой. Разумеется, в том случае, если ротмистр привезет из Арандоля приказ о проведении поиска...
- Привезет, Николай Степанович, не сомневайтесь. Все к тому идет.
Ночь нависла плотным и холодным пологом, словно брезент, которым укрыли сваленных в братскую могилу покойников. Слава Богу, с этого полога не сыпала отвратительная мелкая "крупа" с дождем, да и ветер задувал в прибрежных зарослях не очень зловеще. Верстах в полутора выше по течению, возле брода, германские посты, не скрываясь, палили высокие костры, спокойно грелись у них и варили горький ячменный кофе. Они хорошо знали, что из русских окопов не раздастся ни выстрела: имевшие всего по 20 патронов на стрелка, александрийцы исполняли строгий приказ ни в коем случае не открывать огня, если неприятель не атакует. Зато немцы боеприпасов явнее не берегли и щедро палили по каждому шевелению на противоположном берегу. Вот и сейчас то и дело вдоль реки щелкали выстрелы. Но здесь не стреляли. Наблюдатели, вероятно, были правы: поздней осенью по глубокой воде неприятель переправы не ожидал и предпочитал ночью греться по деревням и блиндажам, чем мерзнуть в окопах.
- Николай Степанович, с Богом! - негромко сказал корнет Новосильцев. - В случае чего, давайте сразу назад, нечего геройствовать. Не оценят... Увы! Рассчитывайте только на свои силы... Но если проклятые тевтоны засекут при переправе - мой взвод прикроет огнем.
Его люди залегли вдоль берега в цепи. Кое-где малиново тлели огоньки самокруток, для маскировки прикрытые "от глаз германа" ладонью. Раздавался приглушенный кашель. Прапорщик молча пожал Новосильцеву руку. В рукопожатии было и пожелание удачи, и обещание поддержки, и, на всякий случай, прощание навсегда.
Разведчики 4-го эскадрона, один за другим скрылись в жидком ивняке над водой. Они вели в поводу лошадей, храпы которых были плотно замотаны тряпками, чтоб ненароком не заржали. Каждый держал под мышкой деревянный плотик наподобие корыта - работу эскадронных умельцев. Прапорщик машинально повторял имена людей:
- Денисов, отделенный... Пошел!.. Тверитин, пошел!.. Сердюк, пошел!.. Муратов, пошел!.. Колдюжный, пошел!.. Коробейников, пошел!.. Цыганков, пошел!..
Семеро. Только семеро. В октябре их было девять. Прапорщик был неплохо знаком с ними по нескольким конным поискам и патрулям, но больше - по совместному безделью в фольварке. Разведчиков, эскадронную элиту, старались как можно реже посылать на смену в окопы, ротмистр Мелик-Шахназаров берег их для "особого дела". Большую часть времени они проводили в привычном ожидании этого дела и нехитрых солдатских развлечениях. Потому, на фоне общего уныния, царившего среди нижних чинов, эти сохранили более-менее бодрый дух и даже "залезть голым срамом в студеную водичку", как съязвил известный зубоскал ефрейтор Цыганков, были готовы без особых препирательств. Прапорщик втайне опасался, что они просто откажутся выполнять приказ и пошлют его куда подальше. Последнее время в эскадроне подобные случаи участились... Это наводило на невеселые раздумья. Кажется, все действительно идет к концу. Но - не сейчас! Не сегодня!
Прапорщик потуже затянул узел, стягивавший челюсти его коню. Умница Жук, вороной полукровка, англичанин с дончаком, только обиженно затряс головой: мол, хозяин, я все понимаю, но нельзя же так не доверять - служим вместе! Он шел замыкающим, смутно различая перед собой серые спины солдат и темные крупы коней. Ивовая ветка сильно хлестнула по лицу. Прапорщик не заметил боли.
Вот и кромка воды. Вполголоса матерясь, гусары торопливо стягивали с себя сапоги, одежду, перевязывали ремнями, укладывали на плотики. Сверху, словно поверх бруствера, торчали кургузые стволы винтовок-"драгунок". Каждый разведчик получил невероятно щедрый боекомплект - целых 45 патронов! Меньше, чем на пять минут хорошего боя... Немецкий берег темнел угрожающе близко, тая в себе неизведанную опасность. Мокрый холодный песок леденил босые ноги. Нужен был пример. Прапорщик ободряюще похлопал коня по шее и, крепко сжав повод, первым шагнул в ледяную купель Двины. Удивительно, но в обжигающем холоде он в первый миг даже почувствовал какое-то странное удовольствие ледяной чистоты - действительно, как в юности, когда на Крещение нырял в вырубленную крестом во льду "иордань". Он не оборачивался, но слышал позади шумное дыхание людей и лошадей и приглушенный плеск воды: разведчики шли за ним.
- Ну-у-у, не балуй! Я тебе пожеребцую, скамейка! - зловеще прошипел кто-то, смиряя заартачившегося коня. Последовал характерный шлепок нагайки, и вода заплескала веселее.
Прапорщик почувствовал, как вода залила глаза, оттолкнулся от илистого дна и поплыл. Мгновение спустя он ощутил мощные подводные толчки, повод натянулся и повлек его за собой: Жук тоже заработал ногами, как подсказывал ему лошадиный инстинкт, и быстро понес своего хозяина к противоположному берегу. Подтянув рукой плотик с оружием и обмундированием, Прапорщик стал толкать его перед собой, мимоходом с досадой отметив, что волна все-таки окатила его, и шинель будет влажной... Если на той стороне, вопреки докладам наблюдателей, все-таки затаились германцы, выстрелы должны ударить сейчас! Берег молчал. Переправа заняла всего несколько минут, но могильный холод купели дал себя знать уже на середине: несчастные легкие, только что оправившиеся от тяжелой простуды, сжало таким страшным спазмом кашля, что Прапорщик почувствовал: еще немножко, и конец... Сейчас студеная вода польется в ноздри, в мучимую спазмом гортань, холод отступит, придет небытие - и на дно! Проклятая гордыня, погубил себя, даст Бог - только себя, не людей... Мертвой хваткой вцепившись в повод, второй рукой он попытался нащупать луку седла, но сведенные от лютого холода пальцы лишь бессильно скользнули по отполированной мокрой коже. Собрав последние силы, Прапорщик подтянулся к плывшему размеренными сильными толчками Жуку и вцепился в его жесткую, как щетка, стриженую гриву. И тут судорожно дергавшиеся ноги как раз нащупали илистое дно, и словно в полубреду на долю мгновения мелькнуло смутное видение: строгий лик Николая-угодника в мерцающем свете свечи, и знакомый девичий профиль, нежные губы едва заметно шевелятся, произнося слова молитвы... Спасибо, Лери! Отмолила перед Покровителем путешествующих на водах - не утонул!
Лошади, выходя на берег, тяжко отряхивались, словно собаки. От их раздувавшихся и опадавших боков валил пар. Озябшие люди швыряли как попало оружие и связки обмундирования, непослушными посиневшими пальцами скручивали крышки фляг, жадно глотали, словно воду, обжигающий самогон. Сейчас, окажись поблизости германский патруль, ему даже стрелять бы не понадобилось. Гусар можно было брать беззащитными и голыми, как младенцев.
- Периметр... обеспечить! - прохрипел Прапорщик.
- Иди к черту, вашблагородь... - едва ворочая языком, буркнул унтер-офицер Денисов. Обижаться не приходилось. Прапорщик чувствовал, что едва не переоценил силы людей, которых повел за собой. Стыдно! Слава Богу, переплыли все семеро.
Гусары поспешно натягивали на окоченевшие тела обмундирование, искали непослушными ногами голенища сапог, не забывая при этом снова приложиться к горлышкам фляг. Однако, как всегда после преодоленной опасности, кровь, щедро сдобренная алкоголем, бурно бежала по жилам. Зазвучали приглушенные смешки, ядреные солдатские шутки.
- Гляди-ка, братцы, как Муратов в глотку льет - чисто бездонная! - иронизировал неунывающий ефрейтор Цыганков, - Эй, Алимка, а как же татарский закон? Водки пить не велит. Дай-ка мне лучше!
- Дура! На царской службе свой закон, он велит, - с достоинством ответил Муратов, хозяйственно закручивая флягу и цепляя ее к поясу. - Тебе, Цыганок, не дам: сколько не лей в пустой башка - все мало!
- Хорош зубоскалить, жеребцы! - сдержанно рявкнул унтер Денисов, - По коням! Садись!
Он передал повод одному из гусар и поспешил к Прапорщику, чтобы помочь ему справиться с ремнями снаряжения:
- Как, Николай Степаныч? Сдюжаете?
- Спасибо, Денисов... Смогу!
- И какого дьявола в речку лез, вашблагородь?! С гошпиталя ж недолго как... Ишь как колотит! Это тебе не Африка!
- Ладно, не ворчи. Я уж как-нибудь, Бог не выдаст! Подержи-ка стремя, братец... Не попаду никак.
Седло было мокрым и ледяным. Но это не беда. От лихой скачки оно быстро согреется.
- Отделение!.. За мной галопом марш-марш!!
Намерзшаяся кавалерия бодро рванула с места. На востоке уже начинала разрастаться холодная зеленоватая полоска рассвета. Нужно поспешить, и, пока не развиднелось, выйти из зоны передовых позиций неприятеля! Винтовки были наготове, упертые прикладом в переднюю луку седла, с досланным в патронник патроном.
День выдался облачный, но ясный. Равнина, покрытая пологими холмами, темными островками облетевших перелесков, неровными многоугольниками прилежно сжатых, вне зависимости от войны, крестьянских полей, лежала перед разъездом александрийских гусар, словно давно знакомая картина. С октября, когда они в прошлый раз ходили сюда в поиск, изменилось только одно - золотой, багряный и зеленый цвета буйной осени уступили место бурому и грязно-желтому цвету предзимнего ожидания природы. Впрочем, Прапорщик, пожалуй, один заметил это цепким взглядом художника. Ехавший рядом унтер-офицер Денисов обратил внимание на другое:
- Глянь-ка, вашблагородь, фуры обозные, которые наши здесь у дороги при отступлении побросали, похоже, жмудь местная прибрала! Совсем худые были фуры, а мужикам сгодились. Хозяйственный народ, не чета нашим... Даже трезвый!
Разведчикам удалось под покровом рассветных сумерек удачно выйти в ближний тыл германцев. Далее смысл поиска был не совсем понятен Прапорщику. Нападение на квартировавшие по усадьбам и хуторам немецкие подразделения с таким малым количеством людей и патронов было невозможным. Оставалось надеяться, что попадется относительно малочисленный пеший или конный патруль немцев, охраняющий коммуникации или обоз от нападений партизан из числа местных жителей. Тогда можно будет "завязаться", если повезет - попытаться захватить пленного.
Пока же равнина казалась безлюдной. Прапорщик и унтер-офицер периодически оглядывали ее в бинокли. Над далекими домишками вился прозрачный дымок. Часовые неприятеля, если и видели разъезд, вероятно, принимали его за своих. Эта война, съевшая удалое многоцветие воинских мундиров ненасытными утробами могил, сделала силуэты всех армий, сражавшихся на Восточном театре военных действий, одинаковыми - серыми и мешковатыми. Германцы выделялись квадратными очертаниями громоздких касок, русские были круглоголовы от французских шлемов модели Адриана - в этом, собственно, заключалось все отличие. Гусары предусмотрительно отправились в поиск в фуражках, которые, к тому же, перевернули задом наперед, чтобы придать им сходство с германскими бескозырками. "Вероятно, это наши уланы или драгуны, ловят бандитов", - лениво думал немец, заметив в отдалении силуэты разъезда. И безразлично отворачивался раскурить свою короткую трубку.
Наверное, именно так в первую минуту подумали двое верховых германцев, выехавшие на рослых гнедых полупершеронах из ближайшего перелеска. Откуда здесь взяться русским? И солдаты беззаботно направили коней шагом навстречу гусарам.
- Спокойно, ребята! Рысью!.. Едем, как ехали, - невольно сбившись на зловещий полушепот, приказал Прапорщик. - По моей команде - в карьер вперед! Хотя бы одного - живым...
Он с наслаждением почувствовал, как разгорается знакомый азарт хищника, словно на африканской охоте, словно в сладостном экстазе плотской любви! ...До германцев оставалось всего саженей триста, когда передний из них вдруг резко осадил коня и приподнялся на стременах, вглядываясь в приближавшихся всадников. Второй было обогнал его, но обернулся и тоже стал осаживать.
Прапорщик молниеносно вскинул винтовку, поймал под обрез мушки широкую грудь коня переднего немца, на мгновение задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Громыхнуло, блеснуло, толкнуло в плечо...
- Гусары, вперед!!!
В агонии скакнув куда-то в бок, конь под немцем подломил ноги и тяжело завалился, мучительно выгибая шею. Опытный солдат вовремя бросил стремена и спрыгнул на землю.
Гусары с гиком рванулись вперед, стремительно сокращая расстояние. Денисов, Сердюк и еще кто-то с седел били из винтовок по второму германцу. Но тот подскакал к своему товарищу и наклонился с седла, чтобы помочь ему взобраться позади себя на круп. Спешенный только выкрикнул что-то и махнул рукой. Конный немец что есть мочи поскакал прочь, а пеший опрометью бросился бежать в сторону ближайшей рощи.