- Монсеньор! Зачем эти угрозы? Ведь я дворянин и даю вам слово чести.
- Так тому и быть, - кивнул Филипп. - Положусь на твое слово чести, а также на твой страх быть переброшенным через стену - это ты тоже учти. А теперь ступай и будь паинькой.
Паж молча поклонился и уже отошел на несколько шагов, как вдруг ухмыльнулся и сказал:
- Однако и женщина мне приснилась, монсеньор! Губки оближешь.
- Пошел вон, сопляк! - раздраженно гаркнул Филипп. - Оближи сначала молоко со своих губ, а потом уже на женщин облизывайся.
6. НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ
В прихожей его покоев было темно и пусто. Филипп прошел в соседнюю комнату, откуда слышалась унылая болтовня. Там его ожидали Альбре и Бигор; Симон выглядел сонным, Гастон - злым.
- Почти все наши в сборе, - констатировал Филипп. - Но где же Эрнан? Как я понимаю, он главный виновник этого торжества.
- Его светлость велела обливать себя холодной водой, - проворчал в ответ Гастон.
Филипп прислушался: из мыльни доносился плеск воды и довольное рычание баритоном.
- У него отходняк, - хмуро добавил Симон.
Филипп сбросил с себя камзол, плюхнулся в кресло напротив друзей и спросил:
- Так это он привел вас ко мне?
- А кто же еще? - лениво проронил Гастон. - Чертов монах!
- Ты был у Елены Иверо? - сочувственно осведомился Филипп.
- У нее самой.
- Ага! Теперь ясно, почему у тебя такой кислый вид. Стало быть, Эрнан помешал твоим забавам?
- Ну да. Этот евнух с гениталиями, считай, вытащил меня с постели.
(С присущим ему грубоватым изяществом Гастон назвал постелью кресло, стоявшее в двух шагах от дивана, где располагалась Елена. Ему стыдно было признаться друзьям, что за три недели он ни разу не переспал с ней - как, впрочем, и ни с какой-либо другой женщиной.)
- Ну а ты, Симон? Где ты был?
- Я?.. Я ничего... - Глаза его забегали. - Я просто...
- Он просто беседовал с графиней де Монтальбан, - прокомментировал Гастон. - Граф, ее муж и двоюродный дядя, оказался слишком стар, чтобы быть приглашенным в Кастель-Бланко, и графиня скучала без него. Вот Симон и решил чуток поразвлечь ее; ты же знаешь, какой он интересный и остроумный собеседник.
Филипп с серьезной миной кивнул, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
- Да уж, знаю. Ведь это общеизвестно.
- А ты что делал? - спросил у него Альбре. - Ну-ка, ну-ка! - он взял Филиппа за грудку, притянул его к себе и обнюхал всклоченные волосы; затем толкнул его обратно в кресло. - Ну, и как она?
Филипп покраснел.
- Кто - она?
- Изабелла Арагонская.
- С чего ты вдруг...
- Да полно тебе! - отмахнулся Гастон. - Не изображай оскорбленную невинность. Только что ты валялся в постели с Изабеллой Арагонской, я это по запаху учуял.
- Ах, по запаху? Подумать только! Наша борзая взяла след.
- Твой сарказм неуместен, дружище. Нюх у меня действительно тонкий пусть и не столь тонкий, как у борзой, но и жаловаться на его отсутствие мне не приходится. Давеча я пытался приударить за этой недотрогой...
- И получил от ворот поворот, - злорадно вставил Симон.
- Всяко бывает, - невозмутимо ответил Гастон. - Когда тебя отвергает чужая жена или незамужняя девица, это всего лишь неудача, в этом нет ничего позорного. А вот один наш общий знакомый (из деликатности и не стану называть его по имени), так его порой отшивает его же собственная жена.
Симон понурился, а Филипп захихикал.
- Итак, - между тем продолжал Гастон, - Франция получила от тебя уже вторую пощечину. Сначала ты отвоевал Байонну, а теперь трахнул жену наследника...
- А ну заткнись! - внезапно вскипел Филипп, глаза его гневно засверкали. - Если я еще хоть раз услышу от тебя это слово применительно к женщинам, которых я лю... которые мне нравятся, - то пеняй на себя и не говори, что я не предупреждал.
Гастон обречено вздохнул.
- В таком случае мне придется вообще позабыть это слово. Ведь ты л ю... тебе нравятся все без исключения женщины, которых можно тра... заниматься с ними любовью... А впрочем, нет. Остаются еще молоденькие плебейки; они не шибко заботятся о чистоте своего тела, моются нерегулярно, и, видимо, потому ты к ним равнодушен - не желаешь слизывать с них грязь.
- Фу! - с отвращением произнес Филипп. - Какой ты пошляк!
- Это уж точно, - послышался с противоположного конца комнаты голос Эрнана. Раскрасневшийся от холодного купания и укутанный в широкую белую простыню, он стоял у двери, ведущей в мыльню. - Филипп совершенно прав: как только в жизни появляется что-нибудь светлое и прекрасное, тут же приходит Гастон и все испошлит.
Альбре демонстративно фыркнул:
- Чья бы корова мычала! Кому-кому, но не тебе, монаху чертову, разглагольствовать про светлое и прекрасное.
- Но и не тебе, жеребцу похотливому, - отпарировал Эрнан, вразвалку приближаясь к друзьям. - А ты, Филипп, хорошо устроился, как я погляжу. Такие шикарные покои, не то что у меня. Мне, к твоему сведению, приходится ютиться в одной жалкой комнатушке... Ну, не так, чтобы слишком уж жалкой, но все же это несправедливо.
- Вот станешь гроссмейстером тамплиеров, - заметил Гастон, - тогда и тебя будут принимать наравне с королями. Думаешь, мои апартаменты намного лучше?
- У тебя две комнаты.
- Та же твоя комната, только и того, что разделена надвое тонкой перегородкой...
- И сени у тебя попросторнее. Так или иначе, ты можешь не бояться, что кто-нибудь вломится к тебе и сразу увидит, как ты мочишься в ночную вазу. - Эрнан вздохнул и плюхнулся на диван. - Что ни говори, а граф графу рознь.
- Подчас и виконт графу рознь. - Гастон завистливо покосился на Симона. - Нашего друга поселили вместе с принцами, предоставили ему аж три большие комнаты, не считая передней и мыльни. Небось, Маргарита уже положила на него глаз. Будем надеяться, что вскоре он отквитает Амелине еще пару ветвей на своих рогах...
Тут Филипп не выдержал.
- Хватит! - прикрикнул он. - Прекратите это словоблудие!
В этот же момент из мыльни вышел Филиппов слуга Гоше и почтительно осведомился:
- Вашим светлостям чего-то надо, монсеньоры?
- Нет, Гоше, ничего, - ответил Филипп, - до утра ты свободен, ступай. - А когда слуга с поклоном удалился, он повернулся к Шатофьеру: - Ну, давай, дружище. Что стряслось? Только по существу, без околичностей.
Лицо Эрнана приобрело серьезное выражение.
- Буду говорить по существу, но околичностей, увы, нам не избежать.
Филипп нетерпеливо щелкнул пальцами.
- Ладно, валяй свои околичности. Но покороче, по существу, без всяких вступлений и отступлений.
- Вот и ладушки, - удовлетворенно промурлыкал Эрнан. - Теперь ответь мне на такой вопрос, Филипп: как, по-твоему, охраняется Кастель-Бланко?
- Надежно. Приступом его так просто не возьмешь.
- Ну что ж, согласен. А внутри?
- Тоже хорошо.
- А этот этаж?
- Как государственная тюрьма. В конце концов, здесь находятся апартаменты принцев и принцесс королевской крови.
Шатофьер хмыкнул.
- Тогда выйди на коридор.
- Зачем?
- Чтобы провести смотр охраны.
- Ах, вот ты про что! - усмехнулся Филипп. - В самом деле, ни в коридорах, ни в галерее ты не встретишь ни одного стражника. Но все подходы на этот этаж охраняются так, что и муха не пролетит, не подвергнувшись тщательной проверке. И между прочим. Сам выйди на коридор и выкрикни что-нибудь вроде "ой-ой-ой!" - так сразу же к тебе сбежится дюжина стражников. Нет, дружище, все твои опасения напрасны. Охрана здесь невидима, но лишь до тех пор, пока в ней не нуждаются; а так она вполне надежна. За исключением Маргариты и ее сорока семи гостей, сюда никто беспрепятственно не войдет. Отошли я Гоше за бутылкой вина, обратно он вернется в сопровождении двух стражников, которые уберутся лишь тогда, когда убедятся, что все в полном порядке. А что касается отсутствия часовых в коридорах и галерее, то...
- То это очень удобно, - продолжил его мысль Гастон. - Хоть сейчас наш Филипп может снова пойти к принцессе Изабелле, и если он будет осторожен, а ее горничная будет держать язык за зубами, то никто никогда не узнает, где он был и сколько времени он там "где-то" провел... Гм, разве что по запаху - ведь она так аппетитно пахнет!
Эрнан прокашлялся, призывая к вниманию.
- Но в этом, кажущемся безобидным, удобстве есть не только светлая, романтическая, но и темная, зловещая сторона.
- Вот как! - насторожился Филипп. Сердце его учащенно забилось: хмурый вид Эрнана не предвещал ничего хорошего. - А ну выкладывай, что там у тебя на уме!
Гастон и Симон подались вперед; глаза их лихорадочно заблестели.
- Прежде всего, - начал Эрнан, - немного пофантазируем... Нет-нет, чуток, самую малость. Так вот, в противоположном крыле замка на этом же этаже обитает восемь дам, и все они принцессы крови - Маргарита и Жоанна Наваррские, Бланка Кастильская, Мария и Изабелла Арагонские, Адель де Монтальбан и, наконец, королева Кастилии Констанца Орсини. Есть, правда, еще брачные покои с Габриелем и Матильдой - но эта парочка не в счет. Если они и замышляют кого-то убить, так это друг дружку... Гм-м, далее. В нашем крыле, то есть в твоем крыле, Филипп, обитает восемь принцев крови плюс один Симон де Бигор. Кроме главного коридора, эти два крыла соединены также галереей, где нет никаких лестничных пролетов, и вот по этой галерее... Представим себе такую возможность (только не принимай это всерьез, Симон, я беру тебя к примеру), итак, предположим, что наш Симон заимел зуб на какую-нибудь из восьми вышеупомянутых дам, скажем... скажем, на Марию Арагонскую.
Щеки Симона вспыхнули.
- Гнусная ложь! - пробормотал он, виновато пряча глаза.
Филипп и Гастон вопросительно уставились на Эрнана.
- Что такое? - хором произнесли они.
- Ничего особенного, - отмахнулся тот. - Это наш с Симоном секрет, и я не намерен выдавать его... В том случае, конечно, - веско добавил Шатофьер, - если он будет вести себя паинькой... Значит, продолжим. По некоторым причинам Симон заимел зуб на госпожу Марию Юлию, и вот, темной ночью, когда все легли спать, он, спрятав на груди кинжал, выходит от себя, без излишних предосторожностей, но и не создавая лишнего шума, никем не замеченный, переходит по галерее на женскую половину, подходит к двери вышеупомянутой принцессы, тихо стучит... - Тут Эрнан обескуражено умолк и покачал головой с таким видом, будто только сейчас обнаружил в своих рассуждениях существенный изъян.
- Ну! - приободрил его Филипп. - Что дальше?
- Дальше ничего, - сокрушенно вздохнул Шатофьер. - Я выбрал неудачный пример. Ни Мария Юлия, ни ее горничная не впустят Симона внутрь, а скорее всего поднимут гвалт и вызовут стражу.
- Однако мысль твою я уловил. Кто-нибудь из нас, принцев, проявив определенную сноровку и некоторую осторожность, может явиться среди ночи к какой-нибудь из принцесс, остаться с ней наедине, якобы для серьезного разговора, ловко перерезать ей горло - так, чтобы она не пикнула, затем прикончить горничную как единственного свидетеля и спокойно возвратиться к себе... Ч-черт! Но это же чистейший вздор!
- Отнюдь, - авторитетно заявил Эрнан. - Никакой это не вздор. Именно так собирается поступить Рикард Иверо с принцессой Маргаритой.
- О боже! - испуганно взвизгнул Симон.
- Когда? - спросил практичный Гастон.
- Черти полосатые! - сказал Филипп. - Ты это серьезно?
- Серьезнее быть не может. Ты помнишь наш первый разговор о лурдском лесничем?
- Да, - ответил Филипп, выстрелив взглядом в Симона. - Дело, кажется, было на ристалище...
- Вот-вот, на ристалище. В твоем шатре. А когда вы оба уехали, я там уснул, и виделся мне жуткий сон...
Разумеется, Эрнан поведал друзьям не о коварных сарацинах из своего сна; он рассказал о не менее коварных христианах, что имели обыкновение обсуждать свои преступные планы на арабском языке.
Филипп, Гастон и Симон слушали его, не перебивая. Когда Эрнан закончил, в комнате воцарилась гробовая тишина - трое его слушателей, каждый в меру своих умственных способностей, переваривали полученную информацию.
- Матерь Божья! - наконец выдавил из себя Филипп. - Граф Бискайский, виконт Иверо!.. Кто бы мог подумать!
- То-то и оно! Никто бы на них не подумал. Графа здесь нет; он вдохновитель и организатор покушения, и остался в Памплоне, чтобы никто не заподозрил его в причастности к убийству...
- Не совсем так, - перебил Эрнана Филипп. - Маргарита вообще не пригласила его в Кастель-Бланко.
- Это несущественно. Главное, что граф будет вне подозрений. А что касается Рикарда Иверо, то он втихаря сделает свое дело и будет таков. А всю вину свалит на другого.