Огромный волосатый паук бежал по своим делам через пустыню, где мы ночевали, и удивился, увидев нас. Мы тоже удивились. Вовка сфотографировал паука, и он убежал. К слову сказать, это был единственный представитель крупной дикой фауны, встреченный нами во всём путешествии.
Теперь, когда мы вернулись домой, многие москвичи спрашивали нас: ну а как там всякие львы, змеи, скорпионы, леопарды и прочие африканские чудовища? Они же там повсюду! Я отвечаю: а часто вы в России видели медведей? У нас тоже говорят, что вот, медведи там, сям, даже такое выражение есть: «русский медведь». Однако, ни я, ни мои друзья медведей в природе не видели — хотя они где-то и есть, в глухих, не посещаемых никем местах. В России так же обстоят дела с медведями, как в Африке — со змеями, львами и крокодилами.
В 6.30 утра мы уже стояли на позиции, ожидая многочисленных машин
в сторону Хартума — хотя бы до городов Габба или Дебба. Мы стояли на самой асфальтовой дороге Донгола—аэропорт, понимая, что машины, сворачивающие на Хартум по двум из трёх левобережных дорог, должны проезжать мимо нас. Мы стопили всё; стопилось всё. Но несколько утренних легковушек ехали исключительно в аэропорт, а грузовиков и вообще гружёных машин не было вовсе.
Вот из города в сторону аэропорта едет велосипедист. Чёрный, с чёрной бородой, в белом халате и чалме, на шее — белый шарф, к рулю велосипеда прицеплены четыре вставленные одна в другую кастрюли (получается такой большой бидон). Велосипедист подъехал к нам и оказался англоговорящим.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— Какие-то проблемы?
— Хотим уехать в сторону Хартума. Машину ждём. Вчера не было.
— Сегодня тоже не будет — сегодня праздник.
— ??? А вчера был тоже праздник??
— И позавчера. У нас выходные. Завтра пойдёт много машин. Грузовики, автобусы, обязательно! Есть хотите?
Мы удивились такому вопросу. Впрочем, это был лишь риторический вопрос, потому как велосипедист, улыбаясь и прямо сияя от счастья, уже расцеплял соединённые друг с другом кастрюли. В одной оказался фуль, в другой — каша из бульона, мяса и риса, в третьей — «сопли», в четвёртой — хлеб. Как неожиданно Бог послал завтрак! Хотя мы должны были уже к этому привыкнуть. Разложились прямо у дороги, на песке. Мы предлагали самому хозяину еды присоединиться к трапезе, но он отказался.
— А вода у вас есть?
Оказалось, что воду мы уже выпили. Тогда бородач сел на велосипед, взял наши торпеды и отправился за водой. Когда он вернулся, кастрюли были наполовину пусты, а мы — под завязку полны.
Привезя нам воду, бородатый человек помог нам помыть руки от жирной еды — у него нашлось даже мыло. Увидев, что мы больше не съедим, суданец собрал кастрюли и подарил нам мыло. Мы обменялись адресами, и велосипедист, совершив все благодеяния, поехал дальше по своим делам. Наверное, он ехал в аэропортовскую мечеть, или в сам аэропорт. И прямо сияние распространялось от него по пустыне: он был искренне, очень рад, что ему представилась возможность совершить доброе дело!
Я вспомню этого человека, ещё и не раз. Когда в сытой, благополучной Москве ко мне заявится какой-нибудь очередной незнакомый гость и вписчик. Когда, заглядывая после тусовки в шкаф, подумаю ненароком: гости весь сахар слопали — как саранча! Когда на улице, в центре города, ко мне подойдёт какой-нибудь попрошайка и попросит рубль или пятёрку.
А бывает ли с нами так, чтобы случайного попутчика, увиденного в метро, на улице или в автобусе, позвать к себе в гости и на ночлег? А когда мы идём из магазина, полны продуктов, часто ли на нас накатывает желание, искреннее желание, подарить их кому-нибудь, местному или приезжему? Так-то оно, полезно порою, очень полезно вспомнить радостных негров!
Когда велосипедист уехал, мы продолжили ожидание машин. И это ожидание не было напрасным. Гудя и пыля, на нашу дорогу выехал — к сожалению, встречный — огромнейший «гобот» (большая, неповоротливая машина). Толстый и гружёный, забитый людьми и мешками, причём на крыше гобота возвышалась ещё целая груда вещей, прибавлявшая ему ещё два с половиной метра высоты. Пока мы фотографировали сие чудище, оно проехало метров триста и остановилось. Над дорогой висел провод, и водитель вышел, чтобы измерить высоту, проверить, пройдёт ли гобот под проводом или провод над гоботом. Пользуясь этой задержкой, мы побежали к нему.
Удивительный вездеход шёл из Ливии. Судя по карте, последние 700 км он ехал по пустыне без населённых пунктов. Через окошки виднелись разморенные жарой люди в креслах и многочисленные вещи. Сегодня гобот ехал ночевать в Донголу, чтобы завтра продолжить путь на Хартум.
Сколько дней шёл сей транспорт от Ливии, мы не успели спросить. Выяснив путём измерений, что гобот не заденет провод, а провод не заденет гобот, водитель сел за руль, и диковинная машина, пыля и урча, поехала в Донголу. Обрадованные тем, что машины на Хартум существуют (завтра, по крайней мере, пойдёт), мы вернулись на позицию.
Однако наше желание уехать по хайвею в Хартум упало до критически низкого уровня. Может, у них тут теперь всегда будет праздник? Ведь ещё на трассе на Кариму нам обещали 5-6-8 машин в день, а потом была суббота, потом праздник — Курбан-Байрам, потом его долгие метастазы, и дальнобойные машины все куда-то делись. Лучше для нас, — решили мы, — отправиться в путь вдоль Нила по деревням. Там, вероятно, и в праздничные дни ездят хоть какие-то машины, хоть на 5-10 километров. А с голоду в Судане мы не умрём.
Так решив, мы вернулись в город, по следам гобота, чтобы оттуда выйти на трассу в южном, вдольнильском, направлении. И впрямь, по самому городу разъезжали редкие «Тойоты». Мы проехали всего два километра в трясучем грузовике, а потом оседлали, было, другой локальный транспорт, но водитель оного зазвал нас к себе в гости. Водитель был чем-то пьян (это был единственный пьяный, встреченный нами в Судане). Вскоре поспела еда, приготовленная руками женщин; как всегда, появилось большое блюдо-поднос, которое не пролазило через ворота… Есть на такой жаре было трудно, одно хорошо: было много чая. Когда же пьяный хозяин уснул, мы решили не обременять его покой и вернулись на дорогу, идущую вдоль всего города на юг.
Локальные машины между деревнями и впрямь существовали. Собственно говоря, вдоль Нила шла одна большая деревня, с полями, хижинами, глиняными кувшинами, огородами. Трасс было столько, сколько рядов домов стояло параллельно Нилу. Какая из дорог является главной, мы не знали, да и водители не знали этого тоже и часто проезжали по параллельным улицам, не замечая нас. Но всё же, сменив несколько машин, мы проехали километров сорок и достигли большой деревни Убри.
Итак, наше великое донгольское сидение закончилось. Итого мы провели в Донголе четверо суток, ежедневно посвящая немало времени добросовестным попыткам уезда из неё, и наконец эти попытки привели нас к успеху.
В Убри нас ожидала, разумеется, вписка на циновках во дворе у гостеприимных местных жителей, которых наше ночное появление нисколько не испугало.
А представьте себе: российское село, скажем, Яжелбицы, и в один из домов, с наступлением темноты, стучатся и просятся на ночлег (на ломаном русском языке) пятеро толстых негров с такими баулами… Недоумение овладеет нашими деревенскими старушками. А здесь — спокойно. Вы постучитесь в дом — вас пустят, а что двигает хозяином? интерес, или искренняя радость, или древний обычай гостеприимства?
За полтора века до нас Альфред Брем, которого я уже цитировал, прошёл практически по нашему маршруту — из Каира через Асуан, Вади-Халфу, Донголу в Хартум. Он тоже отмечал гостеприимство суданцев:
«Если суданец хочет особенно почтить своего гостя, он убивает овцу, или, если он беден, по крайней мере козу, и приготовляет её мясо как особенно лакомый кусок. Обыкновенно же он ест только свои постоянные кушанья ассиеда и люкхмэ. Но он до того гостеприимен, что считает за праздник день, когда чужой или знакомый посетил его хижину, и готов сделать всё от него зависящее, чтобы доставить удовольствие гостю. Если он может, то устраивает пляску перед своим домом и собирает для этого всех своих соседей.
30 марта, вторник.
Утром мы имели возможность осмотреть дом, давший нам приют. Это был очень богатый дом. Во дворе — колодец, яма глубиной метров пять и диаметром метра три, на дне колодца стоял насос, работающий, вероятно, на бензине. Во дворе был и отдельный генератор электричества, и осёл с ослёнком, а, возможно, и другой скот. Хозяева угостили нас чаем с молоком, и мы отправились в путь.
Сегодня точно уже никакого Нового года не было, и «Тойоты» разъезжали в разные стороны, не как в Москве конечно, но всё же для Судана очень хорошо. Пейзажи Нильской долины были зелены. Мелкие мошки, зарождающиеся на принудительно орошаемых полях, наполняли воздух, забивались нам в глаза и ноздри на некоторых позициях. (В пустыне этого не было!) Поэтому, пока не было машин, мы принимали смешной вид: я надевал Володину маску для подводничества, Володя — чёрные очки и т. п… Когда появлялась машина, мы снимали сии приспособления.
Вот едет нечто, похожее на «Лорри». Чудеса чудотворные! Это, оказывается, автобус на Хартум! Не тот, ливийский, а местный автобус Донгола—Хартум. Изначально он представлял собой, наверное, грузовик. Только кузов его был закрыт сверху, чтобы людей можно было размещать не только внутри, но и «на втором этаже». Однако водитель автобуса оказался деньгопросом и оставил нас на трассе общаться с мошкой.
Сменили несколько машин. Это всё были «Тойоты», кузова коих были полны местных «автостопщиков». Хотя эта машина относится к классу легковых, в кабине оной едет обычно трое, а в кузове — до десяти и более человек. Мы ехали нераздельной пятёркой, и делиться нам не приходилось. В самом деле, какая разница, 9 человек едет в машине или 14? Местные безмашинные жители, ездящие из одной деревни в другую, тоже голосовали группами — по 3, 4, 5, а то и более человек.
Мы ехали мимо полей, на коих росли маленькие тыквочки и арбузики величиной с куриное яйцо. Андрей попробовал арбузик и долго отплёвывался — оказался горьким и незрелым. Спустя несколько часов мы прибыли в город Хандак, находящийся уже в 80 км южнее Донголы.
Хандак оказался крупным городом, состоящим из тысяч глиняных строений. На въезде в него мы увидали развалины старинной крепости и воспользовались случаем полазить по ней. Сделанная из необожжённой глины, с башнями, стенами и развалинами внутренних помещений, она использовалась для игр местной детворы. Суданские дети с интересом наблюдали за нами.
С вершины одной из башен мы лицезрели изгиб Нила, зелень по берегу его, глиняные коробочки-дома Хандака и возвышающуюся над ними мечеть. Облазили крепость, сфотографировались и спустились вниз, недоумевая, какая из улиц сего города является основной трассой на Габбу, Деббу и Хартум.
Нас всё-таки вывезли из Хандака и мы обрели позицию в тени колючих дерев с мелкими листьями. Но нас постигло недоразумение с трассами. Вдоль Нила всё продолжалась одна сплошная деревня с редкими домами и частыми полями, средняя ширина этой деревни составляла километра полтора. Иногда деревня расширялась до величины городка. Но где, с какой стороны какого дома колея в песке является колеёй машин, едущих в Габбу и Деббу? Мы сидели в тени и поглощали арбузы и помидоры, подареные нам бахчеводами, ездящими вокруг на ослах. Узнать у них направление мы не смогли, так как бахчеводы не делали разницы между одной и другой колеями, ведущими на юг, а машин, чтобы привезти нас на лучший путь, не было.
Долго ли, коротко ли, в какой-то момент на дороге запылило и показалась очередная «Тойота», полная мужчин и женщин. Водитель взял и нас. Развезя по разным уголкам деревни этих людей, водитель со своим братом (или другом) решили отвезти нас к себе в гости. Пользуясь случаем переждать жару и расспросить о трассах, мы согласились. Получилось, что на этой машине мы приблизились к заветной цели на целых два километра, а может, и того меньше.
— Трасса здесь одна, — объяснял водитель на смеси английского и арабского, — и проходит она по пустыне, в стороне от деревни: я покажу вам. Там все ездят на Габбу, Деббу и Хартум. А есть и другая трасса, она идёт вдоль Нила, но не там, где вы сидели, а в другом месте. По ней ездят реже, всё только по соседним деревням. Но и по ней ездят тоже. Больше никаких трасс нет, только ещё одна, вон там, видите? где мечеть! вот там тоже трасса.
Водитель вконец запутал нас, но всё же выявил, что лучшая трасса — это та, что проходит в двух километрах от его дома, близ мечети и колодца. Решили пойти туда, как только спадёт дневная жара, а пока хозяин предложил нам помыться.
«Ванная комната» стояла во дворе и представляла собой крошечный домик из цемента, по величине — деревенского туалета. Для целей мытья нам было предоставлено ведро, которое хозяин, сходив куда-то, наполнил тёплой мутной водой. Был и маленький черпачок, а на полу «ванной комнаты» — слив. Мы по очереди сходили на помывку и истратили на пятерых два ведра воды.
Мылись, обедали, употребили немало чая в ожидании, когда спадёт жара, вспоминали все известные нам арабские слова в неспешной беседе. Когда, наконец, тени начали удлиняться, мы попрощались с хозяином и пошли в указанную нам сторону.
Сперва, однако, мы набрели на кладбище. «Мужик правильно указал дорогу!» — подумали мы. Кладбища в Судане просты и незатейливы; на могиле ставится обычный камень, без имени и дат. Никаких склепов, цветов, оград, изображений. Никто не ходит и не приносит на могилу цветы. Прошли кладбище и увидели лежащий на песке в пустыне пустой чайник и долго смеялись, выдумывая, как он сюда попал. Наконец, мы набрели на колеи в песке. Рядом находились: 1) сооружение, похожее на автобусную остановку, 2) колодец, 3) мечеть, 4) вдали — несколько домов.
Судан…
Красное солнце заходило на западе, как бы проваливаясь в расплавленный им песок. Наши тени протянулись до горизонта, в противоположную сторону, к основной деревне, Нилу и суданским угощениям. Седобородый старик в чалме, выйдя на крыльцо глиняной мечети, взялся за мочки ушей и громко, протяжно запел азан (призыв на молитву):
— Алла-ху акбар, алла-аху акбар!…
Ашхаду-ля-иляху-илля-Лла!…
Спешите на молитву!
Спешите к спасению!…
Никто не откликнулся на призыв одинокого имама, и он, ни капельки не обеспокоенный этим, куда-то скрылся.
К колодцу, находящемуся возле мечети, подошли несколько женщин в разноцветных платьях. Вообще, если мужчина в Судане обычно носит стандартное белое одеяние, то женщины стараются как могут: кто в жёлтом, кто в синем, кто в розовом платье, кое-кто и с кольцом в носу. Женщины принялись извлекать воду из колодца при помощи обрубка белой пластмассовой канистры, привязанной к длиннной верёвке. Нацедив себе воды, женщины ушли.
Вот погонщик верблюдов погнал своё стадо — вероятно, днём он выгуливает его, а к ночи возвращает к себе в загон. Два десятка верблюдов прошествовали перпендикулярно дороге.
Вот к нам подъезжают на ослах три странных типа. Один, грубым и жёстким голосом, что-то требует от нас. Вероятно, это местный полицейский, он даже вооружён (деревянной палкой).
— Это неправильная дорога! Идите в другое место! Ждите машину там, возле полицейского участка! — объяснял он. И впрямь, вдали, там, куда уползли наши тени, поднимая пыль, промчалась вечерняя «Тойота».