Рукоделие, конечно, не может заменить алгебру. С другой стороны, тот, кто намерен посвятить себя математике, должен все же уметь пришить пуговицу или починить стул. Будущему замечательному переводчику тоже не помешает в жизни умение быстро сосчитать, сколько нужно заплатить в кассу за покупку, или навыки в окраске стен.
Поэтому и математика, и изучение ремесла остаются обязательными для всех учеников. Из тридцати пяти недель учебного года тридцать недель весь класс занят изучением общей для всех программы. А пять учебных недель отводятся для тех предметов, в которых ученик хотел бы совершенствоваться.
Любитель языков эти пять недель (конечно, не подряд, часть необязательных предметов распределяется равномерно в течение всего учебного года) занимается вторым языком, немецким или французским. Можно эти пять недель отдать изучению ремесла. Можно посвятить их более обширному, глубокому курсу математики. А можно и так: три недели — иностранный язык, две — математика или родной язык. Еще вариант: три недели язык, а две — обучение машинописи. Наконец: три недели ремесло или машинопись, две — шведский язык или математика.
Таким образом, седьмой класс делится для изучения необязательных предметов на несколько групп. Но надо, чтобы в каждой было не менее пяти учеников. Если так не получается, если, допустим, пять недель ремеслу хотели бы отдать всего два ученика, то им приходится примыкать к группе, большинство которой намерено делить время между ремеслом и еще какими-либо предметами.
Ну хорошо, ученик сделал выбор, а к концу года убедился, что переоценил свои способности, что усложненный курс математики ему, пожалуй, не по силам. Что тогда?
Тогда он может исправить ошибку при переходе в восьмой класс, где необязательные предметы изучаются уже семь недель, а выбор можно сделать между девятью группами.
Наконец, в девятом классе учащиеся делятся на четыре основных «потока»: теоретический, социальный, технико-механический и экономический.
«Теоретики» готовятся продолжать изучение теоретических дисциплин. Выбравшие социальный поток углубляют знания гуманитарных предметов. Технико-механический поток насыщен техническими дисциплинами и дополнительной практикой в мастерских и на производстве. Наконец, «экономисты» подготавливаются к торговой или коммерческой деятельности.
Пока трудно говорить о достоинствах и недостатках новой системы: как я уже сказал, перестройка шведской общеобразовательной школы еще не закончена.
После девяти лет обучения те ученики, которые хотят продолжать образование, поступают в гимназии. Там надо учиться три года. В гимназиях есть несколько профилей: гуманитарные науки, социальные науки, естественные и технические, и, наконец, профиль бизнеса, то есть подготовка деловых людей, предпринимателей, администраторов.
Все гимназисты, за исключением техников, должны выучить три языка.
Зачем так много? А вот зачем. Швеция сравнительно небольшая страна, которая, однако, ведет дела с десятками государств. Трудно ожидать, чтобы многие американцы, или русские, или немцы специально учили шведский, который может пригодиться им довольно редко.
Теперь возьмите учебники для институтов. Швеции, скажем, достаточно одного факультета, который готовил бы врачей — специалистов по болезням уха, горла и носа. Так имеет ли смысл ради нескольких десятков человек специально издавать учебники на шведском языке, когда есть превосходные учебники на более распространенных языках мира? А что делать с обильной литературой о тех же болезнях, без которой ни один врач, если он не хочет отстать от новейших достижений медицины, никак не обойдется? Не переводить же все новинки на шведский!
Техникам, конечно, тоже не помешали бы три языка, но у них большая нагрузка по специальным дисциплинам. Гимназисты, выбравшие технический уклон, могут поступить после трехлетнего обучения на четвертый курс центральной технической гимназии и получить так называемую низшую инженерную квалификацию.
Чтобы иметь высшее образование, окончившие гимназию поступают либо в университет, либо в колледжи, примерно соответствующие нашим институтам.
А теперь, когда мы с вами познакомились, так сказать, с фундаментом шведской системы образования, посмотрим, как все выглядит на деле.
В образцовых школах
За свои поездки по Швеции я видел много школ. В некоторых бывал на уроках. Разговаривал с учителями и с учениками. Один раз меня пригласили на школьный вечер — правда, чтобы не стеснять ребят, я побыл там минут двадцать.
Я просил, чтобы мне показывали самые лучшие, образцовые школы, притом преимущественно в столице или ее новых пригородах. Мое знакомство со шведскими школьниками началось в показательной школе столичного района Вэллингбю, где все было, что называется, с иголочки и даже отделкой стен коридора занимались не маляры, а пять художников. Школа изобиловала светом и воздухом, в ней было всего два этажа: в большом здании больше шуму, теснее в нижних коридорах, на вешалках и особенно у подъезда и во дворе.
Раздался первый звонок на перемену. Это звонок для учителей: им осталось две с половиной минуты, чтобы завершить урок. Второй звонок. Теперь ребята могут покидать класс. И на уроки созывают тоже два звонка. По первому собираются в классы ученики, второй, через две с половиной минуты, приглашает учителей.
Из нескольких дверей — они опять-таки сделаны для того, чтобы не было толкучки, — высыпала шумная, пестро одетая ватага. Форму шведские школьники не носят. Каждый одевается как хочет. Почему?
— Видите ли, родители не хотят, чтобы их дети теряли индивидуальный облик, — сказал мне директор школы.
— Но взгляните на девочек, — возразил я. — У всех одинаковые прически, все в красных брюках. Какой же тут индивидуальный облик?
Девочки гонятся за модой. Красные брюки — это модно. Какая-нибудь Грета канючит у мамы и папы: «Хочу красные брюки, как у Евы». И вскоре все девочки — в красном. Та же форма, только не всегда удобная и более дорогая.
Остановив белобрысого паренька в рубашке, на которой были изображены автомобили разных марок, я спросил у него насчет отметок. Паренек ответил, что он учится во втором классе.
— Ну и что же?
Мне объяснили, что в первом и втором классах отметок не ставят. Нет в шведских школах и переходных экзаменов: можно ли перевести ученика в следующий класс, учителя решают в зависимости от того, как он успевал весь учебный год.
С 1969 года отменены также экзамены на аттестат зрелости. Выпускникам выводятся средние отметки за два последних года обучения. При этом, если ученик во время выпускного карнавала вынужден прицеплять к шапочке большую английскую булавку, что означает: «братцы, я едва-едва выкарабкался» или даже пробку («провалился, засыпался»), у него еще не все потеряно. Он имеет право подготовиться по тем предметам, с которыми у него неблагополучно, и сдать их отдельно.
Образцовые школы прекрасно оборудованы. Я нигде не видел мрачных черных досок. На темно-зеленых мел виден не хуже, а в классе как-то уютнее, приятнее. И парты светлые.
В школьных мастерских — не списанные с заводов устаревшие станки-инвалиды, а самые последние, новехонькие. Уроки так называемого слёйда — обучение ремеслу — в шведских школах были введены еще в прошлом веке. Школьников стараются приучить к труду с самых ранних лет. Третьеклассницы уже умеют немножко шить и вышивать, их сверстники могут самостоятельно сколотить полочку или ящик для обуви. Затем ребята начинают работать в школьных столярных и слесарных мастерских под наблюдением опытного мастера, который следит за качеством изделий.
Девочки тем временем самостоятельно готовят в школьной кухне завтраки и обеды, учатся стирать белье, а старшеклассницы — пеленать и купать младенцев. Считается, что школьница должна уметь накрывать на стол, сажать цветы, выбирать продукты, варить кофе, хранить одежду, выводить пятна, разбираться в сортах мебели… да всего и не перечислишь!
Несколько дней я провел в образцовой школе при Стокгольмском высшем педагогическом училище. Говорят, подобных школ — четыре в стране. Тут завтрашний день школьной техники, есть чему позавидовать!
Ну вот, например, ученики не таскают туго набитые портфели: в классе есть полный набор учебников. Другой набор — у учеников дома. Карты не развешивают, они в особых трубочках под потолком. Потянул за нужный шнур — и перед тобой развертывается политическая карта Европы или физическая Африки.
Особенно же здорово оборудован класс для изучения языков. Тут кабины с магнитофонами. Каждый ученик может записать свою речь, прослушать ее и исправить недостатки. Учитель с центрального пульта включает свои наушники в любую кабину по выбору и в микрофон дает советы либо всем своим ученикам сразу, либо только кому-нибудь одному.
Оборудование такого кабинета стоит очень дорого.
В других школах, где я потом побывал, особенно в провинции, не было ни кабин, ни пульта.
В образцовой школе я слушал итоговый урок истории в шестом классе. Класс закончил изучение истории XVIII века и подготовил программу, где события этого далекого столетия были представлены в живых картинах.
Зазвучала тихая музыка: старинный менуэт. На «экране телевизора», а проще говоря, в самодельной картонной раме появились две девицы и принялись довольно бойко рассказывать о том, как тогда жили люди: неурожаи, войны, голод…
Их сменили два паренька, изобразившие спор «шляпы» и «колпака» — представителей двух враждовавших партий. Тот, что был в шляпе — важный господин! — кричал на своего политического противника и даже топал ногами.
А что ели шведы в XVIII веке? Из рамы «телевизора» высунулась девочка и принялась перечислять, загибая пальцы: ржаной хлеб, каша, кислое молоко, похлебка.
Появились трое девочек и трое мальчиков. Девочки пели, а мальчики играли на деревянных дудочках.
То была старинная песня.
«Крылья бабочек мелькают над лугами Хага», — старательно выводили детские голоса.
Тем временем в классе задернули шторы на окнах: начался показ диапозитивов, изображающих события XVIII века. В заключение еще одна девочка должна была поведать классу о Моцарте и Бахе, но ее как раз вызвали к зубному врачу…
Не по учебнику религии
У шведских школьников есть в числе прочих «Учебник религии» — книжка со многими цветными картинками, очень красочно изображающими разные христианские добродетели. По этому учебнику ребята изучают житие Иисуса Христа, святых и апостолов.
Большинство шведских школьников ребята как ребята — хорошие, честные, веселые, проказливые, задиристые, любящие спорт. Им предстоит трудовая жизнь, они не избалованы родителями. Есть, однако, и другие.
Я видел, например, как несколько франтоватых мальчишек выскочили из школы и один из них, подбежав к проходившей мимо старушке, принялся с хохотом «чистить» ее сапожной щеткой. Он начал со шляпы, и, прежде чем окаменевшая от гнева и обиды старушка успела вымолвить слово, щетка прошлась по ее потертому пальто и сумке с продуктами. Эта отвратительная сцена совсем не походила на картину из учебника религии, где трогательно заботливые мальчик и девочка, вежливо уступив дорогу старушке, подсаживали ее в автобус.
В другой раз у подъезда большой школы мне повстречалась группа школьников и школьниц, очень развязных и шумных. У девочек ярко выделялись накрашенные губы, на пальцах блестели кольца. Головы мальчиков украшали пышные гривы. И те, и другие курили — не тайком, а открыто, с вызовом.
Как же случилось, что чудесные ребята, которых начальная школа старается воспитать честными, трудолюбивыми, умелыми, превращаются в развязных свинтусов?
Я недостаточно знаю жизнь Швеции, чтобы полно ответить на это. Но из разговоров с учителями, с родителями, наконец, с самими школьниками кое-что мне стало яснее.
В Швеции многие считают, что школа не должна вмешиваться в личную жизнь учащихся. Там не стараются создавать коллектив, прививать детям общественные навыки. «Думай прежде всего о себе» — вот к какому выводу приходят иные подростки, вступающие в жизнь.
Некоторые юные шведы берут за образец поведения отнюдь не учебник религии. Они читают книжки и смотрят фильмы, где героиня с шиком курит сигареты и пьет виски, где герой стреляет, колет, рубит, режет, где щелкают наручники и свистят пули.
В детских садах ребят приучают к «всамделишным» рубанкам и молоткам. А в витрине магазина игрушек среди плюшевых зайцев и обезьян красуются маленькие наручники, тоже почти «всамделишные». Они приделаны к плакатику, на котором изображена схватка полицейского с ловким гангстером.
Книжки, фильмы, игрушки — глупейшие и вреднейшие. Но ребята читают несусветную чепуху, замирают от ужаса в зрительном зале кино, играют наручниками. А потом…
А потом — скандальные происшествия на улицах, угон чужих автомобилей, тайные выпивки, разбитые магазинные витрины, вой сирен полицейских машин… Школьники старших классов «бунтуют». Почему, зачем? Попав в полицию, многие из них отвечают на этот вопрос: «Скучно. От скуки».
Школа дала этим ребятам знания. Они не только разбираются в алгебре или тригонометрии, но умеют строгать доски или чинить электрическую проводку, они говорят на двух-трех языках. Но, должно быть, школа не помогла им увидеть настоящую цель жизни, достойную человека, цель, которой стоило бы отдать силы, растрачиваемые на «бунты».
И не от душевной ли пустоты в богатой Швеции многие лишают себя жизни? По числу самоубийств шведы занимают одно из первых мест в Европе.
Стокгольм работает
В Стокгольме около тысячи шестисот фабрик, заводов, мастерских, в основном небольших, где трудятся от сорока до ста человек. Но есть в шведской столице и крупные предприятия, на которых заняты тысячи людей. Это заводы фирмы «Эрикссон», «Атлас Копко», «Электролюкс», «Альфа Лаваль». Стокгольмские фабрики и заводы делают электротехнические приборы, станки, телефоны, холодильники, горное оборудование, сельскохозяйственные машины, строят суда, собирают автомобили, печатают книги, шьют костюмы и ботинки, вырабатывают лаки, краски, духи, мыло и многое другое.
На всех шведских фабриках и заводах, где мне приходилось бывать, много общего. Например — чистые дворы. Нигде не наткнешься на кучи хлама, разбросанные ящики, ржавое железо.
В цехах — та же чистота и порядок. Станки стоят не тесно. Не все они новые — при шведской аккуратности и расчетливости машины служат долго, и их неохотно меняют. Прежде чем сменить машину или поставить новую, хозяин десять раз подсчитает, будет ли это выгодно.
На заводе, где делали ванны и тяжелое фаянсовое оборудование, всюду действовали конвейеры. Но в одном месте стоял парень, похожий на боксера тяжелого веса, и, играя мускулами, неторопливо брал весившие десятки килограммов детали. Он поднимал их, поворачивал и ставил на другой конвейер.
Я спросил, почему тут нет какой-нибудь подходящей машины. Инженер ответил:
— Если вам угодно знать, на этой операции ручной труд нам выгоднее. Эксплуатация машины будет стоить дороже, чем мы платим этому человеку.
Заводы «Альфа Лаваль» раньше располагались в самом Стокгольме. Несколько лет назад были построены новые заводские корпуса в двадцати пяти километрах от города, где земля гораздо дешевле. «Альфа Лаваль» входит в крупный международный концерн, предприятия которого есть в двадцати четырех странах, в том числе в Австралии, Аргентине, Новой Зеландии, Южной Африке.
Правление главного завода под Стокгольмом похоже на дворец, стоящий среди подстриженных газонов и благоухающих роз. Недалеко от входа — глыба с рунами: