Проклятый Дар - Кристина Кашор 6 стр.


— Мне нужно вернуться в ясли, миледи. Меня зовут Хильда, я из западных Миддландов. У вас очень красивые глаза, милая. До встречи.

Хильда исчезла раньше, чем Катсе удалось выдавить из себя хоть звук, и девочка так и осталась стоять и смотреть на дверь, которая закрылась за служанкой.

— Спасибо, — сказала Катса, хотя никто уже не мог этого услышать, и ей было непонятно, почему ее голос звучал так, словно она и вправду благодарна.

Катса сидела в ванне и билась над колтунами в спутанных волосах. Ей слышно было, как в соседней комнате Хильда с шелестом роется в сундуках и ящиках, извлекая на свет серьги и ожерелья, которые Катса разбросала где-то в кучах шелкового белья и кошмарных костяных корсетов после того, как ей в прошлый раз пришлось все это надевать. Хильда что-то бормотала и кряхтела — наверное, стоя на коленях, искала под кроватью щетку для волос или вечерние туфли.

— Какое платье вы сегодня наденете, миледи? — крикнула Хильда.

— Ты же знаешь, мне все равно, — отозвалась Катса.

В ответ опять послышалось бормотанье. Через минуту Хильда подошла к двери, неся в руках платье цвета тех помидоров, что Ранда закупал в Лиониде, помидоров, что гроздьями росли на лозах, и вкус у них был не хуже, чем у шоколадного торта главною замкового повара. Катса подняла брови.

— Я не буду надевать красное платье, — решительно сказала она.

— Оно цвета зари, — возразила Хильда.

— Оно цвета крови, — парировала Катса.

Вздохнув, Хильда унесла платье из ванной комнаты.

— Оно смотрелось бы потрясающе, миледи, — донеслось до Катсы, — с вашими-то глазами и темными локонами.

— Если за ужином мне вдруг захочется кого-то потрясти, — потянув за самый упорный колтун в волосах, сообщила Катса мыльным пузырям, — я просто ударю его кулаком в лицо.

Хильда снова появилась в дверном проеме, на этот раз в руках у нее переливался нежный зеленый шелк.

— Этот достаточно скучный, миледи?

— У меня, что, нет ничего серого или коричневого?

— Я настаиваю, миледи, чтобы вы надели что-нибудь цветное, — лицо Хильды посуровело.

— Ты настаиваешь, чтобы люди на меня глазели, — нахмурилась Катса в ответ, поднесла своевольный колтун к глазам и начала яростно дергать. — Надо их вообще отрезать. Они не стоят таких мучений.

Хильда отложила платье и села на край ванны. Намылив пальцы, она забрала из рук Катсы многострадальные волосы и начала прядь за прядью аккуратно распутывать темный кудри.

— Если бы во время путешествия вы хоть раз в день проводили по ним щеткой, миледи, такого бы не было.

Катса фыркнула.

— Гиддон бы славно посмеялся над моими попытками прихорошиться.

Распутав один узел, Хильда принялась за следующий.

— Вы думаете, лорд Гиддон не считает вас красавицей, миледи?

— Хильда, — проговорила Катса, — как ты думаешь, сколько времени я трачу на раздумья о том, кто из господ считает меня красавицей?

— Недостаточно, — ответила Хильда, убежденно кивая, и Катса почувствовала, как внутри поднимается волна смеха. Милая Хильда. Она видела Катсу насквозь, знала, что той приходилось делать, и смирилась с тем, что Катса такая, какая есть. Но она никак не могла представить себе женщины, которая не хочет быть красивой, не хочет, чтобы за ней толпами бегали поклонники. Поэтому она считала, что в Катсе живут обе эти личности, хоть и трудно было себе представить, как у нее получалось их соотносить.

Ранда сидел в центре длинного высокого стола, который при надобности мог служить в большом обеденном зале трибуной. По периметру зала этот и еще три более низких стола образовывали квадрат, предоставляя всем гостям возможность свободно видеть короля.

Ранда был рослым мужчиной, даже выше своего сына и шире в плечах и шее. У него тоже были золотые волосы и голубые глаза, но они не искрились смехом, как глаза Раффина. Эти глаза были уверены, что вы сделаете все, что пожелает их обладатель, и сулили горе тому, кто откажется повиноваться. Не то, чтобы Ранда был несправедлив — может быть, только к предателям. Дело в том, что ему нравилось, когда все было, как он пожелает, а если что-то оказывалось не так, он мог посчитать, что его предали. И если виноваты оказались вы… что ж, у вас есть причины бояться этих глаз.

За обедом он не был грозным. За обедом он был наглым и громким. Сажал рядом с собой кого-нибудь по своему желанию. Часто это бывал Раффин, хотя Ранда разговаривал через его голову и никогда не трудился послушать, что мог сказать по тому или иному вопросу его собственный сын. Изредка это оказывалась Катса. Обычно Ранда держался от нее на расстоянии. Он предпочитал смотреть на своего палача сверху вниз и обращаться к ней издали, потому что его окрик обращал на племянницу — его драгоценное оружие — взгляды всего зала. Гости трепетали, и все было так, как Ранда любил.

Сегодня вечером она сидела за столом справа от Ранды, на своем обычном месте. Она все-таки надела платье из нежного зеленого шелка и теперь боролась с желанием оторвать рукава, которые расширялись от запястий, свисая с рук, и вечно оказывались в тарелке, стоило ей потерять бдительность. Но это платье хотя бы закрывало грудь или, по крайней мере, большую ее часть. Большинство остальных вечерних нарядов Катсы этим похвастаться не могло — занимаясь ее гардеробом, Хильда не обращала на ее собственное мнение никакого внимания.

По левую руку сидел Гиддон, а справа — еще один лорд, предположительно — завидный жених, старше Гиддона, но еще молодой, щуплый мужчина, своей лупоглазостью и широким ртом отдаленно напоминавший лягушку. Его звали Давит, и он был феодалом из северо-западных Миддландских земель, граничащих с Нандером и Истиллом.

Беседа с ним не была пыткой: он заботился о своей земле, своих крестьянах и деревнях, и Катса задавала множество вопросов, на которые он с охотой отвечал. Сначала он сидел на дальнем краешке стула и разговаривал с ее плечом, ухом и волосами, не поднимая взгляда на лицо. Но ужин шел своим чередом. Катса не кусалась, и он успокоился, расслабился, удобно устроился на стуле и разговорился. Катса даже подумала, что этот лорд Давит с северо-востока оказался неожиданно приятной компанией для ужина. Во всяком случае, ей было не так тяжело удерживаться от того, чтобы выдернуть из волос все шпильки, впивавшиеся в голову.

Лионидский принц тоже мешал сосредоточиться на беседе. Хоть она и старалась его не замечать и не смотреть на него, он сидел на другой стороне зала и все время маячил где-то в поле зрения. Иногда Катса чувствовала на себе его взгляд. Он был куда смелее всех остальных гостей, которые, как всегда, тщательно притворялись, что ее не существует. Ей пришло в голову, что в лионидце смущали не столько необычные глаза, сколько то, что он не боялся отвечать на ее взгляд. Однажды Катса взглянула на него, когда он не смотрел, но он тут же поднял глаза ей навстречу. Давиту пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем Катса услышала его и оторвалась от странного взгляда лионидца, чтобы ответить.

Скоро ей снова выпадет смотреть в эти глаза — им придется объясниться, и нужно решать, что с ним делать.

Катса предположила, что лорд Давит перестанет так волноваться, если поймет, что Ранде ни за что не удастся ее сосватать.

— Лорд Давит, — начала она. — У вас есть жена?

Он покачал головой.

— Это единственное, чего недостает в моем поместье, миледи.

Катса упорно разглядывала оленину и морковь в собственной тарелке.

— Моего дядю очень огорчает мое намерение не выходить замуж.

— Едва ли ваш дядя — единственный человек, которого это огорчает, — помолчав, ответил лорд Давит.

Посмотрев ему в лицо, Катса не сумела удержаться от улыбки.

— Лорд Давит, — сказала она, — вы весьма галантны.

Тот улыбнулся в ответ.

— Мои слова показались вам просто любезностью, но я был искренен. — Потом он вдруг наклонился и, пригнувшись, прошептал: — Миледи, я хотел бы поговорить с членами Совета.

Хотя гости за столами вели оживленную беседу, она прекрасно его расслышала, но, помешивая суп, сделала вид, что полностью занята трапезой.

— Сядьте прямо, — сказала она. — Ведите себя так, словно мы просто беседуем. Не шепчите, это привлекает внимание.

Лорд откинулся на спинку стула, подозвал служанку, и та наполнила его кубок вином. Съев несколько кусочков мяса, он снова повернулся к Катсе.

— Погода этим летом очень добра к моему пожилому отцу, миледи, — сказал он. — Он очень тяжело переносит жару, но на северо-востоке сейчас прохладно.

— Я очень рада это слышать, — отозвалась Катса. — Это сообщение или вопрос?

— Сообщение, — проговорил Давит сквозь полный рот моркови и отрезал еще кусок мяса. — Ухаживать за ним становится все тяжелее, миледи.

— Отчего же?

— Пожилые люди чувствительны к неудобствам. Наш долг — обеспечивать им достойные условия, — ответил он, — и безопасность.

— Истинно так, — кивнула Катса.

Внешне она была совершенно спокойна, но внутри сгорала от волнения. Если у него есть сведения о похищении лионидского принца, их должны узнать все. Она протянула руку под тяжелой скатертью, коснулась ею колена Гиддона, и он чуть наклонился к ней, не отворачиваясь, впрочем, от дамы по другую сторону.

— Вы знаете столько всего интересного, милорд! — сказала она Давиту или, скорее, своей тарелке, чтобы Гиддону было слышно. — Надеюсь, у нас будет возможность еще побеседовать, пока вы гостите в замке.

— Спасибо, миледи, — ответил лорд Давит. — Я тоже на это надеюсь.

Гиддон всем сообщит. Собрание проведут сегодня же ночью, в ее покоях — они находятся в дальнем крыле, к тому же только там можно не опасаться появления слуг. Если получится, перед собранием нужно найти Раффина — Катсе хотелось навестить принца Тилиффа. Даже если он вес еще не очнулся, было бы хорошо своими глазами посмотреть, как он.

Катса услышала, как король произнес ее имя, и застыла. Она не смотрела на него, потому что не хотела поощрять, если вдруг он попытается втянуть ее в разговор. Разобрать его слова не получалось, но, скорее всего, он рассказывал кому-нибудь из гостей об одном из ее поручений. Хохот Ранды прокатился по столам через большой мраморный зал, и Катса поборола желание нахмуриться.

Лионидский принц наблюдал за ней — она чувствовала это. Шею и лицо захлестнула волна жара.

— Миледи, — забеспокоился лорд Давит. — Все в порядке? Вы кажетесь взволнованной.

К ней повернулся Гиддон, лицо у него было встревоженное.

— Тебе нехорошо? — он попытался взять ее за руку.

Катса отпрянула.

— Мне никогда не бывает нехорошо, — огрызнулась она и вдруг почувствовала, что ей непременно нужно выбраться из зала: сбежать от гула голосов, от дядиного громоподобного хохота, от удушающей заботы Гиддона, горящих глаз лионидца, выйти на воздух, найти Раффина или побыть одной. Ей непременно нужно наружу, иначе она выйдет из себя, и тогда произойдет непоправимое.

Она встала, и Гиддон с лордом Давитом встали вслед за ней. Лионидский принц в другом конце зала тоже поднялся со своего места. Один за другим мужчины замечали, что она стоит, и поднимались. Наступила тишина, все смотрели на Катсу.

— Что случилось, Катса? — спросил Гиддон, снова пытаясь завладеть ее рукой. Она позволила ему взять ее, чтобы не оскорблять перед всем залом, хотя ей показалось, будто его ладонь впивается ей в кожу раскаленным клеймом.

— Чепуха, — сказала она. — Простите.

Катса повернулась к королю, единственному мужчине в зале, кто не поднялся с места.

— Прошу прощения, мой повелитель. Ничего не случилось. Прошу вас, садитесь, — она помахала рукой в сторону столов. — Прошу вас.

Джентльмены медленно сели, снова зазвучали голоса, раздался смех короля, и наверняка он смеялся над ней, Катса обратилась к лорду Давиту:

— Прошу извинить меня, милорд.

Потом повернулась к Гиддону, чья рука по-прежнему придерживала ее за локоть.

— Пусти. Гиддон. Мне хочется пройтись на воздухе.

— Я пойду с тобой, — сказал он, поднимаясь, но заметил предупреждающий огонек в ее глазах и остановился. — Хорошо, Катса, поступай, как знаешь.

Голос Гиддона звучал резко. Наверное, это было грубо с ее стороны, но ей было все равно. Единственное, что имело сейчас значений, — скорее выйти из зала и сбежать туда, где не слышно будет дядиного голоса. Она повернулась, стараясь не встретиться взглядом с лионидцем, и заставила себя медленно и спокойно дойти до дверей в конце зала. Едва переступив порог, Катса бросилась бежать.

Она бежала по коридорам, поворачивала, пробегала мимо слуг, которые, дрожа, старались вжаться в стенку, когда она пролетала рядом, и, наконец, ворвалась в окутанный тьмой двор.

На ходу вытаскивая из волос булавки, Катса шла по мраморным плитам и с облегчением вздохнула, когда кудри рассыпались по плечам и голова оказалась свободна. Это все из-за булавок, и платья, и туфель, в которых болели ноги. Это все из-за того, что приходилось высоко держать голову и сидеть прямо, из-за сережек, которые бились о шею, доводя до бешенства. Из-за всего этого она ни секунду больше не смогла бы высидеть на прекрасном дядином званом ужине. Она сняла серьги и бросила их в фонтан. Не важно, кто их найдет.

Хотя так нельзя, ведь пойдут толки, и уже завтра весь двор будет судачить о том, что бы это могло значить, с чего это она бросила серьги в дядин фонтан.

Катса скинула туфли, подобрала юбку и, забравшись в фонтан, вздохнула, когда холодная вода потекла между пальцами и сомкнулась вокруг лодыжек. Вот так — куда лучше. Больше она сегодня туфли ни за что не наденет.

Она побрела к блестящим на дне серьгам, вынула их из воды, вытерла о юбку и засунула в лиф платья, чтобы не потерялись. На мгновение Катса замерла, стоя в фонтане и наслаждаясь прохладой, обнимавшей ноги, легким ветерком, звуками ночи… пока шум, донесшийся из замка, не напомнил ей о том, что подумают при дворе, если увидят, как она, босая и растрепанная, бродит по фонтану короля Ранды. Все подумают, что она сошла с ума.

Может, она и вправду сошла с ума.

В лабораториях Раффина горел свет, но сейчас ей не помогло бы его общество — хотелось не сидеть и разговаривать, а действовать. Движение успокоило бы шум в голове.

Катса вылезла из фонтана и, обмотав ремешки туфель вокруг запястий, побежала.

Глава восьмая

На стрельбище было пусто и темно, лишь одинокий факел горел на пороге арсенала. Катса зажгла факелы по всей дальней линии, так что теперь мишени-болваны чернели на фоне яркого света за ними. Потом взяла первый попавшийся лук и горсть самых светлых стрел, какие только нашла, и одну за другой вонзила их в колени мишеней, потом в бедра, локтевые сгибы, плечи — пока колчан не опустел. Было ясно как день, что с этим луком ей под силу разоружить и обезвредить кого угодно даже в темноте. Катса взяла другой лук, выдернула стрелы из болванов и начала заново.

Она вышла из себя на ужине из-за пустяка. Ранда не заговорил с ней, даже не взглянул в ее сторону, а всего только произнес ее имя. Он любил хвастаться Катсой, словно ее необычайные способности были его заслугой. Словно она — лишь стрела, а он — лучник, чье мастерство вело ее к цели. Нет, не стрела, это не самое точное сравнение. Скорее собака. Ранде она казалась дикой собакой, которую он усмирил и выдрессировал, натаскал на своих врагов и выпускал из клетки, только чтобы холить, и чистить, сажать среди своих друзей и этим приводить их в трепет.

Катса не заметила, как увеличилась скорость, точность и ярость, с которой она выдергивала стрелы из колчана, так что новая оказывалась вложена в тетиву раньше, чем предыдущая успевала долететь до цели. Лишь почувствовав, что за спиной кто-то есть, она отвлеклась от своего занятия и осознала, как, должно быть, вы глядит.

Она и вправду была диким зверем. Достаточно посмотреть на скорость ее движений и точность — и это с дрянным луком, плохо изогнутым, со слабо натянутой тетивой. Неудивительно, что Ранда так к ней относился.

Назад Дальше