За дивным созданием местной ихтиофауны — проверять сей стопроцентный бред — отправиться еще предстоит. Когда Морган окончательно придет в себя и желательно станет приветливее. Нет, ну мало ли, какую чушь я тогда ляпнул! Нельзя же из-за всякой ерунды объявлять бойкот собственному горячо любимому напарнику. Ну, пускай и не горячо. Пусть даже и нелюбимому. Но нельзя же! Нет, надо во всем разобраться — до начала следствия. А то рыбалка та еще будет. Утопит он меня, как пить дать!
— А все-таки, почему ты так меня не любишь? — очередной раз осведомляюсь я у подавившегося котлетой пациента. Кормят, кстати, всем натуральным — здорово! Жаль, сладкого нет. Точнее, уже нет. Благодаря усилиям некоторых.
— А почему я должен это делать? — сухо осведомляется он. — Вай, как сурово, друг мой!
— А почему не должен? — продолжаю любопытствовать.
— Да ну тебя!
Опять разозлился. И что ты с ним будешь делать?
Как можно вести совместную работу (и отдых, отдых!), когда один из нас в таком поганом настроении?
— Видишь ли, Мо, — устало отвечаю, — ты не просто мой напарник, ты на этой планете единственный человек, на которого я могу положиться. Сельский воздух — это, конечно, дело хорошее, но расследование происходящих здесь чудесностей пока никто не отменял. А ты сейчас такой… От тебя вся рыба и впрямь разбежится!
Хотя если принять во внимание рассказы о «глазах» в лесу, мой напарник — самое верное средство заставить любую нечисть держаться подальше. Особенно в расстроенных чувствах: по-моему, уже последняя местная собачонка знает, что к Мо лучше без разрешения не приближаться.
На столь трогательной ноте я оставил его одного. Пусть подумает над своим поведением, дитя малое. Честное слово! Первый человек среди моих знакомых, воспринимающий шутки по поводу пола так близко к сердцу. Интересно, с чем это связано? Воспитание или что-то еще? Будет продолжать в том же духе, я его поцелую. Либо Моргана хватит удар, либо он выживет и, если успею на время где-нибудь забаррикадироваться, станет относиться к жизни гораздо легче.
Смакуя в злом предвкушении данную идею, я не заметил, как добрался до озера. Собственно, что там добираться? Пять шагов для паралитика…
Живописное местечко, следует признать. Рыбалку, конечно, сейчас планировать даже и не буду, а вот искупаться — идея хорошая. Климат почти влажный тропический, а вот зловредной ихтио- и прочей фауны, к счастью, не наблюдается. Разве что рыба эта треклятая… Ну что ж, не буду ее обижать, только и всего. По крайней мере, постараюсь. В последнее время, сдается мне, только и получается, что обижать и оскорблять всяких там ни в чем не повинных.
Не знаю даже, что за помрачение на меня нашло! До сих пор диву даюсь. Наверное, от расстроенных чувств, не иначе…
Я сбросил с себя одежду. Если какой егерь мимо и пройдет, то, надеюсь, ничего нового для себя не почерпнет, правда? Зеленовато-серая водичка. Тепленькая! Красота. Подводные струйки течений ласкают тело нежным массажем. Рябь на воде расслабляет и погружает сознание в сладостную медитацию. Какой кайф!
Тр-р-р-р-р…
Это еще что? Допотопная леталка? Нет, звук доносится от воды, даже, скорее, вибрация, нежели звук. Странно… Что бы могло давать такой эффект? У егерей техника наперечет, и я ее видел — на данном участке даже рухлядь, не способная к полету, сошла бы за новый модельный флайер! Интересно, кто это?
Делаю несколько шагов к берегу и прячусь в зарослях топлистой альмандры — невдалеке от того места, где вошел в воду. Плохо, что одежду не подобрать — вон на берегу валяется. Впрочем, может, я зря дергаюсь? Ну кто, кроме своих, будет здесь oшиваться? Тем не менее интуиция заставляет получше заслониться длинными и широкими листьями темно-салатового цвета.
На озере появляется лодка. Вибромоторка. Не скажу, что последнее слово техники, но для здешнего захолустья сойдет. Так-так, и кто там у нас? Уж не охрана заповедника, это ясно. Но почему так… нагло?!
Следующие минут двадцать имею исключительное удовольствие наблюдать особенности национального браконьерства во всей красе. Даже, представьте себе, с закладыванием взрывчатых веществ с целью, не сомневаюсь, их дальнейшего применения! Гады. Впрочем, в данной ситуации ничего не остается, кроме как изображать из себя наяду (а бывают наяды мужского пола?) и поражаться человеческой жадности и нахальству.
Ого-го! А вот это уже неприятно! Операция-то подходит к логическому завершению! Сейчас будут взрывать, а предварительно выберутся на берег, конечно же. И, что еще более естественно — на то голое местечко, где темной кучкой сложена моя одежда!
Похолодев, я, аккуратно лавируя между растениями и стараясь их не раскачивать, вылез еще дальше на берег, чтобы не стоять в воде в тот момент, когда бабахнет. По колено измазался в тине. Совсем на берег выходить, конечно, не стал. Надо ли говорить, что одежда на берегу привлекла внимание? Один из работников сетей и динамита поковырялся в ней носком рыбацкого сапога (фу, козел, мне же потом это носить!), пожал плечами, что-то сказал группе, зашедшейся гоготом, но, что любопытно, разыскивать меня никто не стал. Поозирались по сторонам и…
Ага, вот и бабах! Уши заложило, земля под ногами дрогнула, и я едва не приземлился на корму… Гм, я имею в виду вовсе не плавсредство.
Интересно, они что, совместили акт незаконного лова с покушением на работника заповедника? Ничего себе! Если бы плавал, запросто бы контузило, и утонул бы я как миленький без всякой помощи Мо! Активировать взрывное устройство в непосредственной близости от свидетеля преступления — это намного тянет, дорогие мои.
Их даже не заинтересовало, пострадал кто-то или нет! Вот таких людей (по моему скромному мнению) прощать никак нельзя. Ладно, если все пройдет стороной и я доберусь к егерям… По ноге скользнуло что-то — рассмотреть я не успел. Ну и ладно, вот дождусь, пока браконьеры уберутся восвояси, вылезу на сушу, найду ближайший передатчик, доложу о творящемся здесь беспределе и выясню, кто смеет скользить мимо меня в месте, где никаких гадов, голых и чешуйчатых, не зарегистрировано!
Наконец лодка была вновь заполнена народом, после чего целенаправленно двинулась к участку водной глади, где поблескивали рыбьи брюшки, а я побрел в противоположном направлении, на теплый песочек. Заросли альмандры так же надежно защищали меня от глаз местных обидчиков рыбы, как и прежде. Вскоре, выглянув из-за растительности, я обнаружил, что вновь остался на озере один.
Я подошел поближе к кромке воды, в которой начал оседать ил, и принялся отмываться от нелечебной грязи, умастившей меня по колено. Тут-то мое внимание и привлекло багровое пятно на правой щиколотке. Нехорошо.
— Сначала скользят, подлецы, а потом еще и кожа пятнами идет? — пробормотал я, предчувствуя грозящие неприятности. Как минимум аллергия. Как максимум все, что угодно.
Наскоро отмывшись, я огляделся в поисках шмоток, и тут меня просто укололо сознание бредовости происходящего! Ведь, проходя к воде, я не заметил ни одежды, ни обуви. Сердце совершило самоубийственный прыжок со скалы самоуважения.
И что теперь делать? Перед глазами повисла тоска: я был готов плыть за подонками с криками «Верните!». Да на что угодно я был готов, только не возвращаться в лагерь егерей в таком виде! А уж что Морган скажет… Может, лучше все-таки самому утопиться?
Шатаясь, я встал (в тот момент у меня ноги подкосились) и, с угасшей надеждой, обвел глазами песчаную бухточку. Ничего не изменилось. Я перевел взгляд на себя. Пятно на ноге стало шире, хотя по-прежнему не болело, не чесалось. Хоть что-то хорошее… Правда, изрядно мутило, но от потрясения, признаться, могло случиться и не такое. Наверное, только затуманенное состояние рассудка позволило мне добраться до дома, где гостевали мы с Морганом, и упасть к ногам онемевшего напарника. Кажется, потом он что-то мне говорил. А еще, кажется, ему что-то отвечал я…
Там же, позже. До времени ли мне!
— Амано, проснись!
Меня бережно, но настойчиво трясут за плечо. Разлепляю глаза. Темно. Что, уже утро?
— Амано, соберись хоть на минутку! Тебя хотят. По комму. Барбара.
— Детектив Сэна, скажите внятно, на чем приплыли нарушители и в какое время?
Пытаюсь шевельнуть губами. Выходит с трудом. Произношу что-то невнятное, сам не слышу что. Мо поддерживает меня за плечи в сидячем положении, но в сознании почему-то оседает одна-единственная деталь: я все еще не одет, а комм — с видеозахватом. Черта с два Барбара сотрет такую запись… Связность двух несчастных мыслей дает мне немного сил, и я успеваю прошептать:
— Вибромоторка, серебристо-серая, обычная модель. Номер…
— Во сколько? Скажи, и мы от тебя отстанем: можешь спать дальше!
— После полудня. Часа в два-три… — выдавливаю из себя, после чего чувствую, как меня снова укладывают в горизонтальное положение, и больше меня уже ничто не волнует.
19 сентября 2103 г.
— Ты проспал сутки!
— Отвали.
— Не отвалю. Вредно столько спать! Вечно одни лодырничают, а другие отдуваются! Уже и браконьеров за тебя поймал… Подъем, спящее чудовище!
Возмущенный, осторожно открываю левый глаз. Проверено опытом: с левого я просыпаюсь куда как медленнее! Хочется подразнить Моргана — ну кто еще станет так нагло и беспардонно будить пострадавшего свидетеля жуткого преступления? Еще и веселится:
— Вставай, рыбы и впрямь на сушу вышли! Впрочем, конец света откладывается. По техническим причинам.
— Рад видеть тебя в добром расположении духа, — бурчу я. Ну не могу я на него долго дуться! Улыбаюсь и открываю оба глаза. Изображаю на лице потрясение. — Кто вы?
— Прекрасный принц, тупица! — огрызается он. Ладно, один-ноль, решаю я и даю волю любопытству:
— Так что там с браконьерами? И рыбами?
— Первые сидят, вторые… Сложно сказать. Тут тебе виднее: ты ж у нас штатный биолог плюс медик в одной упаковке. Но некоторая рыба ходит, это точно. Я сам видел.
— Ладно, за рыбу я морально рад, а браконьерам так и надо! А как ты их поймал?
— Да я вообще-то никого и не ловил собственноручно: на то есть люди другой специализации. Главное — вовремя поставить их в известность. — Мо подмигивает. — После того допроса, которому мне пришлось подвергнуть твои бездыханные мощи, ситуация стала яснее ясного, лишь разок надо было кое-что уточнить, и все. А вообще ты мне просто гору информации выложил. По делу и просто так.
Интонация, с которой произнесена последняя фраза, заставляет насторожиться. Я же…
Этот… этот нехороший человек слушал мой бред?! О боги! Может, стоило все же утопиться? Кстати, о бреде:
— Знаешь, Мо, меня не покидает тягостная мысль… Если шастающие по суше рыбы не выдумка, неужели реально и все остальное? Эти глаза в лесу…
— Да успокойся! С рыбами тоже сошлось лишь частично. Я так понимаю, те особи, что передвигаются по суше, ядовитые — уж не знаю, мутанты они или что-то еще.
— Может, неизученная фаза развития? — предполагаю я. — Которую и впрямь не стоит обижать?
— Неважно, у тебя будет время исследовать их до… Как ты там выражаешься обычно? «До тотального сокращения численности?» — хмыкает напарник. — А остальное, простите, чистый гон. Брехня, в общем.
— Но зачем?
— Затем, чтобы внимание общественности привлечь к тому, что здесь творится! — Видя недоуменное выражение моего лица, Мо поднимает указательный палец: — Тут же что, собственно, имело место быть? Нарушение статуса охраняемой природной территории со стороны непосредственного начальства! Кто бы другой так нагло отстреливал зверя, кто бы еще торговал рыбой редких пород в огромных масштабах, как не те, кому здесь принадлежит вся власть? Вот лесники с егерями — те немногие, кого такое положение дел не устраивало, и распускали слухи… Открыто рапортовать нельзя: кто их к передатчику вообще подпустит? А вот эскалировать среди собратьев страхи и позволить им выползти за пределы заповедника легче легкого. Ну что тебе еще рассказать, сладкий мой?
Ками, он мне подмигивает!.. У-у-у! Нет, я однозначно слишком много разболтал Моргану. Теперь пощады не жди. Возможно, конечно, это всего лишь попытка поддержать мою манеру фривольной беседы. Например, мог же я в бреду изложить свою точку зрения на его скованность в некоторых вопросах, на обидчивость по делу и без дела, а он — намотать информацию на ус?
Вообще, странно: мой напарник идет на компромисс. Этот день надо запомнить и сделать праздничным для всего нашего отдела отныне и вовеки веков! Неужели… неужели он простил меня?! А я-то уже едва не смирился с мыслью, что наши отношения испорчены на всю оставшуюся жизнь. Такая нелепость! Такая мелочь и глупость! Впредь, Амано-кун, будешь продумывать каждую свою дурацкую выходку тщательнее, чем операцию по обезвреживанию бомбы в темном помещении, полном детей и кошек Первого Консула! Никогда ведь не знаешь, на какую хохмочку Морган ответит шуткой, а на какую обидится смертельно. А может, он не простил: он ведь мстительный у меня, просто жуть! Вон как улыбается многообещающе… Скажем, решил, что месяца игнорирования с меня достаточно, и перешел к следующему этапу укрощения характера капитана Сэна. Боюсь предполагать, какому. В общем, готов поверить во что угодно, лишь бы не думать о том, что замысел под кодовым названием «поцеловать-и-смыться» теперь раскрыт и обезврежен. И… О ками, что он имел в виду, называя себя прекрасным принцем, а меня — спящим чудовищем? Неужели?..
— Моя жизнь кончена! — решил я, оделся и поплелся поглядеть на злосчастное озеро, злосчастную ходячую рыбу, а заодно — оплакать свою злосчастную судьбу, обещающую теперь превратиться в настоящий ад подколок и намеков.
И все же интересно, почему у меня такое хорошее настроение?
Эпизод 9
ЗООПАРК
Морган Кейн.
Планета Серенгети, зоологический парк им. проф. Селезнева, 31[8] сентября 2103 г., полдень.
Мороженое было вкусным. Правда вкусным. С кусочками вишни. Или чего-то до боли похожего на вишню. С шоколадной крошкой. С прослойками фруктового желе. В вафельном рожке неимоверных размеров. Любезно купленное Амано и торжественно врученное со словами: «Иди пока погуляй, малыш!».
Тьфу.
Если я несерьезно выгляжу… То есть если не выгляжу, как положено кадровому офицеру и вполне уже взрослому человеку, это не повод представлять меня несмышленым ребенком. Хорошо, хоть не младенцем! Младшим братом! Тоже мне биолог хренов! То, что мы совершенно «разномастные», бросается в глаза уже шагов за пятьдесят, ну а, подойдя поближе, вообще никто не поверит в наше родство. Даже самое отдаленное.
Впрочем, словам Амано всегда верят. Когда он этого хочет. У меня так не получается. У меня вообще ничего и никогда не получается. По-человечески, я имею в виду. Временами хочется забиться в какой-нибудь темный угол и тихо умереть. Пока не умерли все остальные. Кто от смеха, а кто и…
О чем он только думал, шляясь по этим джунглям в одиночку? Ну да, конечно, ему же все звери родные, а самая завалящая травинка вызывает приступ эйфории. По мне, все это сено годится разве что на корм скоту. Цветочки эти колючие… Рыбы ходячие… Нет, рыбы — это уже из другой области. Из области ихтиологии — так, кажется, называется соответствующая наука? Или раздел науки? А, какая разница!
Воздух сельский, как же! Грязь и гнусь. Плохо выбритые мужики, которые ввечеру стучатся в домик и заговорщицки подмигивают, показывая высовывающееся из кармана горлышко бутылки с чем-то мутным… И гадостным, что характерно. Амано у нас вообще не пьет, поскольку обширные медицинские познания не позволяют ему совершать такие глупости, а я… Мне в моем недолеченном состоянии достаточно одного стакана. Кстати, глаза-то в лесу были! И не одни. В смысле не одна пара глаз. Только не буду я рассказывать ему, как после очередного тоста «за здоровье!» играл в гляделки с… Допустим, животным. А может, и растением. Что любопытно, мы не просто пялились друг на друга, а, кажется, еще и вели вполне осмысленную беседу. На философские темы, конечно же. Надеюсь, до стихов дело не дошло. Хотя… Может быть, именно после прослушивания моих виршей глаза два дня подряд вообще никому не показывались, что подтвердили все егеря, с которыми мне пришлось распивать запасы спиртного. Особенно после поимки злостных нарушителей закона.