Камер видно не было, но наблюдение, несомненно, велось. Громко щелкнуло реле, раздалось низкое гудение, и тяжелые створки ворот, погромыхивая, как далекий гром, начали разъезжаться в стороны, открывая проезд. «Мерседес» первым тронулся с места, въехал в ворота и остановился, повинуясь повелительному жесту обнаружившегося за ними рослого субъекта в камуфляже и с автоматом поперек живота.
– Проезжайте, вас ждут, – сказал охранник, внимательно всмотревшись в предъявленное пассажиром удостоверение, и отступил на шаг.
За «мерседесом» на территорию базы въехал джип. Сидевший за рулем капитан Самарцев опустил оконное стекло слева от себя и, приветливо осклабившись, сделал охраннику ручкой. Охранник ответил пустым, невидящим взглядом и потянулся к пульту, чтобы закрыть ворота.
– У, козел, – негромко произнес Самарцев. В его голосе звучала ненависть бродячего кобеля, которого кормят ноги, к раздобревшему на хозяйских харчах цепному псу.
– Нашел, с кем связываться, – сказал ему капитан Зернов. – Ты лучше вокруг посмотри! Местечко-то любопытное, с какой стороны ни глянь!
Самарцев внял доброму совету и, изумленно присвистнув, остановил машину. Они очутились на широкой, выложенной цветной цементной плиткой площадке с прямоугольным газоном в центре. Прямо перед ними возвышался пригорок, макушку которого они могли наблюдать из-за ворот. Теперь было хорошо видно, что возвышенность искусственная, насыпная; хорошо виден был и дом – вернее, только его стеклянный фасад, поскольку все остальное скрывалось в толще пригорка, как будто кто-то опорожнил на выстроенный в стиле хай-тек шикарный особняк ковш гигантского, груженого землей самосвала.
– Что-то я не понял, – сказал Самарцев, – это вилла или бункер?
– Вилла, – заверил его Зернов. – Только проектировал ее, по ходу, не архитектор, а военный инженер-фортификатор. А так – самая обыкновенная вилла, скромный загородный домишко рядового российского чиновника.
– С приусадебным участком сорок на двадцать пять километров, – добавил Самарцев. – Живут же люди! Я тоже так хочу!
– Хоти на здоровье, – разрешил Зернов, – только больше никому об этом не говори. Оглянуться не успеешь, как станешь фигурантом служебного расследования. Объясняй потом, на какую такую зарплату ты эту лайбу приобрел!
Он похлопал ладонью по пластику передней панели и первым распахнул дверцу.
Их действительно ждали. С крыльца спускалась группа из четырех человек, двое из которых, здоровенные лбы в камуфляжных штанах, армейских ботинках и едва не лопающихся на могучих торсах майках защитного цвета, несомненно, были личными телохранителями хозяина. Эти держались сзади и по бокам; шествие возглавлял невысокого роста сухопарый гражданин в какой-то серо-зеленой полувоенной одежке, подозрительно смахивающей на обмундирование вермахта, а в центре этого живого треугольника неторопливо перебирал ногами широкие мраморные ступени крыльца господин Кулешов собственной персоной. Он был рослый, когда-то, видимо, очень стройный и спортивный, а теперь слегка раздавшийся, заплывший жирком, раздобревший от спокойной, сытой жизни на бюджетных харчах. Его холеное, лишенное возраста лицо в последнее время начало то и дело мелькать на страницах газет и экранах телевизоров, и, чем чаще это происходило, тем больше сходства оно, это лицо, по твердому (и тайному) убеждению капитана Зернова, приобретало с седалищем.
На Кулешове были брюки из какой-то мягкой коричневой ткани и что-то вязаное с поясом – Зернов не знал, как эта штука правильно называется, и про себя решил пока, до выяснения, считать ее кофтой. Можно было спросить у Самарцева, но Самарцев наверняка тоже этого не знал и ответил бы на серьезный вопрос очередной плоской остротой: полупердон, сказал бы Саша Самарцев, поскольку заведомо не мог придумать ничего умнее.
Звали господина Кулешова Сергеем Аркадьевичем. Подойдя к выбравшемуся из «мерседеса» прокурорскому чину, он снизошел до того, чтобы пожать гостю руку, после чего не преминул осведомиться, с кем имеет честь.
Прокурорский вручил ему свое служебное удостоверение, и хозяин взял себе за труд внимательно с ним ознакомиться.
– Заместитель прокурора области, – словно пробуя это словосочетание на вкус, протянул он, возвращая удостоверение владельцу. – А что ж сам-то времени не выбрал? Понимаю, понимаю – дела… А я вот решил немного отдохнуть на свежем воздухе. Что ж, пусть ваш шеф пеняет на себя – как говорится, ему же хуже. Но у вас ведь, насколько мне известно, имеются какие-то вопросы? Я слышал, областную прокуратуру почему-то заинтересовала моя коллекция?
– Скорее, один-единственный ее экземпляр, – поправил заместитель прокурора, чем, по мнению Зернова, с самого начала похоронил все дело.
Капитан, как и его напарник, с удовольствием обошелся бы без этого хлыща, но обойтись не получилось: Кулешов был птица не того полета, чтобы снизойти до общения с простыми оперативниками. Конечно, перед законом все равны, вот только в России закон не для всех одинаков; конечно, чиновник ранга Кулешова – не такая уж большая шишка на ровном месте, вот только связи у него такие, что ставят его чуть ли не вровень с министром.
– Какой именно? – спросил Кулешов.
– Скажите, нет ли среди экспонатов вашей коллекции «тигра» с бортовым номером сто семь? – спросил прокурорский.
«Баран, – подумал Зернов. – Сейчас он скажет: «Нет», – и что ты тогда станешь делать? Нет и никогда не было, а хочешь в этом убедиться – предъяви ордер на обыск. А пока ты будешь его выбивать, он позвонит своим знакомым, а что будет дальше, мы все прекрасно знаем. Ничего не будет, вот что».
– Сто седьмой? – к удивлению капитана, задумчиво переспросил хозяин. – Из дивизии «Мертвая голова»? Есть такой. Только я не понимаю, почему вас вдруг заинтересовал именно он. Неужели в архивах всплыли какие-то документы, касающиеся его участия в боевых действиях?
– Не совсем так, – сказал заместитель прокурора с кислой миной, означавшей, что спокойная и непринужденная повадка хозяина ему не по нутру. – Хотелось бы знать, не покидал ли этот танк территорию полигона на протяжении, скажем, последней недели.
Наступила довольно продолжительная пауза, в течение которой Кулешов и его спутник, одетый, как пленный фриц, с одинаковым выражением вежливого недоумения рассматривали заместителя прокурора. Выглядело это так, словно господин советник юстиции только что на полном серьезе объявил себя единоличным властелином плоской Земли, а также слонов и гигантской черепахи, на коих зиждется земная твердь. Тот, кто так смотрит, как правило, прикидывает, вызвать собеседнику «скорую» или просто пропустить сказанную им глупость мимо ушей. Зернов предположил бы, что эта пантомима разыграна нарочно, а может быть, даже заранее тщательно отрепетирована, но он накопил уже достаточно опыта оперативной работы, чтобы видеть: Кулешов и его спутник не притворяются, они действительно изумлены.
– Сто седьмой? – будто не веря собственным ушам, для разгона еще раз переспросил Кулешов. Его странный спутник неопределенно хрюкнул, дернул себя за утиный козырек вермахтовского кепи и стал демонстративно смотреть в сторону. – На этой неделе? Вряд ли, вряд ли. Как и на прошлой, и на позапрошлой…
– И он сейчас на месте? – не сдавался прокурор. – Вы в этом твердо уверены?
Кулешов еще немного помолчал, с сомнением глядя на него, как будто до сих пор не мог решить, как поступить: ответить на поставленный вопрос или все-таки вызвать карету «скорой помощи» из ближайшей психиатрической лечебницы.
– Теоретически, – сказал он, наконец, – его могли утащить и, скажем, сдать в металлолом – все-таки, знаете ли, сорок тонн железа, это вам не крышка канализационного люка и не чугунная ванна. Практически же эта задача трудновыполнима, а с учетом того, что территория охраняется… Короче, эта овчинка не стоит выделки даже с точки зрения коллекционера, как и я, помешанного на истории Второй мировой. Так что, полагаю, он стоит там же, где простоял последние двадцать лет.
– Хотелось бы в этом убедиться, – не сдавался прокурор. – А в идеале еще и получить доказательства того, что данная машина не покидала территорию полигона.
– «Это неописуемо», – сказала собака, глядя на баобаб, – вполголоса пробормотал капитан Самарцев. – В смысле – недоказуемо.
Зернов не успел кивнуть, соглашаясь с коллегой, потому что хозяин снова его удивил, непринужденно заявив:
– Нет ничего проще. Полагаю, ваши люди сумеют все увидеть и оценить без вашего участия, – добавил он, соизволив, наконец, заметить спутников господина советника юстиции. – Туда семь километров по бездорожью, на что оно вам сдалось? Если хотите, мы сможем отлично пронаблюдать за процессом с моего НП. – Он указал на верхушку холма, где находилось невидимое с этого места бетонное сооружение, на присутствие которого намекала только вонзающаяся в голубое сентябрьское небо тонкая игла стальной мачты. – Там отличная стереотруба с сорокакратным увеличением, настоящий Карл Цейс. Я предложу вам кофе, а вы, быть может, не откажете мне в любезности объяснить, чем вызван интерес областной прокуратуры к моему сто седьмому. Анатолий Степанович, – обратился он к своему одетому в мышастую униформу без знаков различия спутнику, – устрой господам офицерам экскурсию. И возьмите Вилли, незачем им гробить подвеску на наших кочках. Пойдемте, – сказал он прокурору, сделав приглашающий жест в сторону крыльца, по обе стороны которого торчали, растопырив стальные лапы треножников, тяжелые станковые пулеметы времен последней германской войны. – Не беспокойтесь о доказательствах, вы их получите, и они, смею надеяться, будут весьма убедительными.
Глава 5
Дрожащий, как малиновое желе, в восходящих потоках горячего воздуха раскаленный шар дневного светила уже почти касался всхолмленного песчаными барханами голого горизонта, когда Глеб остановил угнанную в приморском Кишне машину на обочине пустого шоссе. На фоне окрашенного в неправдоподобно яркие закатные цвета неба темнели неподвижные, будто нарисованные на театральном заднике силуэты финиковых пальм. За спиной, на востоке, небо уже пошло наливаться густым ультрамарином, над дюнами пригоршнями рассыпанных карнавальных блесток заблестели первые звезды – по-южному крупные, яркие, дрожащие. Мимо, хлестнув в борт машины волной горячего, с песочком, воздуха, пронесся большегрузный тягач. Замысловатая вязь арабских букв на его номерном знаке была похожа на прогрызенные жучком-древоточцем в толще сосновой доски ходы. Тихонько насвистывая «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна», Глеб отыскал в бардачке упаковку влажных салфеток и тщательно удалил со всего, к чему прикасался, отпечатки своих пальцев.
После кондиционированной прохлады обшитого светлой натуральной кожей салона слегка ослабевшая к вечеру, но все еще свирепая аравийская жара навалилась на него, как тонна раскаленного песка. Если верить показаниям спутникового навигатора и собственной памяти, до места назначения осталось что-то около пятнадцати километров. Бензина в баке хватило бы еще верст на двести с гаком, но рисковать, бросая краденый автомобиль прямо под окнами своего временного пристанища, Слепой не хотел. Йемен – страна богатая и благополучная; это сочетание, как правило, предполагает хорошо налаженную работу полиции, и уже одно то, что иностранцу без документов удалось проехать без малого триста километров на чужой машине, было сродни чуду. Объяснялось это чудо, вероятнее всего, тем, что хозяин до сих пор не хватился своего уведенного от коновязи стального коня, но искушать судьбу и дальше было бы просто неразумно.
Подошвы грубых рабочих ботинок отбивали размеренный походный ритм по пыльной каменистой обочине, на смену дневной жаре потихоньку кралась ночная прохлада. Вскоре краденый «кадиллак» превратился в крошечное белое пятнышко на склоне пологого холма, потом в яркую красную искру отраженного ветровым стеклом закатного солнца, а когда Глеб обернулся в очередной раз, исчезла и она.
Темнота наступила почти так же быстро, как это случается в кинотеатре, когда там перед началом сеанса постепенно убавляют свет. Тонкая полоска заката над западным горизонтом догорела и погасла, над головой раскинулся высокий звездный купол. Здесь не было искусственных источников света, которые соперничали бы со звездами, что позволяло Глебу насладиться созерцанием Млечного Пути во всей его полузабытой, волнующей и загадочной красе. Время от времени в темноте вспыхивали фары встречного или попутного автомобиля; заметив их далекие отсветы, Сиверов всякий раз сходил с дороги и приседал, а то и ложился, от души надеясь, что не потревожит сон какого-нибудь скорпиона или, чего доброго, змеи.
Он ждал погони, но ее все не было. Угнанный в Кишне «кадиллак» был припаркован рядом с яхт-клубом. Возможно, его хозяин владел еще и яхтой и в данный момент наслаждался видом звездного неба на палубе в компании пары-тройки знойных красоток в бикини или просто мирно спал в каюте под убаюкивающий плеск волн, пребывая в блаженном неведении по поводу судьбы своей дорогой американской телеги. Оставалось только ему позавидовать: о том, что его машину угнали, этот холеный субчик в капитанской фуражке с белым верхом узнает от полицейских только после того, как она найдется, целая и невредимая, на обочине второстепенного шоссе. Блаженное неведение представляло собой состояние, которого Глеб Сиверов не испытывал уже очень давно. И теперь, по прошествии десятилетий, не знал, хорошо это или плохо – пребывать в неведении по поводу того, что происходит вокруг. Наверное, плохо, потому что опасно – почти так же, как вести автомобиль с закрытыми глазами. Но, черт возьми, до чего же приятно!
В данный момент он тоже пребывал в неведении – правда, только частичном и далеко не блаженном. Кое-какие планы на ближайшее будущее у него, конечно, имелись, но даже генерал Потапчук не был до конца уверен, что законсервированная много лет назад явка, которой собирался воспользоваться Слепой, до сих пор существует.
Время близилось к полуночи, когда, поднявшись на гребень очередной возвышенности, он увидел впереди взятое в косматую раму пальмовых крон озеро ярких огней в темном море ночных песков. Заметная издалека, будто повисшая в воздухе неоновая вывеска гласила: «Desert Paradise» – «Рай в Пустыне», или что-то в этом роде.
– Вот мы и дома, – сообщил мерцающим над головой звездам Глеб Сиверов и, ускорив шаг, стал спускаться с холма.
Слева от шоссе, дыша влажным, накопленным за долгий день теплом, тихо лежало под звездами Аравийское море. Дорога мало-помалу забирала вправо, в сторону пустыни. Отель, к которому с каждым шагом приближался Глеб, стоял между ней и берегом. Это было небольшое, уютное, скромное по здешним запредельно высоким меркам заведение – приют усталых путников, любителей уединения, не шибко раскрученная, но приносящая твердый и вполне себе приличный доход база дайверов. Хозяин этого укромного местечка носил не блещущее оригинальностью арабское имя Али и в незапамятные времена получил образование в далекой холодной России. Глеб не имел ни малейшего представления, кто, когда, при каких обстоятельствах и на каких условиях его завербовал; ясно было, однако, что эти самые условия господина Али вполне устраивают. Еще бы они его не устраивали! Насколько было известно Слепому, вся работа упомянутого господина на российские спецслужбы сводилась к тому, чтобы держать в постоянной готовности отдельный номер на тот случай, если в нем вдруг возникнет нужда. Оплачивалась эта непыльная работенка регулярно и весьма щедро, а какой владелец гостиницы откажется год за годом получать плату за номер, не имея при этом никаких хлопот с его постояльцами?
С учетом вышеизложенного Глеб очень надеялся, что лояльность господина Али по отношению к полузабытой за давностью лет стране снегов и балалаек не пошатнулась. В противном случае положение обещало стать не то чтобы катастрофическим, но весьма и весьма неприятным: Аравийский полуостров плохо приспособлен для дальних пеших прогулок без гроша в кармане, без документов и даже без головного убора, в перемазанной машинным маслом рванине и при полном отсутствии хоть сколько-нибудь убедительной легенды.