Негодование Галины по поводу бывшей соседки могло быть вызвано комплексом невзрачной простушки. Нана, при ее странном характере, несомненно, была красива. Пусть такая красота нынче не в чести, но классика есть классика. Мода меняется, а классические образцы находят своих поклонников. Причем гораздо более преданных, нежели у ветреных последовательниц моды.
– Вы Нану не любите? – полушутя спросил сыщик. – Ссорились?
– Да нет! С ней даже поссориться нельзя, такая она правильная. Скромница! Глазки опустит и молчит, как истукан. Только я могла стоически выдержать два года с ней под одной крышей. Зато она порядочная, никого не приведет, в смысле парней, деньги можно было в комнате оставлять без опаски, вещи. Не пьет, не курит.
– Совсем?
– Ну, вина чуть-чуть может выпить, а сигареты не признает. Хотя, знаете, я много раз слышала от нее запах дыма. Не знаю, что это был за табак, по-моему, довольно дорогой. Тонкий, изысканный аромат. Меня даже любопытство мучило.
– Я бы на вашем месте спросил.
– Кого, Нану? – саркастически усмехнулась Пашина. – Пустой номер! Она свою дверь закрывала на ключ. Вот, видите? – Девушка показала на врезанный в дверное полотно замок. – Нана очень за этим следила. Никто никогда не приходил к ней в гости. Понимаете? Даже я должна была стучать, прежде чем войти. Сначала мне это казалось ненормальным. Но потом, когда я поближе ее узнала, перестала удивляться. Она запирала не только двери, но и душу.
– И вы ни разу не входили в ее комнату? – поразился сыщик.
– Входила, конечно, по ее разрешению. Ничего примечательного не увидела. У Наны никогда не было ничего лишнего, все вещи она убирала в шкаф и в два больших чемодана. Аккуратистка! Ни пылинки, ни брошенной случайно помады, ни забытого на подушке письма. Ни-че-го. Это уметь надо! Наверное, Нану так воспитали, я слышала, в Грузии строгие нравы: там молодых девушек держат в ежовых рукавицах.
Смирнову было нечего возразить. Он вздохнул, подошел к открытой форточке и выбросил окурок.
– Нана никогда бы так не сделала! – засмеялась Пашина.
– А где она жила до того, как поселилась в этой квартире?
Девушка пожала плечами. Ее подобный вопрос не занимал.
– Откуда мне знать? В общаге, наверное. Или у кого-нибудь из знакомых. Из Наны слова не вытянешь! Бывало, она исчезала дня на два, говорила, что едет за город, побродить по храмам и музеям, вот и все. Куда, с кем, когда вернется? Молчок. Наверное, больше меня вам никто о ней не расскажет.
Глава 5
У Евы сбежал шоколадный кисель. Она так задумалась, что забыла о кастрюльке, из которой теперь текла на плиту сладкая коричневая жидкость.
– Чем это пахнет? – заглянул на кухню Славка. – О-о! Горячий шоколад поджарился!
К его изумлению, Ева не бросилась с тряпкой «наперевес» восстанавливать девственную белизну плиты, а сидела на табуретке, сдвинув брови.
– Я всю ночь крутилась, не могла уснуть, – призналась она. – Осмысливала твой рассказ о Нане. Получается, никто о ней ничего не знает? Чтобы девушка не похвасталась подружкам замужеством, не проронила ни слова о свадьбе, не пригласила выпить по бокалу шампанского за ее счастье? Это невидано! А дверь в ее комнату, всегда запертая на ключ? Здесь что-то нечисто. Может быть, она – террористка-смертница и таким образом решила легализоваться в столице?
– Помилуй, дорогая, она и так проучилась в Москве пять лет. Могла устроить сколько угодно террористических актов. Для этого ей не нужно было выходить замуж, а потом исчезать, вызывая тем самым к себе повышенный интерес. И потом, она грузинка, христианка. Проскуров же венчался с ней! Мусульманка на предательство своей веры ни за что не пошла бы.
– Да, ты прав. Тогда она может быть связана с наркоторговлей, не иначе. Зачем запирать комнату, я не пойму? Чтобы прятать там наркотики, оружие.
– Так уж сразу и наркотики, – возразил Смирнов. – Человек просто охраняет от посторонних свою личную жизнь. Это не преступление, а особенность натуры. Чужое любопытство не всем по душе.
– Значит, Нана Метревели – обыкновенная аферистка! – заключила Ева. – Ей нужна была прописка в Москве, потому она и вышла замуж за Проскурова. А когда ее цель осуществилась, совместное проживание стало ни к чему. Вот она и бросила супруга!
– Я уже подумал о таком мотиве, – кивнул сыщик. – Обидно за Эдика. Главное, зачем исчезать? Что за садистские штучки? Ну, получила прописку, объясни все, уйди по-человечески. Нет, обязательно нужно было спектакль разыграть!
– А не мог он сам ее убить? – вдруг встрепенулась Ева. Новая идея окрылила ее. – Из ревности. Потому и в милицию не пошел, обратился к тебе. Ты по старой дружбе его не выдашь.
Смирнов постучал согнутым пальцем себе по лбу.
– Соображаешь, что говоришь? Эдик на женщину руку не поднимет.
– Ты его в состоянии аффекта видел? – не сдавалась Ева.
– Видел. Он способен контролировать приступы ярости. Даже если допустить самое... дикое, то мною Проскуров прикрываться не стал бы.
– Может, проверяет, надежно ли он замел следы? Мол, раз Смирнов ничего не заподозрил, то других и подавно опасаться не стоит. Пусть Славка подергается, потыкается туда-сюда, а потом дело пойдет своим чередом. То есть твой Эдик подаст в розыск, как положено, и будет спать спокойно.
– Ффу-уу-у... – выдохнул Смирнов. – Ну и фантазии у тебя!
Продолжению дискуссии помешал телефонный звонок.
– Это Проскуров, – одними губами, прикрывая ладонью трубку, сказал Еве сыщик.
– Чует кошка, чье мясо съела, – таким же неслышным шепотом отозвалась она.
Эдик не скрывал волнения, говорил сбивчиво, путаясь и спотыкаясь.
– У меня несчастье. Беда! Двоюродный брат погиб, разбился на мотоцикле. Позвонила тетка, у нее сердечный приступ. Ехать опознавать тело придется мне. Хочу тебя пригласить в сопровождающие.
– Конечно, – сразу согласился Всеслав. – Какие вопросы? Сейчас же собираюсь, буду готов через десять минут. Где встречаемся?
– Давай у моего офиса, – Эдик назвал улицу. – Я на своей машине, ты на своей.
Через полчаса Смирнов притормозил в назначенном месте и заставил расстроенного Эдика пересесть из его «Ауди» в свой автомобиль.
– Так надежнее, – объяснил он. – Посмотри на себя! Не дай бог, не справишься с управлением. Заодно и поговорим по дороге. Что случилось-то? Рассказывай, и с подробностями.
– Я сам не знаю, – развел руками Проскуров. – Он уже попадал в аварии, но отделывался легким испугом. Лихач! Я его предупреждал. Сколько веревочке ни виться, а кончику быть.
– Что ты имеешь в виду?
– Это я виноват, – понуро сказал Эдик. – Подарил ему на тридцатилетие новенький мотоцикл, «Хонду». Зверь-машина! Тетка меня ругала. Олег без царя в голове, гонял на нем как сумасшедший. Вот и допрыгался.
– Как фамилия брата? Тоже Проскуров?
– Нет, Хованин. Моя мама и его – родные сестры, но фамилии у них разные, по мужьям.
– Ясно. Олег Хованин, значит, – повторил сыщик. – Вы были дружны?
– Очень. Особенно в последние годы. Раньше не складывалось: я то воевал, то торговал, то прятался – в общем, мы друг друга толком и не знали. Росли порознь, изредка встречались на семейных праздниках. Потом я в армию подался, он еще в школу ходил. Когда я окончательно в Москве обосновался, бизнес наладил, хотел его к своему делу приобщить. Но Олег отказался. Он инженер по подземным коммуникациям, работает спустя рукава в строительной фирме, холостяк. Все свободное время посвящает исследованиям городских подземелий. Хобби у него такое... было. – Эдуард увлекся и говорил о брате, как о живом, потом опомнился, помрачнел. – Не могу поверить! Олежка... умер...
– Диггером он был, что ли? – спросил Смирнов.
Лучше не позволять человеку погружаться в переживания.
– А? – спохватился Эдик. – Да, вроде того. Просто помешался на подземельях! Вообразил, что под нашим городом существует какой-то Египетский лабиринт. Чушь собачья. Господи! О покойниках ведь плохо не говорят.
Смирнов свернул к зданию морга. Там уже ждал милиционер.
– Может, ошибка? – тоскливо вздохнул Проскуров.
Но ошибки не было. Залитое кровью тело мертвого мотоциклиста принадлежало Олегу Хованину.
– При нем нашли документы, но все равно требуется подтверждение, – производя необходимые формальности, пояснил милиционер.
– А... как это случилось?
– На большой скорости врезался в бетонное ограждение. Пока больше ничего сказать не могу. Ребята из ГИБДД предполагают, что парень мог потерять сознание, внезапно. Или тормоза сдохли. Хотя странно, мотоцикл новый, классная машина. Экспертизу проведут и вскрытие, тогда все станет ясно.
Морг бывшие сослуживцы покинули подавленными. Не из-за вида смерти, к ней и Славка, и Эдик привыкли. Вышли, охваченные плохими предчувствиями. Проскуров, наверное, винил себя: ведь не подари он брату мотоцикл, тот был бы жив и здоров. Смирнова волновало другое: интуитивно он догадывался, что гибель Олега Хованина не случайна.
– Пришла беда, открывай ворота, – пробормотал господин Проскуров.
– Ты не в фольклоре упражняйся, – разозлился сыщик, – а думай! Олег болел чем-нибудь? Сердце не подводило?
– Нет. На здоровье он не жаловался. Почему ты спрашиваешь?
– С чего бы ему посреди дороги, сидя на мотоцикле, терять сознание? Не нравится мне все это. Он мог сесть за руль пьяный? Напился до чертиков и...
– Не выдумывай! – резко сказал Эдик. – Олег не собирался сводить счеты с жизнью. И запах алкоголя был бы слышен.
– Наркотиками твой братан не баловался?
– Да что на тебя нашло? Наркоманом и пьяницей Олег не был, я клянусь. Скорость превышал, гонки устраивал, водился за ним такой грешок.
– Мог он сесть на неисправный мотоцикл?
– Исключено! – горячо возразил Проскуров. – Олежка обожал свою машину, следил за ней, как за малым дитем.
– Ладно, подождем выводов специалистов. Ты домой или в офис?
– Давай выпьем? Тошно на душе, сил нет.
Смирнов молча поехал к бару «Червовый король».
* * *
Москва. Год тому назад
Феодора вернулась в Москву. Раскаленный асфальт, каменные глыбы домов, пожелтевшие деревья, сухая листва под ногами, запах выхлопных газов и вездесущая пыль быстро отрезвили ее. Лазурное море, шелест олив, скользящие по блестящей морской глади рыбачьи баркасы, искристое критское вино остались там, в другой жизни.
Поездка на Крит удалась во всех отношениях. Госпожа Рябова не могла без умиления вспоминать, какое выражение застыло на лице Владимира при виде ее в наряде минойской модницы, а клубок золотых нитей, которые она протянула ему, и вовсе лишил молодого человека дара речи. Все-таки она – гениальная женщина! Мысль прикинуться Ариадной, восставшей из дымки мифического прошлого, пришла ей на ум в последний момент. Вопреки мучившим ее сомнениям, Корнеев клюнул на довольно примитивную, в общем, приманку.
Все сложилось удачно, даже охранник вовремя приотстал. Окажись он рядом, сцена потеряла бы львиную долю очарования и драматического напряжения.
Накануне утром Феодора обдумывала завершающие штрихи: когда следует отправиться на развалины, придет ли туда Владимир, как он поведет себя. Знаки внимания, томные взгляды, направляемые ею на телохранителя Корнеева, сослужили свою службу – неважно, по какой причине, но молодой красавец заметил Феодору. Она понимала, как важно первое впечатление, и умела произвести его. Годами оттачивая свое искусство обольщения, госпожа Рябова значительно преуспела в нем. Не столько внешность женщины, сколько ее способность уловить движения мужской души и подстроиться в такт позволяют ей приобрести власть над ним, запасть ему в сердце. Возраст тут не помеха, а скорее подспорье, ибо опыт порой превосходит свежесть и привлекательность молодости. Зеленый плод кисловат на вкус и не сравнится со зрелым.
Камнем преткновения стала для Феодоры только одна деталь предстоящего эпизода: говорить ей что-либо или промолчать? Вначале она склонялась к загадочному молчанию, но в конце концов все же сделала выбор в пользу интригующей фразы, призванной возбудить любопытство Владимира и внушить ему неосознанную жажду новой встречи. Потратив пару часов в Интернет-салоне, перелопатив античную лирику, Гомера и другие источники, госпожа Рябова остановилась на стихах аргентинского писателя Борхеса. Она выбрала несколько подходящих строк, переделала их на свой лад, выучила, раз двадцать произнесла перед зеркалом, меняя интонацию, пока качество сценки не удовлетворило ее.
Феодоре понравилась ее роль. Дочь царя Миноса Ариадна – это, пожалуй, то, о чем она мечтала. Не имеет значения, что до поездки на Крит Феодора Евграфовна только краем уха где-то что-то слышала о «нити Ариадны», злобном Минотавре и афинском герое Тесее. В нужный момент эту вскользь услышанную или прочитанную информацию подбросила ей сама судьба. А судьба ничего не совершает бесцельно.
Помолившись Зевсу, как и подобает минойской царевне, Феодора отправилась в парикмахерскую, объяснила мастеру, какую ей нужно сделать прическу, затем накинула на голову легкий шарф и вернулась в номер переодеваться. Облачившись в приобретенные одежды и украшения, она с удовольствием смотрела на себя в зеркало. Лучшего приключения ей еще переживать не приходилось! Главное, чтобы намеченное не сорвалось. Для этого сегодня в сумерки господин Корнеев непременно должен прийти к развалинам Кносского дворца. Ведь именно там, согласно мифу, тысячелетия назад проживала Ариадна. Только бы Владимиру ничто не помешало!
Откуда-то появилась уверенность: все получится. Она так горячо, так страстно желает его увидеть, что он не может не откликнуться на этот призыв. Но если вдруг сегодня встреча сорвется, Феодора будет приходить сюда вновь и вновь, пока не осуществит задуманное.
Кносский дворец находился за городом, и госпожа Рябова вызвала такси. Водитель изумленно поглядывал на нее, цокал языком. Когда она вышла, таксист не торопился уезжать, наблюдая за странной пассажиркой. «Эти туристы совсем свихнулись!» – подумал он. Перед тем как выйти из машины, женщина дала ему денег и пояснила знаками – отъезжай и жди. Ее английский, дополняемый жестами, был ужасен, но таксист понял.
Очертания руин оживали в закатных лучах солнца, они казались золотыми останками свернувшегося окаменевшего чудовища. Феодора спряталась и стала ждать. Созерцание жалких осколков былой роскоши наводило на мысли о времени. Его приговор неумолим. Когда-то между этими красно-черными колоннами шествовали всесильные владыки, теперь же ветер носит стебли сухой травы... Что же остается неподвластным бегу столетий?
Шуршание шин по дороге отвлекло госпожу Рябову от идеи вечности и вернуло ее к проблеме насущной. Она почти не удивилась, узнав в приехавших мужчинах Корнеева с охранником. Предугадывая маршрут, который у Владимира был неизменным, мнимая Ариадна заняла заранее выбранную позицию.
Все разыгралось как по нотам, видно, Зевс еще не утратил своего могущества: он услышал мольбы новоявленной минойской дамы и внял им. Наверное, громовержец соскучился по прошлому, ведь боги бывают так похожи на людей. Зевсу порядком надоели бестолковые шумные туристы, и он с удовольствием включился в игру. Почему бы не развлечься? Если верить мифу, то грозный Зевс приходился дедушкой Ариадне... так что она имела полное право рассчитывать на его помощь.
– О ужас, эти каменные сети...
Феодора не узнала собственнго голоса – словно все ожило: Кносский дворец; Минотавр, блуждающий во мраке нескончаемых коридоров подземной ловушки, роняя с губ клочья пены; Ариадна с волшебным клубком в руке...
Черноволосый красавец Владимир застыл как вкопанный. Кем он почувствовал себя? Время дрогнуло, повернуло вспять, оно послушалось Феодоры – или Ариадны? Или тоскующего Зевса?
– Владимир Петрович!
Неуместный, лишний здесь крик телохранителя разрушил колдовской миг. Прошлое померкло и отступило в небытие. Феодора метнулась прочь, в спасительную тень, укрылась от взгляда Корнеева. На сегодня достаточно, большего не требуется. Если человеку изменяет чувство меры, он проигрывает. Точно рассчитанное усилие – вот секрет успеха. Перебор, недобор – и тщательно спланированное действие трещит по швам, рассыпается в прах.