Неопознанный взрыв - Аркадий Карасик 15 стр.


— Когда и где? Цель?

Сидорчук поймал на лету упавшие очки, недоуменно поглядел на наглеца.

— Вы о чем?… Ах, да, о цели… Первый удар нанесем по общественному транспорту. Скажем — троллейбус. Неделю на подготовку хватит?

— Неделя? Больно ты скорый, дружан… Полмесяца, не меньше!…Другие новости есть?

Сидорчук покопался в угреватом носу, будто именно там были спрятаны все его остальные новости. И радостные, и неприятные.

— Нам не нравится ваш Штырь… В последнее время он стал каким-то странным…

— Скурвился?

Сидорчук поморщился.

— Слишком прямолинейно… У нас имеются кой-какие данные. Приедете — разберетесь… И ещё одно: нас серьезно беспокоит интерес, проявляемый к институту…Туда повадился некий, — Федор Иванович, приподнял очки и заглянул в записную книжку, — Окунев, оставной полковник, ныне — журналист.

— Ментовская подстилка?

— Выясним, но без вашей помощи… Думается, ничего страшного — обычное намерение написать очередную острую статейку…

Возможное предательство Штыря не особенно встревожило босса: шестерка мало что знает, тем более, он не осведомлен о местопребывании хозяина. А вот последняя новость — очень и очень серьезна. Если менты доберутся до его институтского информатора и поставщика научных сведений — мыльным пузырем лопнет надежда заполучить новые, более совершенные образцы чудо-ракетки…

— Где хозяин?

Жена дяди Семена пугливо наклонила голову. Будто Пудель замахнулся на неё чем-то тяжелым.

— Побежал в охотничью избушку. Пообещал завтра к вечеру возвернуться.

Значит, к вечеру…

Пудель с жадностью оглядел плотное тело женщины. Надо же, четверых детей родила, а выглядит не старше тридцати лет. Что задок, что груди, что губки — заглядение. Поиграться с девками опасно, проговорятся — Семен вз»ерепенится. А жена не проговорится, признание не в её пользу.

— Баньку истопишь?

— Через полчаса заиграет родимая. Может быть, желаете пока закусить?

Васин пожелал. Отведал моченных яблочек, испробовал картошку с мясом. Потом ушел в боковушку переодеваться, снимать парик и усики.

Он все ещё колебался: поиграть с хозяйкой или воздержаться? Слишком уж нужным человеком был щуплый таежник, чтобы рисковать. Через его хатенку проходили маршруты боевиков на дело и после его завершения, он осуществлял связь с близлежащими городами и поселками, нередко наводил боевиков на выгодные операции.

Лишиться такого помощника — отрубить себе руку.

Но длительное воздержание давало знать о себе. После омского разговления со старшим лейтенантом угрозыска Пудель не обладал женщиной. Да и откуда таежник узнает о жениной измене? Девки донесут? Так надо сделать так, чтобы они ничего не знали…

В дверь боковушки тихо поскреблись.

— Входи.

На пороге — хозяйка. Теплую безрукавку сменило выходное платье, которое, кажется, вот-вот лопнет под напором налитых грудей. Женщина будто демонстрировала гостю все свои прелести, подталкивала его к более решительным действиям.

— Банька готова, — тихо проговорила она. — Квасок — в кадке, мочалки и мыльце изготовлены, березовый веничек распарен… Пожалте мыться…

— Пожалте, — передразнил Пудель. — А спину кто потрет? Семен всегда занимается, так его нет… Может быть, заменишь муженька?

Хозяйкино лицо вспыхнуло жарким пламенем, на глаза навернулись крупные слезы.

— Бог с тобой, Ефремыч, рази можно… Лучше кликну соседа…

Чистоплюйка дерьмовая! Еще и упирается!

— Никаких соседей! — грубо прохрипел Пудель. Волнуясь, он всегда переходил с человеческого голоса на хрип, похожий на рычание голодного зверя. — Потрешь, от тебя не убудет! Иди — готовься!

Женщина съежилась и исчезла.

Пудель разделся догола, набросил тулуп, сунул ноги в валенки и поплелся к приземистой, крохотной баньке. Теперь он сожалел о грубом разговоре с хозяйкой. Растелешился, как пацан перед первой в его жизни бабой, захотелось тебе, падло, женского мясца. А о бизнесе начисто позабыл. Удастся дело с пээррушкой — к твоим услугам будут все красотки мира, выбирай, не ленись.

Господи, сделай так, чтобы баба занемогла, ногу подвернула, обожглась.

Бог услышал мольбу — хозяйка в баньку не пришла…

Наутро заявился дядя Семен. Хмурый, неразговорчивый. Не снимая куртки и обуви, сразу же зашел в боковушку.

— Беда приключилась, Ефремыч… Агромадная беда…

Пудель спрыгнул с постели. Голый, взлохмаченный он напоминал насмерть перепуганного зверя, увидевшего перед собой настороженный капкан.

— Говори…

— Сыскари повязали парней…

— Где? Кого?

— Рядом с прииском… Один Черныш вывернулся — прибежал… Четверых менты увезли…

— Когда?

— Вчерась поутру. Парни решили пощипать приискателей, взять золотишко.

Пудель немного успокоился. Правда, среди парней был Взяток, который слишком много знал, но с момента ареста прошло не так много времени, наверняка, к допросам менты ещё не приступили.

Пришла пора встретиться со Стеллой — только она может помочь…

Глава 10

— Витька, пошли ловить бандитов! Хватит валяться! Не младенец уже — настоящий мужик!

Витька — шестилетний карапуз, плотный и вихрастый, удивительно похожий на отца — проснулся мгновенно. Распялил круглые, совинные, глазенки, спрыгнул с постели.

— Сейчас, папочка, только достану оружие…

Игрушечный пистолет ночью — под подушкой, днем — в кобуре, собственоручно сшитой отцом… Не слишком ли много времени он уделяет сыну, подумал Семен Сидорович, выставляя на стол завтрак: тарелки, наполненные овсяной кашей.

Овсянка осточертела и отцу, и сыну, но Салов как-то вычитал в английском детективе, что подобная каша восстанавливает силы и способствует приливу энергии.

— А мама разве не пойдет ловить бандитов? — спросил Витька, с трудом и с отвращением глотая теплое варево.

— Мама ловила бандюг ночью — пусть отсыпается…

Раньше, до появления в квартире московской гостьи, муж и жена Саловы спали в разных комнатах, встречались друг с другом только на кухне и на работе. Так уж сложилась их семейная жизнь.

Раньше твердили: секс — второстепенен, главное, что объединяет мужа и жену — духовное начало, общие интересы, одинаковый уровень интеллекта. Оказалось — бред собачий: духовное единение второстепенно, на первом месте — чисто физическое со взрывами желаний и наслаждений.

Именно, это «физическое» у Саловых и не получилось. Разные темпераменты, разные запросы. Зато «общих духовных интересов» — явный избыток.

Майор милиции Салов командует райотделом, его жена — инспектор уголовного розыска, старший лейтенант. Оба закончили юридический факультет, учились на одном и том же курсе, получили дипломы в один и тот же день.

Поженились во время преддипломной практики.

Первые месяцы — самые счастливые. Молодожены не могли оторваться друг от друга, считали часы и минуты, остающиеся до ночного «отдыха». Любовный дурман окутывал их целых три месяца, потом начал медленно рассеиваться. К сожалению, это «рассеивание» происходило не равномерно: женщина осталась на стадии горения, мужчина — угасал. Он по прежнему не отказывался выполнять супружеские обязанности, но делал это так принужденно, что у жены исчезало желание.

Замаячил призрак развода.

Появление сына супруги Саловы восприняли одинаково — с радостью и надеждой. По их мнению, ребенок в семье цементирует отношения, выпалывает сорняки размолвок, сглаживает рытвины ссор.

В общем, так и получилось. Но «цемент» не прибавил мужу темперамента и не убавил горячности супруге.

Никаких разборок типа выяснения отношений не произошло. Ссылаясь на бессоницу и головные боли, Салов спал в другой комнате, благо, обширная трехкомнатная квартира позволяла это. Стелла не возражала.

О возможности развода оба помалкивали — оставить Витьку полусиротой казалось невозможным. Слишком сильно они любили сына. Постепенно жизнь налаживалась, если вынужденное сосуществование можно назвать жизнью.

Появление Тани принесло новые, еще более острые, осложнения.

Салову пришлось возвратиться в спальню. Одна комната — Витьке, вторая — гостье, третяя — хозяевам. Расклад вынужденный, но иного не существует.

И снова выплыл перед супругами призрак развода. После поездки Стеллы в Омск он приобрел четкие очертания.

Краснея и задумчиво улыбаясь, женщина вспоминала, как в самолете прижималась дрожащей спиной к мускулистому мужскому телу. Подумать только, взрослая женшина украдкой целовала положенную на её плечо тяжелую руку незнакомца!

А что вытворяла в гостиничном номере!

Стелла сладостно перебирала, будто фотоснимки в альбоме, мгновения любовных страстей, когда она, начисто позабыв о стыдливости, выдумывала все новые и новые позы слияния, заставляла неутомимого любовника превращать их в реальность.

После секса с экологом редкие постельные слияния с мужем казались скудной приевшейся пищей. Все же, нужно расставаться! Интересно, женат Петенька или холост?

Единственный тормоз падающей в пропасть семейной колесницы — Витька.

Постепенно развод перестал видеться страшным — миллионы супружеских пар распадаются, но дети остаются родными детьми, одинаково любимыми бывшими супругами.

Появивился бы сейчас Петр — бросилась, не раздумывая, к нему на грудь. Возьми меня, увези от постылого мужа и осточертевших уголовников!

Салов чувствовал — что-то произошло. Стелла возвратилась из Омска другой женщиной. Вот уже две недели она не домогается близости, не перебирается на полчасика под бочок к мужу.Только задумчиво улыбается и краснеет.

Что с ней проиходит?

Ответ однозначен: появился любовник. Ревности Салов не ощущал — измена жены закономерна и оправдана, если и есть, на кого обижаться — только на самого себя. Вернее, на свой организм…

— Ешь скорей, папа, бандиты убегут, — торопил задумавшегося папашу сын. — А то ты только ложкой мешаешь… Думаешь, как половчей повязать, да? Не сомневайся — помогу… Мы их вдвоем знаешь как сделаем!

Салов ласково усмехнулся. Сделаем?

В коридоре райотдела милиции маялся Павел Корнев. В теплой охотничьей куртке, в лисьем треухе и в собачьих унтах он истекал потом. Но раздеваться не решался — как бы это не посчитали за дерзость.

Общаться с милицией Корневу раньше не доводилось, участковый заглядывал в поселок Сидоровку не чаще одного раза в два месяца. Да и то больше для отбытия номера, чтобы вписать в отчет «жесткий контроль» за поведением охотников. Проверил, дескать, нарушений не обнаружено, разборок, в том числе, семейных, не выявлено. Везде — полный порядок и мирная тишина.

Еще бы не было порядка, когда таежники сами соблюдали и контролировали его. Собственными методами.

Однажды, молодой парень-ухарь завалил в кустарнике девчонку, внучку деда Опанаса. Пообещал ожениться, то да се, девка растопырила уши и ноги, поверила. Через некоторое время почувствовала: понесла. Бросилась к парню — когда же свадебка, а тот округлил бесстыжие глаза. Какая свадьба, какой незаконнорожденный, впервые вижу и слышу.

К кому броситься за советом и помощью? Естественно — к матери.

Не прошло и часа, как, без следствия и суда, без свидетельских показаний и очных ставок, вынесен справедливый приговор. Парня привязали к дубовой скамье, специально стоящей в центре поселка. Рядом — кадка с моченными лозинами. Под аккомпанимент девичьих хихиканий и бабских охов-вздохов таежному Дон-Жуану спустили штаны.

Прослышав о готовящейся расправе и возможном его вызове, участковый поспешно оседлал мотоцикл и подался проверять соблюдения правопорядка в другую сторону, на отдаленные заимки. В случае чего — не видел и не слышал, нес милицейскую службу в других местах.

Мужики степенно выстроились в очередь. Подойдет бородач к скамье, обмахнет себя крестом, выберет лозину. «Не греши, кобель, не порть девок!». И врежет с потягом, с выдыхом.

Так отходили грешника — с неделю стоял, не мог лечь на пораненные спину и зад. После собрал котомку, поклонился отцу с матерью и пехом отправился в другие места.

Правда, через месячишко возвернулся и очистил от позора обесчещенную им девку — оженился…

Когда это было? Лет десять тому назад. С тех пор многое изменилось, люди стали другими — жадными, нахальными. Тот же сын, Петруха, каждый день спит с разными бабами — от сопливых девчонок до скучающих вдовушек. И никто не привязывает его к позорной скамье, не наказывает лозинами.

В тогдашние времена избы не запирали — подопрут от ветра дрючком и спокойно двигают на работу. А нынче — там обворовали, там ограбили, там изнасильничали.

Всех под лозины не положишь. Да и не дадутся нынешние парни, сами кого-угодно повалят на ту же позорную самью. Силушка в них вешними водами играет, разве старикам справиться?

А жаль. Не грех бы пощекотать тому же Петрухе голую задницу.

Таежник вздохнул, огляделся — никого. Нерешительно растегнул куртку, снял и запихал в котомку вязанный шарф. Туда же отправил патронтащ… Окончательно сбрендил — винтовку оставил дома, а патронташ надел. Механически, не думая, зачем ему понадобится в милиции часть охотничьего снаряжения.

Пот стекает по телу, щекочет подмышками, смачивает нижнее белье. А в голове — опасливые мысли, тревожные предчувствия щекочут душу не хуже ручейков пота.

Каалось бы, чего бояться немолодому таежнику, честно выплачивающему немалый налог, не грабящему и не ворующему трудяге? А вот боится же. До головокружения, до тошноты.

В жизнь не поехал бы Павел в райотдел, если б не допекли его в поселке всяческими насмешками — скрытыми и открытыми.

Особенно старался сопливый Артем.

— Завелась в наших краях нечистая сила, — начинал он издалека в компании подгулявших мужиков, бросая хитрые взгляды на Корнева. — Разные антенны глотает, будто фокусник шпаги да кинжалы, колючку слизывает, как итальянские макароны… Надоть просить отца Федора молебен отслужить. Как думаешь, дядька Павел?

Опанас усмешливо лохматил бороду, остальные мужики глушили смех.

— Отслужим, — однотонно соглашался Корнев.

Петруха азартно бросался защищать отца, но его никто не слушал.

— Отслужить молебен не помешает. Как бы черти не возвернулись да не перебрали нас по одному, — вдумчиво, без тени насмешки подводил итог беседы Опанас. — Не простят они пулек, полученных от Пашки, ни за что не простят…

И так каждый день по любому случаю и без случая.

Похудел Корнев, посерел лицом. Насмешки ковырялись в излишне самолюбивом нутре охотника, оставляли шрамы на его душе.

В конце концов, не выдержал.

— Поеду в милицию, — однажды обьявил он жене и сыну. — Невмоготу слушать насмешников — сломаюсь. Авось, менты докажут — прав Корнев, не выдумал…

Наталья ушла в кухоньку, загрохотала там кастрюлями-сковородами. Павел на равнодушие жены не обиделся. Баба она и есть баба, не место ей в мужской беседе, пусть детей рожает да дом содержит.

— Гляди сам, батя, — не решился подсказать окончательное решение сын. — Как бы тебя менты не повязали. Ведь ты подранил людей. Оборонялся, но — подранил…

— Что ж мне ждать было, когда подстрелят нелюди? — упираясь кулаками в столешницу, поднялся Корнев.

— Менты не станут искать разных блох, стрельнул — получай… Гляди, батя, твои дела, я — не советчик…

Собирали Павла, будто на отсидку. По-бабьи всхлипывая и вытирая передником мокрые щеки, Наталья уложила в котомку два комплекта чистого белья, завернутые в тряпицу полковриги домашнего хлеба, солидный шматок сала и пару луковиц. Даже накрахмаленный утиральник не забыла — кто его знает, дают зекам в тюряге чистые полотенца или бросают грязные тряпки?

Петруха готовил в дальнюю дорогу телегу, запряженную двумя лошадьми. Он твердо решил не оставлять отца в городе, дождаться результата его переговоров с начальником райотдела, а потом уж решать, как поступить дальше.

Вот так и появился немолодой таежник в милицейском коридоре…

Выдерживать духоту стало нестерпимым. Корнев, еще раз оглядевшись, снял куртку, расстегнул верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Большую часть жизни охотник провел на свежем воздухе. Даже в избе и то задыхался, ругал домашних за непроветриваемое помещение. А в райотделе не выругаешься, не выбежишь во двор.

Назад Дальше