— Не бери в голову…
— Кому сказано? Завтра — суббота, процедур нет, поведу тебя на рынок. Яблочек купим, селедочки, винца. Говорят, вино продают классное…
По опыту многолетнего общения с женой Федорчук знал — не отстанет. Характер у Кати покрепче мужского, вцепится — не отвяжешься, прилипнет листом от банного веника, но своего добьется. Лучше не теребить и без того истрепанные нервишки.
— Ладно, так и быть, пойдем.
Ванна не помогла, не сняла засевших в голову мыслей. Лежал в ней Владимир Иванович и не ощущал ни теплоты, ни обещанных покалываний. Все заслонили раздумья. А вот рынок возвратил Владимира Ивановича к жизни.
Импровизированный базарчик приютился неподалеку от главного входа в санаторий. Рассчитан он, конечно, не на местных жителей — на отдыхающих. Торгуют всякой всячиной. Яблоки и хрен в баночках соседствуют с пуховыми платками и модной обувью, расфасованные в полиэтиленовых пакетах конфеты лежат рядом с детскими игрушками и наручными часами…
— Смотри, Володя, какая прелесть!
Действительно, прелесть. Будто сбрызнутые росой, разложенны краснобокие, кажется, улыбающиеся, яблочки. Федорчук обреченно вздохнул и отвернулся. Заставит сейчас жена пробовать и нахваливать, а у него ничего в рот не лезет.
— Берите, не пожалеете, — расхваливала свой товар розовощекая, толстая женщина. — Не яблоки — дар Божий. Думаю, наша прародительнмица Ева именно их спробовала. Знаете, мои соседи приехали из самой Сибири, так они никак не наедятся этими яблочками — каждый день прибегают…
Упоминание о Сибири ударило по Федорчуку не хуже пастушьего бича… Неужели, ему повезло!… Нет, не может такого быть, мало ли людей приезжают из Сибири, почему это должны быть именно разыскиваемые Андреем преступники? А вдруг? Случаются же в жизни везения!
Пока женщина взвешивала яблоки, а Екатерина копалась в кошельке, Федорчук, как можно равнодушней, посомневался.
— Что у них в Сибири яблок не видели… Когда приехали ваши соседи?
— Таких, как мои, не видели, — поджала губы обиженная женщина. — А приехали с полгода тому назад. Старик-богатей с дочерью и с зятем. Вроде, предприниматель. Ему ли удивляться, когда по карману разные деликатесы? А вот удивляется. Посылает своих парней ко мне за яблочками…
— Тогда и я стану навещать ваш сад, — заставил себя улыбнуться Владимир Иванович. — Только подскажите куда приезжать?
Продавщица расплылась в довольной улыбке, прошлась ладонями по прическе.
— Адрес простой — не ошибетесь. На любом автобусе, остановка «Дачи», спросите Евдокию — покажут… Конечное дело, коттедж не мой — сторожу там, убираюсь. А яблочки сама собирала, опилками перекладывала, в ящичках сохраняла. Но эти — нынешнего урожая, свеженькие… Приезжайте, хорошие люди, отдам вам дешевше. Мне тоже выгода — не мотаться на базары, не платить бессовестным шоферюгам…
Федорчук не слышал болтовню женщины, он вообще ничего не слышал. В голове тяжело поворачивалось одно и то же слово: повезло.
Все сходится. Старик — почти наверняка генерал-ученый, дочка и зять — похищенные сотрудники института, парни — охранники…
Остается съездить, убедиться, потом — к Андрею. Торопись, мол, сыщик, вяжи преступников, освобождай похищенных ученых, получай ордена и славу…
Что касается славы, придется Андрюхе потесниться на пьедестале, освободить часть места для отставного полковника. Ведь без его помощи не видать Панкратову ни наград, ни благодарностей.
За многолетнюю службу Федорчук орденов так и не заслужил, облагодетельствовали его одними медалями да и то — юбилейными. Лавровых венков тоже не навесили. В газетах ни портретов не печатали, ни хвалебных статей. Стройки, которыми он руководил, как правило, считались секретными — о них помалкивали. Соответственно находились в тени строители и проектировщики.
А вот сейчас шестидесятипятилетнему полковнику вдруг захотелось славы и почета. В виде мизерной компенсации за пережитое, за потерянное здоровье и перенесенные лишения.
Катя аппетитно откусывала яблоко, что-то говорила, предлагала мужу попробовать. Федорчук отмалчивался, рисовал картины одна заманчивей другой, наслаждался ими…
Автобус двигался на удивление ходко и доставил полковника на остановку «Дачи» через пятнадцать минут. Всю дорогу Федорчук волновался, «прорабатывая» различные варианты разговора с продавщицей яблок. Просто купить и уйти — зряшная потеря времени. Нужно завести доверительнвй разговор, направив его на подозрительных обитателей соседнего особняка.
Как это сделать?
Все оказалось намного проще, нежели он думал. Проще и…сложней. Ибо первая неприятность ожидала сыщика-любителя сразу же после того, как он покинул автобус.
В остановочном павильончике дремал старичок. Но Владимиру Ивановичу показалось, что дед только делает вид, что спит, а на самом деле внимательно изучает вышедших из автобуса пассажиров. По неопытности он видел в любом человеке «пастуха» бандитов. Поэтому, решил играть роль этакого наивняка, разыскивающего продавщицу яблок. Тем более, что это не так уж далеко от действительности.
— Не подскажете, как найти Евдокию?
Дедок не пошевелился, только приоткрыл один глаз. И…снова закрыл. Пришлось потрогать его за плечо.
— Какую-такую Евдокию? — открыл оба любопытных глаза старик. — У нас что евдокий, что марий — полная котомка.
— Мне нужна та, которая торгует яблоками.
— Так бы и сказал, — неизвестно на что обозлился дед. — Енто Евдокия-сторожиха… А по какой надобности ищешь ее? Ежели побаловаться — зря, она баба нравственная, спит только с одним мужиком. Так что, мил-человек, ничего у тебя не получится…
— Мне — яблок…
— Знаем мужчинские яблоки, — на неожиданно высокой ноте заверещал растревоженный старик. — От ентих яблок дети нарождаются… Сичас пойдет автобус в обратную сторону — садись и поезжай… Ишь ты, яблочек ему захотелось! Ты лучше наших баб не тревожь, сучье вымя, а то так огрею палкой — не возрадуешься!
Наверно, у древнего деда от старости поехала крыша!
Федорчуку с трудом удалось убедить местного стража нравственности в абсолютной чистоте своих помыслов. Поклялся в том, что даже не помышляет нарушить покой сторожихи. Он даже вспотел от усердия и едва не протер дырку на покрасневшей лысине.
В конце концов, дедок успокоился.
— Так бы и сказал, што по коммерческой надобности, а то крутит на воде круги… Войдешь в енти ворота, пятый дом по правую руку… Узнаешь сразу — на крыше приделан петух из жести…Токо гляди: омманешь — мозги вышибу!
В заключении дед потряс перед носом подозрительного мужика увесистой палкой. Для профилактики. Несмотря на все старания, Федорчук так и не добился полного доверия.
Охранники дачного поселка пропустили семенящего старичка без проверки и распрашиваний. Ограничилась прощупывающими взглядами. Да и к чему терять время для проверки деда, какой он может принести вред владельцам особняков, если пальцем тронь — повалится?
Неумело изображая смертельно больного человека, Федорчук поплелся вдоль заборов, огораживающих залесенные участки. Миновал коттедж с петухом на крыше, неуверенно потоптался и возвратился к нему.
Евдокия видела в окно маневры вчерашнего покупателя и торжествовала: значит, по вкусу пришлись её яблочки, если приехали за добавкой.
Появление в коттеджном поселке незнакомого человека насторожила охрану соседнего особняка.
— Гляди, Завирюха, какой-то хмырь обьявился, — подозвал старшего дежурный боевик. — Чешет прямо к твоей бабе…
— Ништяк, не штормуй, может родственник обьявился.
Успокаивая кореша, Завирюха растревожился. Конечно, не по причине ревности, появись соперник — с удовольствием уступит ему перезрелую красотку, похожую на перестоявшееся тесто.
Вдруг под видом немощного деда заявился сыскарь?
Инструктируя помощника, Пудель вдолбил в его голову: лягавые способны на все, подставят кого угодно, начиная от пацана и кончая дедом. Верить никому нельзя, нужно проверять каждого незнакомца, появившегося в поселке.
Столько времени жили спокойно и вот — первая ласточка… Первая ли? Может быть — последняя?…
Боевик малость приукрасил — лысый дед не «чесал», а неуверенно топтался возле калитки. Не от растеряности — такое поведение входило в задуманную «сыщиком» роль.
Постучаться либо позвонить Владимир Иванович не успел — калитка неожиданно отворилась.
— Здравствуйте. Я из окна вас увидела… Понравились яблочки?
— Очень понравились…
Федорчук сейчас не играл — яблоки, действительно, понравились и ему, и Кате. Так понравились, что от трех купленных килограммов к утру ничего не осталось.
— Проходите в дом, — пригласила сторожиха, — не на улице же разговаривать…
Федорчук, всоед за приветливой женщиной, охотно прошел по асфальтовой дорожке, миновал шикарную веранду и оказался в богатом холле. На полу — ковер, на стенах — картины в резных рамах. Мебель — дорогая, стильная.
— Пойдемте на кухню… Да не оглядывайтесь так, будто вот-вот укусят. Не мое все это — хозяйское… Говорила уже на рынке: сторожу, убираюсь, кухарничаю… Сейчас хозяева живут где-то в Испании, через месяц появятся, не раньше.
Усадив гостя на угловой диванчик, Евдокия захлопотала. Поставила чайник, выставила угощение: пирожки, масло, сыр, копченную колбасу. Чем-то понравился ей лысый старик, захотелось побаловать.
— Кофе или чай?
Страшно хотелось кофе, но Федорчук решил не нахальничать — попросил чайку.
Хозяйка ни на минуту не умолкала, болтала обо всем: о муже, безвинно отправленном на зону, о детях, позабывших свой долг перед родителями, о бандитах, покорении космоса, скачущих ценах, хозяевах-богатеях…
— А как чувствуют себя сибиряки? — Федорчук с трудом втиснул важнейший для него вопрос в нескончаемый поток слов, восклицаний, аханья. — Прижились или собираются возвращаться домой?
— А я их так и не видела, — неохотно призналась Евдокия. — Приходит за яблочками их парень, он служит, навроде, телохранителя… Здоровый, красивый мужик, — закатила она глаза. — Говорит, из хорошей семьи. Не просто хорошей — известной… А старик болеет, вот-вот отойдет. Дочка с мужем ухаживают за ним, но погулять почему-то не выходят… Везет же людям! А у меня сынок годами не появляется. Слышала — оженился, но с невесткой так и не познакомил, паразит…
Кажется, больше из сторожихи ничего путного не выдоить. Остается несколько второстепенных вопросиков, но вставить их в сплошную завесу болтовни не так уж легко.
Наконец, удалось!
— Парень, покупающий у вас яблоки — единственный охранник старика?
— Нет, он — главный. Однажды заглядывала — видела ещё двоих…
Ответила, будто отмахнулась. И снова — сын-разгильдяй, незнакомая невестка, какая-то шишка, вспухшая на ступне…
Притаившись возле окна кухни Завирюха сжимал кулаки. Жирная шалашовка, прокисшее тесто, дерьмовая подстилка — все выложила, ничего не утаила. Хорошо ещё не видела Иванчишина, не смогла описать его внешность!
Значит, все же — сыскарь…
Замочить? Нельзя, наверняка, он здесь не один, поодиночке сейчас менты не разгуливают, боятся. Надо поскорей сообщить Пуделю — пусть он решает, что делать…
А может быть припугнуть? Судя по замашкам, сыскарь неопытный, только-что завербованный. Испугается — отвалит.
Если вдуматься, ничего особенного у бабы он не выпытал. Ну, живут сибиряки, так об этом многие знают, в том числе участковый. Ну, держит богатый старик телохранителей. А кто, спрашивается, в наше время обходится без них? Почему богатый предприниматель должен быть похищенным генералом, кому придет это в голову?
Рассуждая таким образом, Завирюха вскоре пришел к выводу, что его опасения абсолютно беспочвенны, что припугнуть настырного дедка — вполне достаточно.
Оставив в особняке одного боевика, Завирюха вместе со вторым уселся на лавочку в остановочном павильоне. Благо, в нем — ни одного человека…
Из особняка с шаловливым петухом на коньке крыши Федорчук вышел в игривом настроении. Сейчас он не семенил — шел почти парадным шагом, гордо выпрямив спину и задрав выбритый подбородок. Сумка с пятью килограммами яблок казалась ему невесомой.
Еще бы не радоваться! Утер нос профессиональным сыщикам, отыскал берлогу преступника. Три телохранителя для уголовного розыска — семячки, повяжут без особого труда. Свою миссию Федорчук выполнил, остается добраться до Москву, выложить Андрею добытую информацию. Все остальное — его проблемы.
— Погоди, дедок, не торопись — базар имеется.
Федорчук недоуменно поглядел на двух крепких парней в камуфляже, загородивших дорогу.
— Не понимаю…
Нет, он сразу все понял, сполна оценил угрожающую ему опасность. Застучало с бешенной силой сердце, напряглось все внутри, задрожало. Зря он издевался над Оглоблей, обзывал его обидными словами, хвастал своей неустрашимостью…
— Гляди-ка, — насмешливо повернулся кудрявый крепыш к другу, — дедок не понимает… А как приходовать чужих баб, понимаешь, свинячий огрызок?
— Как вам не стыдно… Я уже старик, а вы — такое говорите…
Главное, не показать испуга. Появятся, обязаны появиться на остановке люди… может быть, даже милиция…
— То-то и дело, что старик… Хочешь жить, куча дерьма, забудь об этом поселке. Вспомнишь — так отделаем, что помечтаешь о скорой смерти. Кол в задницу, утюг на пузо, грешное место клещами выдерем… И милиция не спасет, и угрозыск отвалит… Потому, что нынче наша власть, мы ничего и никого не боимся… Понял? Или вместо задатка выдавить один глаз?
Изуродуют, обязательно изуродуют, билось в голове полковника. Никто им не помешает, потому-что сегодня, действительно, — их власть…
— Зря вы так, парни. Просто зашел за яблоками, продавщица пригласила на базаре рядом с санаторием… Клянусь больше сюда не приеду…
Вокруг все будто вымерло — ни одного человека. А если бы и увидели, кто поторопится на помощь? Отвернутся, убегут в противоположную сторону… Потому-что, опять же, в России не осталось ни милиции, ни закона, ни доброго отношения между людьми. Один бандитский беспредел…
— Ну, ежели обещаешь — поверим. На первый раз. Чтоб не позабыл — получай, падло!
Резкий удар милицейской дубинкой парализовал руку. Сумка упала на землю, яблоки раскатились. Второй безжалостный удар — по голове.
В глазах потемнело. Федорчук покачнулся и упал…
Глава 22
После возвращения из Сибири Панкратов впервые отправился на работу. Или — на службу? По его мнению, последнее — наиболее верно: «работают» руками, служат «головой». За первое люди получают зарплату, за второе — денежное содержание.
Впрочем, философские рассуждения мало беспокоили отставного сыщика. Главное, появилась возможность жить не на мизерную пенсию, а на солидную сумму, обещанную бизнесменом. То, что этот самый бизнесмен — явно криминального толка, ничего предосудительного, к чистому грязь не пристает.
Нужно одеть-обуть жену. Женщина есть женщина, она, как любит выражаться Негодин, — витрина мужчины. Если супруга одета кое-как — грош цена её мужу. И как человеку, и как работяге.
Доехав на метро до станции «Щелковская», Андрей решил остальную часть пути проделать пешком. Терпеть не мог толкаться в вечно переполненных автобусах. К тому же, не мешает поразмышлять.
Прежде всего, почему тощий старикашка-предприниматель выбрал в качестве руководителя охраны фирмы именно его? Разве мало бродят без работы более опытные отставные офицеры уголовки и Службы безопасности? Впрочем, вопрос — не очень сложный: в уголовке майор числился чуть ли не асом.
Почему бизнесмен охотно оплатил проезд сыщика до Красноярска и обратно? Да ещё выдал месячный оклад фактически неработающему человеку. Привязал этой выплатой к фирме, лишил возможности передумать? Или решил поддержать нищенствующего человека, дать ему возможность оправиться?
И то, и другое — сомнительно. Не приходилось ещё Панкратову встречаться с гуманными бизнесменами. А уж «привязке» деньгами незнакомого человека — вообще абсурд.