Предание от р. Леви:
– В продолжении шести лет (перед разрушением храма) тлел уголь в руке архангела Гавриила, который все ждал в надежде, что народ раскается. Не видя раскаяния, он готов был в гневе бросить запылавший уголь в царство Израильское, но остановил архангела голос Господень:
– Гавриил! Гарвиил! Умерь гнев свой: есть и среди этого грешного народа сердца милосердные. (
Явившись к кесарю, Бар-Камца сказал:
– Государь! Евреи изменили тебе.
– Чем ты докажешь это? – спросил кесарь.
– Пошли им, – ответил Бар-Камца, – жертвоприношение, и увидишь принесут ли они жертву твою.
Послал кесарь через него же трехлетнего тельца. В дороге Бар-Камца сделал тельцу повреждение на верхней губе (по другому преданию – в роговой оболочке), что делало животное неприемлемым для жертвоприношения. Держали ученые совет и решено было: ради царя, принять тельца для жертвоприношения. Восстал против этого р. Захария бен Евколос:
– Это, – сказал он, – может создать в народе мнение, что вообще животные с телесным изъяном могут быть приносимы в жертву.
Пришли к решению казнить Бар-Камцу, дабы он не стал доносить о деле этом кесарю. И тут противником общего мнения выступил р. Захария:
– Утвердится мнение, – сказал он, – что казни подлежит всякий, кто причинит жертвенному животному повреждение.
По поводу этого раби Иоханан говорил:
– Смиреномудрие р. Захарии бен Евколоса привело к разрушению нашего храма, сожжению Святилища и изгнанию народа из родной земли.
Три года продолжалась осада Иерусалима Веспасианов. В Иерусалиме в то время жили три богатых человека: Накдимон бен Горион, Бен Калба-Шабуа и бен Цицит-Гакесат. Эти трое заявили, что принимают на себя продовольствие всех жителей Иерусалима: первый пшеницей и ячменем, второй вином, солью и елеем, третий топливом. В их складах оказалось предметов продовольствия для всего города на двадцать один год.
Партия зелотов настаивала на том, чтобы сделать вылазку и попытаться оттеснить римлян. Люди благоразумные, напротив того, советовали вступить в мирные переговоры с Веспасианом. Тогда зелоты сожгли все продовольственные склады, и в городе наступил жестокий голод.
Богатейшая женщина во всем Иерусалиме, Марта, дочь Байтоса, послала слугу на базар за хлебом из тонкопросеянной муки. Вернувшись, слуга заявил, что на базаре остался в продаже только обыкновенный пшеничный хлеб.
– Хорошо, – сказала Марта, – сходи и принеси пшеничного хлеба.
Придя вторично на базар, слуга нашел уже только пшеничный хлеб низшего качества и поспешил сообщить об этом Марте.
– Купи, – сказала она, – хотя этого хлеба.
– Госпожа, – доложил слуга, побывав снова на базаре, – хлеба больше нет никакого, а есть один только ячменный хлеб.
Но когда он пришел в последний раз на базар, не было уже никакого хлеба.
– Пойду сама, – сказала Марта, – может быть, найду хотя чего-нибудь съестного.
Сняв сандалии, она пошла на базар и, ступая с последними усилиями по засоренной навозом мостовой, упала и умерла. Узнав о смерти ее, воскликнул раби Иоханан бен Заккай:
– О, жившая в неге и роскоши, никогда ноги своей не ставившая на землю от роскоши и изнеженности!..
Выйдя на улицу, увидел р. Иоханан без Заккай, как народ варит в воде солому и воду эту пьет. И воскликнул он:
– Люди, которым осталось одно это питье, – им ли устоять перед силами Веспасиана? Остается единственное средство: мне необходимо выбраться из стен города.
Во главе иерусалимских зелотов стоял Аба-Сикара бен Батиах, племянник р. Иоханана бен Заккая. Послал к нему р. Иоханан и велел сказать: «Приди ко мне для тайного совещания». Аба-Сикара пришел.
– Скажи мне, – обратился к нему р. Иоханан, – доколе вы будете поступать так, обрекая народ на голодную смерть?
– Что же я в силах сделать? – отвечал Аба-Сикара, – ты знаешь, что за малейшее возражение они (зелоты) убьют меня.
– Вот что, – сказал р. Иоханан, – найди способ, как выбраться мне из города; может быть, удастся хотя сколько-нибудь облегчить нашу участь.
– Нами установлено, чтобы никого живым не выпускать их городских стен.
– Вынесите меня как бы умершего.
– Хорошо, сделаем так: ложись в постель и притворись больным, а в постель положи что-нибудь с гнилостным запахом. Придут проведать тебя – и разнесется слух, что ты умер. Соберутся ученики твои и вынесут тебя в гробу за город для погребения.
Р. Иоханан так и сделал. Понесли ученики гроб с р. Иохананом, – в головах шел р. Елеазар, в ногах – р. Иегошуа. До городской стены дошли только на закате.
– Кого несете? – окликнула их стража.
– Покойника. Вы разве не знаете, что покойников не оставляют на ночь в Иерусалиме?
Зелоты вознамерились проколоть тело копьем, но Аба-Сикара остановил их, сказав:
– Не делайте этого: будут говорить: «Учителя своего закололи!»
Зелоты отворили ворота и пропустили их с гробом.
Дойдя до лагеря Веспасиана, открыли гроб. Встал р. Иоханан и приветствовал Веспасиана словами:
– Мир тебе, император! Мир тебе, император!
– Ты вдвойне заслуживаешь смерти, – отвечал Веспасиан: за то, что ты величаешь меня императором, а я не император; затем, если императором меня считаешь, почему ты до сих пор не являлся ко мне?
На это Веспасиан сказал:
– Ехидна обвисла вокруг бочки с медом. Что остается сделать, если не уничтожить бочку вместе с ехидной?
Не нашелся р. Иоханан что ответить. По этому поводу рав Иосиф (а по словам других – раби Акиба) сказал:
– Воистину: «Низвергает ум мудрецов и превращает знание их в глупость». Р. Иоханан должен был бы ответить: «Щипцами удаляют змею и бочку сохраняют в целости».
В это время прибыл из Рима гонец с известием, что Нерон умер и императором провозглашен Веспасиан.
– Я ухожу отсюда, – сказал Веспасиан р. Иоханану, – и пришлю вместо себя другого. Проси чего хочешь, просьба твоя будет исполнена.
Зная, что просить о пощаде Иерусалима бесполезно, р. Иоханан сказал:
– Государь! Прошу тебя: пощади город Ябне[104] с его учениками и пощади княжеский род рабан Гамлиеля.
Ушел Веспасиан и вместо себя прислал Тита. Пришел Тит, встал и воскликнул: «Где Бог их, твердыня, на которую они надеялись?» – И вот что сделал он?
Войдя в Св. Святых, разостлал свиток Торы и осквернил его. Взяв меч, он проткнул завесу на ковчеге, – и совершилось чудо: из образовавшихся в завесе отверстий стала капать кровь; нечестивец же возомнил, что он Самого Предвечного поразил. Сорвал он потом завесу и, завязав в нее всю храмовую утварь, перенес все это на свой корабль, чтобы отвезти, как трофей, в свой город. Поднялся шторм, и кораблю грозило крушение.
– Видно, – воскликнул Тит, – Бог иудеев силен только на воде: фараона утопил, Сисару утопил и теперь встал Он, чтобы утопить меня. Нет, если Он действительно всемогущ, то пусть на суше поборется со мною.
Раздался Голос:
– Нечестивец, сын нечестивца, потомок Исава нечестивого! Есть одно ничтожное творение в мире Моем, комаром называется оно. Выходи на сушу и с этим творением поборись.
Едва Тит вышел на берег, как в ноздри ему влетел комар и, засев в голове, в продолжении семи лет точил мозг его.
Однажды, проходя мимо кузницы, Тит почувствовал, что при ударах молота комар перестал мучить его. «Средство найдено», – решил он и поместил в комнате своей кузнеца, который должен был беспрерывно колотить молотом о наковальню. Кузнецу из римлян выдавалась плата по четыре зуза за день, кузнецу же из иудеев Тит говорил:
– Достаточно, что ты видишь несчастье врага твоего.
Прошло тридцать дней – и комар, привыкнув к стуку молота, снова принялся точить мозг Тита.
Умирая, Тит завещал:
– Тело мое сожгите и пепел развейте по семи морям, дабы Бог иудеев не мог отыскать меня и призвать на суд Свой.
И если предал нас Господь в руки твои, то Он же и взыщет с тебя за кровь нашу.
Не взирая на слова их, Траян тут же казнил обоих. Предание гласит, что не успел Траян тронуться оттуда, как был убит двумя посланцами из Рима, которые, напав на него, поленьями размозжили ему голову.
Жена Траяна разрешилась от бремени в ночь на девятое Аба, когда иудеи справляли траур в память разрушения храма. Рожденный императрицей ребенок умер в дни Хануки. Совещались иудеи, зажигать ли свечи Макковеев, – и решили зажигать, как ни опасно было это (ввиду смерти императорского сына). Зажгли иудеи свечи Макковеев, а жене Траяна было донесено:
– Иудеи эти, когда у тебя родился сын, устроили траур, а когда сын твой умер, праздничные огни зажигают!
Написала императрица к Траяну: «Вместо того, чтобы с чужими народами воевать, возвратись лучше и накажи иудеев, которые бунтуют против тебя».
Сел Траян на корабль, рассчитывая прибыть к берегам Иудеи через десять дней. Поднялся попутный ветер, и на пятый день Траян уже был у цели. Прибыв в город, он проник в бет-гамидраш в ту минуту, когда там изучали стих:
«Подымет Господь на тебя народ от пределов земли,
Из дальнего края подобно орлу налетит он».
– Про меня, – сказал Траян, – гласит стих этот: я рассчитывал прибыть через десять дней, но ветер через пять дней привел меня сюда.
Окружили иудеев воины Траяна и умертвили их. Женщинам же Траян сказал:
– Будьте послушны моим воинам, дабы я не поступил и с вами так, как поступил с мужьями вашими.
– Сделай с женщинами то, что ты сделал с мужчинами, – ответили жены иудейские.
Окружили их воины Траяновы и умертвили всех, и смешалась кровь их с кровью убитых мужей.
Однажды через Бетар проезжала дочь императора, и сломалась ось в ее колеснице. Слуги срубили первый попавшийся кедр и сделали новую ось. Напали на них иудеи и побили их. Донесли римляне императору: «Иудеи взбунтовались». Пошел император на Бетар.
Предание от р. Иоханана:
– В числе римлян, нападавших на Бетар, одних «трубящих в трубы»[106] было восемьдесят тысяч человек. В Бетар находился в то время Бен-Козиба[107]. У него было двести тысяч воинов, каждый с отрубленным толстым пальцем на руке. На вопрос старейшин: «Доколе ты будешь заставлять сынов израилевых увечить себя?» – Бен-Козиба ответил: «Каким же иным способом испытать их мужество?» На это старейшины сказали: «Кто верхом на лошади не сумеет на всем скаку вырвать с корнем кедр ливанский, того не принимай в ряды своего войска».
Бен-Козиба так и сделал, и оказалось у него два отряда воинов, прежних и вновь принятых, по двести тысяч в каждом. Но люди эти, выходя на бой, говорили:
– Пусть Он (Господь) нас не поддерживает, но пусть и не вредит нам.
Сам Бен-Козиба обладал такой силой, что пущенные в него с пращей камни он одним коленом отбрасывал обратно, убивая этим каждый раз множество неприятеля.