— А в моём мире боготворили джаз и контрабандные алкогольные напитки, а погоня за удовольствиями была главным смыслом жизни. Военачальник и балерина, у кого может быть меньше общего, чему нас с тобой?
— Что значит быть настоящей балериной?
— Это значит давать представление за представлением. Даже возвращаясь из туров, я не могла позволить себе полностью расслабиться, хотя и любила развлекаться. Мне приходилось упражняться по шесть дней в неделю, без права на прогул.
— Представляю. Я видел, как ты танцуешь.
— Ах, да, правда. Ты видел это. Позавчерашний день весь пошёл наперекосяк для собачонки Наоми.
Конрад нахмурился, но всё же, спросил:
— Почему ты так… снисходительна ко мне? После всего, что я тебе наговорил?
— Потому что я знаю, что ты на самом деле так не думал. И потому что я не верю, что ты такой плохой, каким тебя считают другие.
Она и понятия не имела, каким злом он на самом деле являлся. Лучше было сразу пресечь её кокетство и заигрывающие взгляды.
— Наоми, у тебя сложилось слишком идеализированное представление обо мне. Давай проясним всё раз и навсегда. Менее двух недель назад я убил живое существо, и я пил кровь из его шеи, словно животное, которое лакает из канавы.
— Что ж, эта картина, действительно, способна подпортить твою привлекательность, — ответила девушка, широко распахнув глаза. — Но, по счастливой случайности, у тебя такой привлекательный низкий голос, который нравится мне значительно больше, чем следовало бы — и это уравновешивает все эти образы животного и канавы.
Когда она вела себя так, словно испытывала к нему влечение, Конрад то приходил в восторг, то едва ли не начинал ненавидеть Наоми.
— Ты поворачиваешь всё так, словно это легко выбросить из головы.
— Что было, то прошло, Конрад. Ты должен научиться на своих ошибках и двигаться дальше. Если бы я думала, как ты, я до конца своих дней осталась бы танцовщицей бурлеска. Я никогда не загорелась бы целью стать балериной, получить профессию, которая сделала меня счастливой. Только представь себе, сколько ты упускаешь в жизни — возможность быть со своей Невестой, завести семью, обрести покой. В отличие от меня, ты можешь иметь будущее. Оно совсем рядом, нужно лишь протянуть руку и взять то, что предлагает судьба. У тебя появится так много причин смотреть вперёд, если ты просто перестанешь оборачиваться на прошлое.
Вот именно это делало Наоми столь опасной для него. Она заставляла его мечтать о том, что могло бы быть. Например, если бы он смог сделать её своей Невестой.
Его мечта… её злой рок.
Конрад резко встряхнул головой. Это проклятье не могло её затронуть — даже если действительно имело силу. Наоми нельзя причинить физическую боль. Однако Конраду всё равно хотелось нанести удар Таруту первым.
— Наоми, когда мои братья вернутся, ты должна заполучить тот ключ.
Она таинственно пожала плечами, что могло значить всё и ничего.
— Я устала, mon grand
[65]. Пойду, пожалуй, спать.
Конрад бегло говорил по-французски. «Mon grand» означало «мой взрослый мальчик». Так матери, любя, дразнили малышей.
— Где ты обычно спишь? — спросил вампир. Когда Рос той злополучной ночью рыскал по дому в поисках девушки, он видел хозяйскую спальню. Там сохранилось несколько предметов мебели, но это явно не было то место, куда она удалялась, когда не желала быть с ним. Скорее всего, где-то в доме у Наоми было тайное убежище.
— О, то там, то здесь.
— Ты вернёшься завтра?
Наоми медленно подлетела к нему.
— Честное слово, вампир, — взмахом руки она откинула волосы со лба мужчины и заглянула ему в глаза, — если ты и дальше будешь таким же очаровательным, как сейчас, как я смогу удержаться от соблазна? — обронила Наоми и исчезла.
И, конечно же, она собиралась вернуться. Потому что просто не могла ничего с собой поделать.
Неожиданно Конрад осознал, что улыбается.
Глава 18
— Ну вот, а мы так хорошо ладили… — пробормотала Наоми, что лишь ещё больше разозлило Конрада. Последние три дня путь вампира к выздоровлению не был простым и гладким, скорее весьма извилистым, с крутыми поворотами, на которых его бесчисленное количество раз заносило назад.
Сейчас они как раз были в состоянии одного из таких вот откатов.
— Наоми, поклянись, что добудешь для меня этот ключ! — требовал Конрад, расхаживая с угрожающим видом перед девушкой, сидящей на кушетке у окна. — Сегодня вечером мои братья уж точно появятся.
Вампиры должны были вернуться ещё день назад, но почему-то задерживались.
— Я же сказала тебе, что не хочу это даже обсуждать, — возразила Наоми. По правде говоря, она даже думать об этом не хотела. Мёрдок считал, что состояние Конрада снова ухудшится, если поторопиться с его освобождением. И Наоми по-прежнему опасалась, что он впадёт в ярость и набросится на братьев, если те попадут ему под горячую руку.
Едва Наоми готова была дать слабину, ей стоило лишь напомнить себе, как всего неполные две недели назад Конрад плевал кровью в лицо братьям, и её решимость тут же укреплялась. Братья разыскивали Конрада несколько веков, так что Наоми не желала оказаться безмозглым призраком, которому втемяшилось освободить вампира, едва он пошёл на поправку.
Прятать от него ключ было рискованно — девушка прекрасно представляла себе бешенство, в которое придёт Конрад, если узнает, что ключ всё это время был у неё. Однако Наоми не хотела, чтобы он зациклился на этом, особенно сейчас, когда его состояние медленно, но верно улучшалось. Если бы Конрад прознал, что у неё есть ключ, это стало бы навязчивой идеей вампира, и он угрозами заставил бы его отдать.
Наоми не лгала ему, просто избегала этой темы. Однако она понимала, что если Росу станет известно, что средство к его освобождению давным-давно лежит в одной из её комнатных туфель в потайной студии, вампир захочет её просто убить…
Конрад перестал мерить комнату шагами.
— Я знаю, тебе мои братья кажутся героями, но если моё состояние не улучшится, они убьют меня, Наоми.
Наоми не верила в это, но знала, что переубедить Конрада не сможет.
— Ты думаешь, я допущу, чтобы в этих стенах тебе кто-нибудь навредил?
Любого, кто попытается убить её вампира, она вышвырнет в болота дельты pour les alligators
[66].
— Ты не понимаешь, что поставлено на карту! — огрызнулся он, едва не срываясь на крик. — Если ты не расслышала, они решительно настроены «положить конец моим страданиям» — мускул задёргался на щеке вампира, что было верным признаком надвигающегося приступа ярости.
К сожалению, эти приступы продолжали случаться. Такой мужчина, как Конрад, просто не мог находиться взаперти. Вампира постоянно угнетало чувство собственного бессилия, и при этом ему всё ещё трудно было управлять своей агрессией.
Порой Рос был подобен бочонку с порохом, который мог в любой момент взорваться. Однако свирепость Конрада была столь неподдельной и искренней! Наоми помнила Луиса двуличным и преисполненным обмана. Ярость же Конрада клокотала в нём в первозданном виде и без прикрас. Этот мужчина не скрывал то, чем являлся.
Впрочем, это вовсе не значило, что Наоми собиралась смиренно терпеть его поведение, если оно оскорбляло её. Однажды она прочла статью о том, как следует устанавливать границы в общении с другими людьми. Если кто-либо ведёт себя недопустимым образом, не следует поощрять подобное поведение, нужно просто игнорировать таких людей. Когда Конрад становился невыносим, Наоми разворачивалась и покидала его, что, по правде говоря, имело прискорбный результат, потому что он лишь ещё больше злился.
Совладав со своим нравом и успокоившись, вампир обычно отправлялся на её поиски и находил Наоми в её излюбленной беседке-фолли или в заросшем саду. Глядя куда угодно, только не в лицо девушки, он, как правило, протягивал руку и резко ронял что-нибудь вроде: «Пошли» или «Не надо убегать…»
— Чёрт побери, Наоми! Почему ты не можешь сделать это для меня? — рявкнул Конрад и в очередной раз ударил кулаком об стену её дома. Терпение Наоми лопнуло.
—
Ясотню раз просила тебя не ломать мой дом, Конрад, — произнесла она самым спокойным голосом, на который была только способна. — Может быть, мой дом и выглядит не бог весть как, но это всё, что у меня есть. И если ты не в состоянии относиться уважительно к тому, чего я хочу, я в таком случае не желаю быть рядом с тобой.
И, чтобы он не смог последовать за ней, Наоми телепортировалась в буйно разросшийся сад прямо под палящие лучи полуденного солнца. Оттуда, паря в воздухе над извилистыми запущенными и заросшими травой дорожками, она полетела на берег в свою беседку.
Чем ближе был берег, тем отчётливее Наоми слышала, как под водной гладью сновали обитатели дельты. Они тоже чувствовали её приближение. Почему другие так не могли? Почему лишь Конрад et les animaux
[67]
были способные её чувствовать и видеть?
Каждый раз, когда Конрад пытался обуздать свой нрав, он устремлялся именно сюда и ходил из стороны в сторону, пока не успокаивался. У Наоми защемило в груди, когда она остановилась взглядом на протоптанной ногами мужчины дорожке вдоль берега, вокруг торчащих из земли корней кипариса.
«Что же мне с ним делать?»
Он так старался. И достиг значительных результатов.
Она подсмотрела однажды, как Конрад нашёл тряпку и попытался с её помощью начистить до блеска свои ботинки, словно солдат, которым он когда-то был. Вампир ежедневно принимал душ, чистил зубы и брился. Ну, возможно, брился он раз в два дня, но ей нравилась лёгкая щетина. Каждый день на закате Наоми, борясь с отвращением, приносила ему кружку крови, из той, что оставили братья. И Конрад выпивал её, потому что его хозяйке это стоило таких очевидных усилий. Постепенно цвет кожи вампира значительно улучшился, а мускулы налились ещё больше.
И по мере того, как он шёл на поправку, они говорили друг с другом всё больше и больше, оба отчаянно нуждаясь в общении. Часто они теряли нить рассуждений, перепрыгивая то назад, то вперёд, но отлично понимали друг друга, словно их мысли каким-то непостижимым образом были абсолютно схожими. Наоми как-то сказала ему:
— Мне нравится, как мы то умолкаем, то снова начинаем говорить, как ни в чём не бывало. Кажется, нет необходимости отзываться на каждое замечание, нет нужды что-то пояснять — как будто мы чувствуем друг друга, понимаем с полуслова. Это всё равно, что танцевать.
— Или заниматься сексом?
Она улыбнулась:
— Только, если он потрясающий.
Он, соглашаясь, кивнул:
— Тогда у нас был бы потрясающий секс.
«О, Господи, да, мог бы быть…»
Казалось, они подходили друг другу во всех смыслах. Конечно, вампир был наполовину безумен, но, поскольку Наоми была призраком из времен «Сухого закона»
[68]
, имевшим склонность к воровству презервативов, пристрастие к пирожным «Мун-пай»
[69]
и коллекционированию нижнего белья, в отношении неё также можно было сказать, что она слегка не от мира сего.
Конрад мог её видеть, и присутствие Наоми, казалось, было единственным, что успокаивало его разум. Вампир постепенно приходил в норму, а Наоми чувствовала себя счастливой, как никогда прежде за прошедшие восемьдесят лет. Их истерзанные души обрели подобие покоя рядом друг с другом в этом р азрушающемся доме.
Возможно, пребывание Конрада здесь не было такой уж случайностью, как она полагала сначала. Наоми не могла поверить, что всё это лишь совпадение. Может быть, ему суждено спасти Наоми от её проклятой загробной жизни?
А может быть, судьба Маргариты л'Ар так ничему её и не научила. Если кто и должен был спасать Наоми, то только она сама…
Как только наступили сумерки, явился Конрад.
— Я не буду больше наносить вред твоему дому, — сообщил вампир сходу, при этом умудрившись сохранять одновременно и строптивое, и раскаивающееся выражение лица.
— Merci d' avance [70].
— Я хочу, чтобы ты пошла в дом вместе со мной, — сказал Рос и протянул ей руку.
— Нет, Конрад, не сегодня, — ответила Наоми, заставляя его заскрежетать зубами.
Она знала, что её отказ расстроил его не только потому, что он хотел быть рядом с ней. Наоми полагала, что Конрад испытывал тайную потребность защищать её, словно ей что-то угрожало, и она нуждалась в его защите.
Как будто он считал, что вправе опекать её.
Когда бы он ни смотрел на Наоми в последнее время, его глаза темнели, и взгляд становился всё более и более собственническим.
— Возможно, я сломал кое-что, но я же многое и отремонтировал, — заметил Конрад.
— C’est vrai
[71], — согласилась Наоми. Вампир раздобыл кое-какой инструмент в сарае за подъездной аллеей и подремонтировал дом, починив на скорую руку и залатав дыры в окнах, а также посадил на петли входную дверь, которую сам же и вынес недавно.
Как будто повинуясь какому-то непреодолимому инстинкту, Конрад, казалось, вознамерился окружить Наоми заботой, содержать в тепле и безопасности, и изо всех сил пытался придать главным апартаментам поместья пригодный для жилья вид.
На кровать в основной спальне Конрад уложил новый матрац и добавил к обстановке комнаты несколько предметов мебели из того, что удалось найти. На чердаке вампир откопал антикварный туалетный столик и стул, о которых даже Наоми понятия не имела. Каким-то чудодейственным образом ему удалось прочистить дымоход, и теперь они могли разводить огонь в камине. И, хотя не было заметно, что он мёрз, а Наоми не ощущала холод в принципе, он сообщил ей, что отныне она будет спать с ним в этой комнате.
Это живо напомнило Наоми, что он был военачальником семнадцатого столетия, рождённым аристократом. Конрад Рос привык, чтобы его желаниям подчинялись.
Поэтому он оказался совершенно сбитым с толку, когда она лишь рассмеялась в ответ и высказала мнение, что его деспотические повадки кажутся ей tres charmant
[72]. А когда Наоми сообщила ему, что у неё уже есть своя комната в доме, он и вовсе разозлился.
Вампира в высшей степени раздражал тот факт, что у неё уже было собственное убежище, куда она каждый день удалялась, оставляя его одного…
— Итак, ты идёшь? — повторил мужчина.
Когда она и с места не сдвинулась, у Конрада буквально на лице было написано, как у него чешутся руки затащить её в дом. Безо всякого сомнения, если бы она существовала во плоти, вампир бы силой заставил её вернуться. Если бы она была материальна, то уже висела бы у Роса на плече, а он тащил бы её в дом.
Этот мужчина, нависавший над Наоми подобно горе, мало-помалу смирялся с тем, что его огромная физическая сила, на которую он, безусловно, полагался во всём и везде, была абсолютно бесполезна в её случае.
Хоть в чём-то её бестелесность оказалась очевидным преимуществом.
Поэтому, если Конрад желал быть с ней, ему стоило убедить её вернуться назад или же не вести себя в самом начале так, чтобы ей захотелось покинуть его.
— Я сказала — не сегодня, — настояла девушка, хотя чувствовала себя не менее несчастной вдалеке от вампира. Однако Наоми не могла позволить, чтобы у него вошло в привычку срывать свой гнев на её доме — или на ней.
— Поступай, как знаешь, — ответил он, едва сдерживая бурлящие эмоции, и отвернулся, чтобы уйти. И всё же Наоми успела заметить, как задёргался мускул на его щеке.
Поздно ночью Наоми, только-только задремавшая в своей студии, проснулась от вопля Конрада.
И, прежде чем она успела подумать, что делает, девушка телепортировалась к нему. В ту секунду, когда она материализовалась рядом с вампиром, Конрад вскинулся и снова закричал во все легкие так, что стёкла задребезжали в окнах.