— Джеймс, ни один человек не сделал бы больше, чем ты. Ты остался верен своим корням — всем корням. В застигшей нас буре мы способны делать только то, что в наших силах. Мне больно говорить это, потому что я боюсь за тебя. Я очень хотел бы уберечь тебя от пушек, но ты должен поступать так, как говорил: в соответствии с голосом совести. И тогда, брат мой, что бы ни случилось, ты спасешь свою душу.
Джеймс улыбнулся:
— Ты не только чертовски хороший брат. Ты мудрый и очень хороший человек.
— Спасибо. Я стремлюсь к совершенству.
— А Тара знает об этом? — пошутил Джеймс.
— Я пытаюсь убедить ее, что это так.
— За Тару! — Джеймс приподнял рюмку. — Отличное бренди. Однако роскошь здешней жизни пробуждает во мне чувство вины. Вкусно есть, жить в таком тепле, спать с такими… удобствами…
Джаррет нахмурился.
— Я стал слишком увлекаться бренди. — Джеймс поставил рюмку и направился к окну. — Джесэп должен очистить все хорошие земли от краснокожих. Но там, в том районе, очень много банд. Оцеола рядом. Филипп, Аллигатор — тоже. Джесэпу придется гнать своих людей через джунгли и болота. Но думаю, ему удастся добиться этого. Мне ненавистна война, Джаррет! Отвратительна мысль о том, что она будет тянуться бесконечно. Мне же вопреки собственной воле придется балансировать, воевать, отчаянно взывать к благоразумию и при этом почти всегда знать, что мои слова едва слышны. Я ненавижу повторять лживые слова. Мне гадко молиться о том, чтобы наступил конец… я молюсь за будущее. За Дженифер, за себя. За другое время, другую жизнь.
— Я знаю, — тихо сказал Джаррет. — Боже милосердный, я знаю.
— Я хотел бы… — начал было Джеймс, но осекся, и на губах его заиграла легкая улыбка, когда он посмотрел в окно. — Вон Тара едет верхом. А ведь твоя жена просто неподражаема.
— Ты прав, — согласился Джаррет.
— Она теперь ведет себя осмотрительнее во время верховых прогулок? — Джеймс впервые столкнулся с невесткой, когда его отряд располагался поблизости, а Тара заехала чуть дальше, чем следовало бы. Джаррет полагал, что жена извлекла из этого урок, а Джеймс не знал, осознает ли она, насколько ухудшилось положение с начала войны.
— Тара очень осторожна и никогда не покидает границ владений, — заверил брата Джаррет.
— Она едет с дочерью Уоррена, — пробормотал Джеймс.
— М-м-м, — чуть раздраженно промычал Джаррет. Джеймс вздохнул:
— Я же извинился перед тобой за то, что был груб с ней на твоем торжестве.
— А перед ней ты извинился?
— Думаю, мне удалось объяснить девушке свое поведение.
— Если ты остаешься, не присоединиться ли нам к ним? Надеюсь, ты будешь любезен, хотя бы ради меня.
— Ладно.
— Обещаешь?
— Да.
— Перекрестишься?
— Джаррет, мы же взрослые мужчины.
— Перекрестись. Даже Мэри заставляла тебя делать это, помнишь?
— Мне не нравится, что ты сомневаешься в моих словах.
— Я всегда доверяю тебе, особенно если ты перекрестишься. Джеймс раздраженно пожал плечами.
— Вот те крест! — И он слишком истово перекрестился. — Ну, так ты присоединишься к жене, прежде чем она постареет и поседеет?
— Готов и жду тебя. — Джаррет указал брату на дверь и низко поклонился.
— В тебе слишком много крови белых. — Джеймс покачал головой и с улыбкой прошел мимо брата.
Типа почти сразу поняла, как обширны и прекрасны владения Маккензи. Она влюбилась в них. Ей нравились дубы, поросшие мхом и склонившиеся над ручьями, подстриженная лужайка и склон, спускавшийся к реке, пастбища и поля, выдры, спешащие к воде, экзотические птицы, взмывающие в лазурно-голубое небо. Тара показала гостье дорогу к дому Роберта Трента, их ближайшего соседа, и тропу, ведущую к деревне Джеймса.
— Конечно, там сейчас мало что осталось. Часть хижин еще сохранилась, но Джеймс увел свой народ, тех, кто не умер от лихорадки и не погиб во время боев.
— Бои шли близко?
— Очень близко.
— Его жена?.. — напряженно спросила Тила. — Надеюсь, ее не убили солдаты, Тара?
Та покачала головой:
— Ее унесла желтая лихорадка. Джеймс страшно тосковал по ней. Иногда я думаю, что именно поэтому он так безрассудно посредничает между воюющими вождями и белыми офицерами, не боясь ни пуль, ни стрел, подстерегающих его. Он очень любил жену и до сих пор не смирился с ее смертью. У него была еще одна дочь, чуть старше Дженифер, — милое, прелестное и невинное создание. Она тоже умерла. Если бы Дженифер не уцелела, Джеймс ни во что не ставил бы свою жизнь. Конечно, они с Джарретом ближе, чем бывают единокровные братья. Их связь неразрывна, так распорядилась судьба.
У Тилы, смотревшей на заросшую тропу, болезненно сжалось сердце. Джеймс глубоко любил жену и до сих пор скорбит о ней. Хоть белые и не убили ее, она умерла в разгар этой ужасной войны. Девушке стало не по себе. Она вспомнила, как Джеймс касался ее, вспомнила его слова. Чего же ей было ожидать? Джеймс пришел к ней, потому что она явилась в его комнату, и взял то, что ему предлагали. У них нет будущего. Он сожалел только о том, что лишил невинности ту, которую считал невестой своего друга. В том, что произошло, не было Ничего, кроме страсти, обычного вожделения.
На что же она надеялась? Джеймс — полукровка. Он проводит почти все время на болотах, напрашиваясь на пули. Он презирает ее и не хотел он нее ничего, кроме того, что взял.
Да, все это так, но… Щеки Тилы запылали, и она быстро отвернулась от Тары.
Все это так, и все же яркие воспоминания о прошедшей ночи внушали девушке уверенность в том, что она никогда уже не испытает ничего столь волшебного, неистового, безрассудного и страстного. Никогда больше не будет так безудержно желать мужчину, и ни один из них не околдует ее так, как Джеймс.
Тила с грустью осознала, что это наваждение не исчезло.
А ведь дальше пути нет.
И тем не менее она желала чего-то большего.
«Я должна отвесить ему еще одну пощечину, — решила она. — Нет, осыпать его градом пощечин, чтобы сбить с него наглость и спесь. Он сегодня уедет», — напомнила себе Типа.
И снова на сердце ее легла тяжесть. Джеймс уедет, а она никогда не забудет его.
— Легок на помине, — пробормотала Тара. Тила развернула гнедого жеребца и посмотрела через поле в сторону конюшни и складов Симаррона. Джаррет и Джеймс скакали к ним. Джеймс на серой кобыле в яблоках, Джаррет на красивом гнедом жеребце. Оба без седел. Лошади неслись голова к голове.
— Они соревнуются. — Тара покачала головой. — Мальчишки всегда остаются мальчишками.
Тила улыбнулась. Братья соревновались, но, видимо, ни один из них не мог одержать верх. И они, кажется, не хотели признаваться ни себе, ни другим, что соревнуются.
— Ну, мисс Уоррен, — весело спросил Джаррет, — что вы думаете о Симарроне?
— Он прекрасен, — ответила Тила, стараясь не замечать Джеймса. Проклятие, она ощущала жар голубых глаз, пристально смотревших на нее! — Пожалуй, это самая прекрасная плантация из всех, что я видела.
— Из всех?
— Да. Хотя, конечно, «Голубой лес», мой родной дом в Чарлстоне, кое в чем может сравниться с Симарроном.
— Чарлстон — чудесный город. У нас там родственники, — сказал Джаррет. — Но раз уж вы находите Симаррон столь очаровательным, надеюсь, он станет для вас вторым домом. Не правда ли, любовь моя? — обратился он к жене.
— Надеюсь, что так, — искренне отозвалась та, — хотя эти земли иногда внушают ужас.
— Они полны варваров и диких существ, — усмехнулся Джеймс. Тила, вздернув подбородок и обернувшись, встретила его вызывающий взгляд.
— Думаю, мне уже встречались подобные создания, — спокойно заметила она. — Кроме того, — добавила девушка, обращаясь к Таре и Джаррету, — «Голубой лес» находится вблизи болот и лесов, хотя и не таких диких, как здесь. Вот там я и обнаружила, что большинство Божьих созданий становятся кровожадными, чувствуя угрозу или страх. Если же им бояться нечего, то они вполне сносны.
— Есть существа, которых нельзя приручить, — возразил Джеймс.
Тара, не понимая подтекста разговора, заметила;
— Никто еще не приручил гремучую змею, так что будь начеку в лесу.
— Я буду осторожна. — Тила с мрачной улыбкой взглянула на Джеймса.
— Ты показала мисс Уоррен всю плантацию? — спросил Джаррет жену.
— Мы были везде, где безопасно.
— Вы обе, наверное, голодны и хотите пить. Пожалуй, нужно вернуться домой и посмотреть, что предложит нам Дживс.
— Поскольку я надеялась, что ты, завершив дела, присоединишься к нам, то попросила Дживса организовать ленч на веранде. День просто чудесный. Пока еще прохладно, но солнце так пригревает!
— На веранде — это замечательно! — обрадовался Джаррет.
Супруги обменялись улыбками. Тила подумала, что они на редкость красивая пара. Ей снова стало больно и захотелось исчезнуть. Девушке казалось, будто она наблюдает что-то глубоко личное, хотя они даже не касались друг друга.
Тила отвернулась. И встретила взгляд другого Маккензи — такой оценивающий, что ее бросило в жар. Она не могла избавиться от мыслей о прошлой ночи и все думала, бывают ли настоящие леди настолько близки с мужем даже после десяти лет супружества. Это, конечно, не так уж важно, но Тила чувствовала себя растерянной и обескураженной, размышляя об этом. Она разделила с Джеймсом такое, что ни с кем и никогда не сможет разделить. И это пугало ее.
Но он уже был женат, глубоко любил и поэтому скорее всего не понял бы ее чувств. Тила и сама т толком не понимала.
— Давайте вернемся домой, — предложила Тара. Она поехала впереди с Джарретом. Вот так само собой и получилось, что Тила оказалась позади них, рядом с Джеймсом. Небольшое расстояние между двумя парами постепенно увеличивалось.
— Вы все еще здесь, — промолвила девушка через несколько мгновений. — В Симарроне.
— Да.
— Останетесь?
— Ненадолго. Мне нужно кое о чем позаботиться.
— О!
Помолчав, Джеймс любезно осведомился:
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Конечно. А почему должно быть иначе? Он выгнул бровь.
— Возможно, вы еще не осознали этого, но в вас… что-то изменилось навсегда.
— Я чувствую себя прекрасно и не настолько наивна, чтобы нуждаться в вашей заботе. Поэтому нет необходимости держаться со мной резко и грубо…
— Я не был груб.
— Значит, это жестокость.
— Что?!
— Может, дело в вашем отношении, в том, как вы излагаете мысли, в том, что стоит за ними…
— Ах, покорнейше прошу простить меня. Вам не нужна моя забота? Чего же вы хотите? Вечной благодарности за то, что столь нежная и невинная леди позволила мне лишить ее девственности?
Бросив на него разъяренный взгляд, Тила пустила лошадь вскачь. Джеймс нагнал ее и схватил за руку.
— Простите. Возможно, я и в самом деле груб. По правде говоря, я очень сожалею, что так мало задумывался о своих действиях. — Девушка не сводила с него глаз. Он грустно улыбнулся и добавил:
— Но пожалуй, не раскаиваюсь в самих действиях.
Тила быстро опустила глаза.
— Я не хочу, чтобы вы сожалели о случившемся.
— Всегда неприятно причинять боль.
— Вы не причинили мне боли.
— Не обманывайте меня.
— Разве что чуть-чуть.
— Вам было чуть-чуть больно или вы чуть-чуть обманываете?
— И то и другое.
Джеймс тихо засмеялся. Ей очень понравился его смех, такой же соблазнительный, как бронзовая кожа, выразительные черты лица, жар сильного тела и обжигающий взгляд голубых глаз.
«Не увлекайся им слишком!» — предостерегла себя девушка. Но он не ошибся, прошептав в темноте, что мотылек чересчур приблизился к огню. Она обожгла крылья и больше не сможет улететь.
Даже если Джеймс и исчезнет из ее жизни.
— Джеймс…
— Осторожно, — тихо предупредил он. — Мы уже возле дома.
Тара и Джаррет остановили лошадей у заднего крыльца Симаррона. Два мальчика подошли взять поводья и ждали, пока Тила и Джеймс спешатся.
— Лимонад уже на столе, — весело сказала Тара. — Дживс решил создать здесь островок мира, Джеймс, что бы ни творилось вокруг!
— Дживс — замечательный человек, дорогая сестра, никогда не забывай об этом. — Джеймс взглянул на Типу, и легкая улыбка тронула его губы. Испугавшись, что покраснеет, она опустила глаза.
— Пойду сообщу ему, что мы готовы к ленчу, — проговорила Тара.
— Прошу вас, мисс Уоррен, — пригласил девушку Джаррет. Она вздрогнула, почувствовав руку Джеймса на своей талии. Он подвел ее к небольшому столу, где стояли стаканы и запотевший графин.
Джаррет отодвинул для Тилы стул, поглядывая на брата.
— Кажется, вы милостиво простили Джеймсу вчерашнее возмутительное поведение?
Тила с вызовом посмотрела на Джеймса. Настал ее черед поиграть.
— Да, мистер Маккензи, простила.
Джеймс опустился на стул рядом с ней.
— Мисс Уоррен на редкость великодушна. — Его глаза сузились. — Однако я не могу просить прощения за мои чувства к Уоррену.
Тила напряглась. Она тоже не могла ни у кого просить прощения за свои чувства к отчиму. Но Джеймс Маккензи не вправе так смотреть на нее.
— Джеймс… — начал Джаррет.
Тила сделала вид, будто не слышит его.
— Разве вы повинны в грехах вашего отца, мистер Маккензи? — обратилась она к Джеймсу.
— У моего отца их не было.
— Грехи есть у каждого.
— Кроме моего отца, — твердо возразил Джеймс. Поняв, что он боготворит отца, девушка ощутила сочувствие к нему. Если Джеймс любил своего белого отца так же сильно, как Джаррета, то индейская война — сущий ад для него.
Тронутая нежностью Джеймса к отцу, Тила тем не менее заметила, что он решил держаться подальше от нее. Что ж, она сохранит хотя бы гордость.
Не она вызвала это страшное кровопролитие. И ее не заставят расплачиваться за него.
— Какое совпадение! — воскликнула девушка. — У моего родного отца тоже не было грехов. Ни одного. Он был совершенством во всех отношениях.
Джаррет тихо засмеялся. Даже Джеймс чуть улыбнулся.
— Лимонада?
— Пожалуйста, — ответила Тила.
— Ты останешься еще на одну ночь? — спросил брата Джаррет.
Джеймс взглянул на Типу.
— Заманчивое предложение. Домашний уют так соблазнителен.
Тила, взяв стакан дрожащими пальцами, едва не выронила его. Джаррет бросил на нее странный взгляд, явно желая что-то сказать, но тут из дома вышла Тара.
— Дживс сейчас придет, — весело сообщила она. — Джеймс, ты непременно должен посмотреть на детей.
Пока мы катались, Дженифер играла с маленьким Йеном, и они оба заснули на большой медвежьей шкуре в моей комнате. Они спят, как ангелы.
— Неужели Джен так хорошо справляется с малышом? — улыбнулся Джеймс.
— Поразительная девочка! — Тара сжала его руку, и у Тилы опять защемило сердце. Они все так близки! Любовь связывала не только братьев, не только мужа и жену, но и всех их, включая детей. Девушка подумала, что это и есть настоящая семья и ничто не может нарушить гармонию их отношений.
Джеймс Маккензи, белый семинол, никогда бы не понял ее зависти. Тила любила мать и заботилась о ней. Та тоже любила ее. Но после смерти Лили девушка осталась одна, боролась с превратностями судьбы и в одиночестве предавалась мечтам. Кроме любви матери, ее жизнь ничто не скрашивало.
— Дженифер — прелестная малышка, — сказала Тила, и Джеймс тотчас посмотрел на нее. Неужели он сомневается в ее искренности? Может, полагал, что она добавит: «Необычайно прелестная для дочери индианки»?
— Девочка похожа на вашу жену? — не подумав, поинтересовалась Тила. К счастью, Джеймс не рассердился.
— Да, очень похожа на Наоми.
— Но у Дженифер ваши волосы.
— Волосы нашего отца, — уточнил Джаррет.
— Волосы нашего безгрешного отца, — добавил Джеймс, грустно улыбнувшись.
Тара встала и посмотрела в сторону реки.
— Джаррет, кто-то приехал.
Озабоченный, Джаррет поднялся. Вниз по реке шло небольшое судно.
— Это военный корабль, — заметил он, взглянув на брата. Джеймс, как и все они, напряженно следил, как корабль подходит к причалу.