Впрочем, в тот день ум Ренальдо занимали другие корабли исключительно личные. Не имея других особенных забот, кроме накопления богатства и погони за удовольствиями, граф увлекся весьма выгодной работорговлей.
Вскоре после первых гиперсветовых путешествий жители Земли с удивлением обнаружили, что вовсе не одиноки в так называемой Внутренней Галактике. Еще удивительнее оказалось то, что большинство из их соседей выглядело почти так же, как они сами. По общему согласию это связали с таинственными существами, известными исключительно как «боги», которые неизвестно, сколько веков тому назад — «засеяли» многочисленные планеты организмами, развившими «гуманоидные» формы тела. Поскольку эти особые «семена богов» продолжали развиваться беспорядочно, многие из культур все еще находились на примитивных уровнях. Как и следовало ожидать, различные жители Земли захватывали на более слабых планетах рабов — подобно тому, как их предприимчивые предки много веков тому назад грабили побережье Африки.
Факт, что порочная практика являлась совершенно незаконной и заслуживала смертного приговора, который неоднократно приводили в действие, пугал даже Ренальдо. Хотя его позиция в Палате знати, вероятно, при случае спасла бы ему жизнь, никто не смог бы за это поручиться. За последние годы целый ряд знати помельче публично казнили за работорговлю. Даже если бы Ренальдо удалось этого избежать, защита стоила бы баснословных средств и погубила бы его репутацию. Поэтому он держал на особом счету кругленькую сумму, которую капитану его невольничьего судна следовало использовать в случае ареста. На эти средства почти всегда можно было купить свободу — да еще осталось бы достаточно, чтобы заплатить капитану за молчание.
Предусмотрев подобную защиту, Ренальдо нашел себе занятие — и весьма выгодное. Недавно один из его кораблей добыл хороший улов на планете МТ8О'9А987-3, захватив почти восемьсот первоклассных рабов, в том числе множество подростков, которые, попав на рынок педофилов, сулили принести огромные прибыли. Груз должен был отправиться на аукцион в то утро, и, если все прошло по плану, графа ожидало зашифрованное сообщение от капитана.
Погружаясь в занятие, которое сулило удовлетворение, граф обнаружил послание, подписанное безвестным композитором Жоржем А. Корто. В нем описывались успехи в сочинении финансируемой Ренальдо новой оперы. Текст разве что несколько пространный — не содержал в себе ничего криминального. Ренальдо на законных основаниях спонсировал многие произведения искусства, особенно оперы. Впрочем, когда текст сообщения был раскодирован, на что даже мощной станции Ренальдо «Элтон-IV» потребовалось несколько секунд, выяснилось, что в нем говорится вовсе не об опере, а об очередной экономической победе. Согласно Корто, почти весь груз пошел на рынке по самым высоким ценам, за исключением нескольких калек, высаженных в космосе или проданных в тиры в качестве живых мишеней.
Ренальдо почувствовал, что расплывается в довольной улыбке. Прибыль от одного лишь специального педоаукциона почти в два раза превышала пожертвование графа Мировому Оперному Обществу.
Энергично принимаясь за работу, он открыл ряд специальных счетов в разбросанных по Империи банках, а затем составил «поздравительное» сообщение. Оно содержало в себе зашифрованные номера банковских счетов, на которые должна была поступить доля их владельца — вместе с самым щедрым вкладом на новую «оперу» композитора. Ренальдо приказывал немедленно приступить к ее сочинению.
Он с усмешкой закрыл терминал, запер стол и отправился в спальню. Наверху, к удовольствию графа, его ждала изрядно перепуганная Гертруда Кресс с двумя бывалыми девицами — на случай, если она окажется совсем уж никуда негодной.
29 ноября 2689 г., земное летосчисление
Рейно Талфор
Нефалий
На задворках известной цивилизации в убогом городишке, где за хорошие деньги можно было приобрести почти все, в том числе и анонимность, Николай Кобир и его помощник Дориан Шкода решительно шагали по треснувшей бетонной площадке к отполированным временем «челнокам».
Кобир, великан богатырского сложения, отличался широким лбом и скулами, доставшимися ему от славянских предков, прямыми темными волосами и бесстрастным взглядом человека, которого жизнь так часто и яростно испытывала на прочность, что он ничего не принимал на веру. Сын кирскианского адмирала, Кобир обладал огромными ручищами крестьянина, орлиным носом и широко расставленными цепкими глазами. — Со времени учебы в Кировской Академии Кобир продвинулся от мичмана, получившего особое назначение в собственную эскадру Императора «Цыган», до командных постов в Кирскианском Флоте.
По сравнению с командиром Шкода казался крепышом среднего роста и славился поразительной физической выносливостью. У Шкоды были темные задумчивые глаза, огромные усы и черные вьющиеся волосы. Кроме того, он являлся одним из самых надежных пилотов, которые когда-либо встречались Кобиру. Веселый, порой громогласный, Шкода частенько разражался старинными песнопениями предков, вызывая неизменные симпатии и дружеские чувства.
В полукилометре от спутников контрольная башня Муниципального Космодрома Рейно Талфора отбрасывала на безликую равнину три отдельные тени. Во всех направлениях до самой цепи шафранных гор, составлявшей зазубренную линию горизонта, насколько охватывал глаз, простирался совершенно ровный, ярко-красный луг. Горы же, казалось, сформировались из миллиона плоских пластин, которые искрились и сверкали в лучах трех из девятнадцати лун планеты. Легкий ветерок приносил с собой пряный, напоминающий перец аромат, на который ни Кобир, ни Дориан Шкода не обращали особого внимания. Гораздо больше их занимала сделка, заключенная ими только что, — сделка, которую Кобир совершил с апломбом жулика с пожизненным стажем.
— Отличная работа, дружище, — проговорил Кобир, щурясь на Нефалий, тройную звезду, обеспечивавшую планету светом в это время дня.
— И правда отличная, капитан, — с усмешкой согласился Шкода, особенно если учесть, что, согласно недавнему закону, сделка вообще не могла состояться.
— Все верно, дружище, — подтвердил Кобир. — Не чудесно ли то, как наличные способны мгновенно извлечь возможности из невозможного?
— А также поправить закон, — добавил Шкода, отпирая тщательно отполированный люк «челнока». — Особенно впечатляет, когда подумаешь, что мы — граждане потерпевшего поражение Новокирска — только что купили четырнадцать бета-вихревых пушек «КТ 88-Е», а это самое передовое оружие во вселенной. Техника, которая для наших соотечественников находится под строжайшим запретом.
— Благословенная коррупция. — Кобир притворно вздохнул и ловко реактивировал самоблокировку, проходя следом за своим помощником через люк. — Что бы мы без нее делали?
Внутренняя обстановка небольшого корабля совсем не вязалась с его потускневшим от времени внешним видом. Крошечная рубка была оборудована самыми современными индикаторами и навигационными приборами, которые оказались доступны за деньги. Кобир настоял на том, чтобы поддерживать технику на высшем уровне, и потратил на это большие средства своей организации. Возвратившись на Халиф, все семь уцелевших «KV388» Кобира выглядели и летали так же хорошо, как в то время, когда были новыми, а порой даже лучше.
Пока Шкода радировал команду находящемуся на орбите экипажу транспортника прислать грузовой «челнок», Кобир жадно сканировал секретные графики передвижения кораблей, которые тоже прикупил в Рейно Талфоре.
Интерес Кобира к передвижению кораблей вовсе не являлся праздным. Такие сведения имели для него очень большое значение — так же, как и для всей его организации. Кобир управлял одной из наиболее действенных эскадр космических пиратов, или — как предпочитал выражаться он сам флибустьеров. Кобир выбрал это занятие не от хорошей жизни, но за последние пять лет драконьи условия перемирия, навязанные Имперской Землей с помощью Договора Хоудака, буквально вынудили капитана на этот шаг. Впрочем, тот факт, что наиболее частыми мишенями Кобиру служили корабли Имперской Земли, не имел к его политике никакого отношения. Всегда прагматичный, он нападал лишь на корабли, наполненные самыми богатыми грузами. Поскольку же Имперская Земля контролировала теперь почти всю торговлю Галактики, ее корабли сами собой оказывались жертвами Кобира. Таким образом он обеспечивал безбедную жизнь себе и зависящим от него людям.
— Гм, — задумчиво произнес Кобир, все еще изучая таблицы, когда Шкода вырулил для взлета на траву, — похоже, следующие несколько недель нам будет ради чего стараться.
Командир кивнул самому себе.
— В этом году, Шкода, мы были очень сдержанны — всего пять налетов.
— Мы и впрямь проявили изрядную выдержку, капитан, — согласился Шкода, поднимая маленький корабль в воздух и настраивая управление на лучший выход на орбиту. — Пора делать следующий налет. В следующем месяце во многих частях Галактики сложатся наилучшие возможности для инвестирования.
Кобир согласно кивнул.
— Я знаю, — сказал он. — Однако имей в виду, что одна из причин нашего успеха — это отсутствие жадности. Благодаря нашему терпению эти… э-э… невольные благодетели будут совсем не подготовлены к нашим визитам.
Корабль пронесся мимо своего грузового «челнока», выглядевшего таким же отшлифованным годами, как и он сам, на высоте чуть меньше тридцати миль. Примерно шесть стандартных часов спустя четырнадцать бета-вихревых пушек оказались в надежном месте, а старенький «KV72» вышел с орбиты в дальний космос, взяв курс на Халиф, до которого было восемь дней пути.
30 ноября 2689 г., земное летосчисление
Колумбийский сектор
Нью-Вашингтон
Земля
На Земле, в древнем Колумбийском секторе Нью-Вашингтона Дэвид Лотембер, министр Адмиралтейства, отдыхал среди роскоши величественного Парламентского Зала. Окруженный декорациями в стиле барокко — приближались рождественские праздники, — Лотембер пристально разглядывал публику, которая обсуждала тонкости нового Всемирного Акта Империи.
Высокий, стройный, «породистый» мужчина, само воплощение кадрового законодателя, Лотембер обладал внимательными, глубоко запавшими карими глазами, длинным патрицианским носом и узким гладковыбритым лицом, которое безупречно дополняли тонкие губы аристократа. Во всем его облике — от изысканно причесанных красновато-коричневых волос до шикарного костюма сквозили спокойное достоинство, интеллигентность и любезность, залог успеха для представителя политического класса. Лотембер носил сшитый по фигуре, немного расклешенный книзу серый сюртук с бархатными лацканами, образующими доходящую до талии букву «V». На левом лацкане сюртука красовался венчик из созданных ювелиром сосновых веточек, подчеркивавших принадлежность Лотембера к скучающим членам Обновленной Имперской Церкви и Духовной Власти, которые постоянно ратовали за соблюдение праздников. Под сюртуком виднелся выбранный в тон костюму узкий двубортный жилет, почти полностью закрывающий плиссированную белую сорочку, накрахмаленный широкий воротник которой дополнял огромный галстук с золотой булавкой посередине. Наряд завершали узкие серые брюки с отчетливыми стрелками, застегивавшиеся сбоку гетры и кожаные туфли. Для своего возраста Лотембер прекрасно выглядел — и знал это.
В самом ближайшем будущем предстояло вынести на голосование Билль о правах — важный документ, касающийся очень многих. Лотембер гордился, что оставит потомкам этот документ. Он был дорог сердцам избирателей, особенно толпам «полноправных» граждан, и потому заслуживал огромного внимания. Не то чтобы избиратели обладали действительной властью. Просто выборы любого уровня решали, какие члены политического класса оказывались на службе, а какие — нет. Первые получали больше полномочий и могли накопить больше богатства, чем их менее удачливые коллеги. Те проводили время между выборами в достаточно выгодных занятиях вроде лоббирования, термин, переводившийся как «зарабатывание денег путем передачи денежных пожертвований на выборные кампании» (а также из других менее тонких побуждений) должностным лицам во имя интересов дела. Но независимо от того, как комфортно чувствовали себя оставшиеся без портфелей политики между выборами, такая жизнь была не для тех, кто привык (или хотел бы привыкнуть) к власти. Поэтому политика являлась действительно серьезным занятием, особенно в тех редких случаях, когда привлекала к себе внимание общественности.
К счастью, данный вопрос выходил далеко за пределы сферы политиков от Флота (сама по себе ужасно серьезная игра, связанная с огромными личными «дополнительными гонорарами»). Интерес Лотембера заключался лишь в ограждении собственной власти от возможных угроз.
Столь высокий пост он занял совсем недавно, положив для достижения этого всю свою жизнь — выше оставался только пост премьер-министра. Свою карьеру Лотембер начал во время войны лейтенантом-куратором над клерками в министерстве снабжения, но быстро выслужился благодаря склонности к совершенно «левым» поставкам, которые принесли наибольшую пользу ему самому.
К концу войны адмирал Дэвид Лотембер встал поперек дороги более влиятельным представителям имперской знати, которые проворно вернулись к гражданской жизни и возобновили свою обычную деятельность — управление огромными ресурсами, согласно своим титулам. Лотембер продержался довольно долго, для того чтобы помочь им в этом, а затем быстренько «завернул» в политический класс, став государственным казначеем Большой Европы, и «сгреб» достаточно ненаписанных долговых расписок, чтобы потратить больше своих конкурентов и выиграть выборы.
Именно на этом посту ряд тайных переводов средств вызвал одобрение Ренальдо. С финансовой поддержкой графа бывший куратор над клерками начал свое последнее восхождение и на высокий пост министра Адмиралтейства взошел лишь в минувшем месяце. Лотембера все еще не покидало чувство возбуждения, словно победа на выборах случилась только вчера. Тот факт, что он совершенно не имел способностей, образования или опыта для подобной работы, не играл особой роли ни для Ренальдо, ни для самого Лотембера. Это кресло он выиграл благодаря умению вести закулисные игры, и, если не развяжется война или что-то вроде нее, требующее боеспособного Флота, это умение должно позволить Лотемберу удержаться на своем посту целые годы.
Довольно улыбнувшись, Лотембер погрузился в мягкие подушки кресла. В просторной полукруглой комнате, в которой он восседал, разодетые люди занимали подиум спикера, представляли короткие доклады для распространения среди принимавших участие в голосовании масс, а затем горячо защищали пункты своих речей от столь же пылких нападок со стороны других ораторов. Тот факт, что «дебаты» не имели к настоящей деятельности правительства ни малейшего отношения, никого не смущал. И хотя избиратели догадывались, что их бюллетени решали лишь то, кто именно из политиков получит портфели, а кто будет зарабатывать на жизнь, торгуя влиянием, граждане терпеливо следили за каждой кампанией и отдавали свои голоса с ложной надеждой, характерной лишь для людей — одновременно самых умных и самых безмозглых существ во Внутренней Галактике.
Нынешняя докладчица, Дороти Поллард, симпатичная дама лет тридцати пяти, одетая в наряд с неуместно высоким воротником и огромными подплечниками, как раз разглагольствовала о том, что, «по ее убеждению», простым полноправным гражданам следует принимать более значительное участие в деятельности правительства. Лотембер с усмешкой подумал о том, что очень немногие решились бы оспорить это перед прессой, хотя он — так же как и все остальные здесь — отлично знал: выступающая не верит ни одному собственному слову.
-..и вот защитникам интеллектуальной свободы предложена на выбор настоящая дилемма, — никак не умолкала ораторша. — Они должны приписывать эту свободу, эту несовершенную связь прошлого и последующего нашим добровольным или вынужденным действиям. Они уже приняли решение…
Несмотря на все усилия сосредоточиться, мысли Лотембера уносились к рождественскому Дивертисменту Великих Рыцарей, который он собирался посетить с избранной группой знати и высокопоставленных членов политического и административного классов. Прежде Лотембер всегда попадал на эти развлечения для элиты в качестве попрошайки; на этот раз он будет посвящен как полноправный участник пиршества. Кроме того, хозяином именно этого выпадающего на самую середину праздников Дивертисмента станет Немил Квинн, славящийся, помимо всего прочего, подростками обоих полов, которые принимали участие в его предыдущих развлечениях и состязаниях…