Начали снимать первую сцену в раздевалке. Фильм был не его, он знал. Сценария Бэнгер не видел, только слышал сплетни в кафе и читал анонсы в газетах. Плюс то, что сказала Кэти Хили, когда звонила, чтобы предложить роль Шонесси. Однако она сообщила, что у него будет сцена в его, Шонесси, раздевалке и проход до ринга, а затем сам бой и еще одна сцена после боя. Они пересекаются со сценами Марка Коула. Проигравший и победитель.
Он не узнавал актеров вокруг себя. Очки остались в рубашке, запертой в шкафчике. Все слегка расплывалось перед ним, а сердце колотилось, словно накануне боя. Хотя он никогда не был звездой первой величины в боксе, но все же помнил то ощущение — смесь ужаса и нетерпения выйти на ринг и начать. Самым худшим всегда было ожидание.
В раздевалке находился его менеджер в костюме, на руке у него повисла потаскушка, что-то воркуя ему на ухо. Она протянула руку и ткнула длинным красным ногтем в бицепс Шонесси. На ней было кольцо с бриллиантом величиной с куриное яйцо и браслет, сверкавший под яркими лучами. Она издала тихий визг и отпрянула.
Его тренером был коренастый парень в сером свитере, с венчиком черных волос вокруг лысого черепа. Изо рта свисала сигара. Он все время говорил, инструктируя Бэнгера и рассказывая о противнике: парень — педик, маньяк и зануда, он ничего не знает о боксерских уловках. Просто набрасывайся на него и круши, не пробуй ничего заумного.
Бэнгер кивал, издавал мычащие звуки.
— Ага, ага, понял, ага, убью его, я его убью.
Это была самая ярко освещенная раздевалка, какую ему приходилось видеть. Боже, здесь было слишком светло. Слишком жарко. Над головой тоже висели какие-то аппараты. Он не обращал на них внимания.
Джерри Вальдез сказал:
— О'кей, еще один сухой прогон.
Потаскушка менеджера ткнула в бицепс красным ногтем, взвизгнула, отпрянула. Ее бриллианты брызнули огнями.
Тренер вновь завел свою шарманку. Парень педик, зануда, ничего не понимает, просто набрасывайся и круши. Шонесси кивал, мычал.
— Ага, ага, понял.
От Вальдеза остался лишь затененный силуэт и голос из-за палящего света. Он сказал:
— О'кей, хорошо. Готовимся к съемке.
Кто-то подошел к Шонесси и чем-то помазал ему лицо. Это был не парикмахер, тот еще даже не показывался на ринге. Вообще-то это была женщина. Она помазала ему чем-то лицо, кивнула, повернулась, исчезла за огнями.
Вокруг орали какие-то люди. Шонесси подумал, что это репортеры, копы, зеваки. Он отчетливо слышал каждого из них, пусть даже слова не имели никакого смысла.
— Звук.
— Скорость.
— Валяй!
Какой-то человек встал перед тренировочным помостом. Слэм сидел на краю помоста в накидке, наброшенной на плечи; его руки были перевязаны, тренеру оставалось только надеть перчатки. Человек повернулся к Слэму спиной, в руках у него была какая-то квадратная штука. Не ней виднелась надпись: «Нейтронный Малыш, сцена 238, дубль 1». Он что-то сделал с этой штукой, от чего она издала звук, наподобие пистолетного выстрела.
Потаскушка менеджера ткнула в бицепс ногтем, взвизгнула, отпрянула.
Тренер вновь завел свою шарманку.
Он кивал, мычал.
Сколько раз все это происходило? Хлопок, потаскушка, тренер.
Джерри Вальдез крикнул:
— Снято. О'кей.
Помощник режиссера завопил:
— Очистить площадку.
Огни погасли. Помещение погрузилось во тьму. Бэнгер Барнс спрыгнул с тренировочного помоста. Отпрыгнул он довольно далеко и приземлился тяжелее, чем хотел, почувствовав толчок в бедро, но это было не страшно.
Какой-то реквизитор стянул с него перчатки. Помреж сказал:
— Можешь снять повязки, если хочешь. В сцене прохода их не будет видно.
Другой помреж объявил:
— Перерыв на ленч. Начало 239-й сцены — Слэм идет к рингу — через девяносто минут.
Народ закружился вокруг. Бэнгер сунул руки в рукава накидки, отыскал свой шкафчик и достал из рубашки очки. Все вокруг вошло в фокус.
Подошла Кэти, положила руку ему на локоть. В другой руке у нее все еще был клипборд.
— Хорошо поработал, Бэнгер. — Она посмотрела на него и улыбнулась. Какая хорошая улыбка. — Это ведь не настоящее твое имя, Бэнгер Барнс?
Он сказал:
— Барнс — настоящее имя. Бэнгер — для ринга. Хорошо звучит. Репортерам нравилось. Я так к нему привык, что оставил и после того, как перестал выступать.
Кэти сказала:
— Там снаружи трейлер с питанием. Ты уверен, что не хочешь снять эту накидку? Смотри, не закапай. Она тебе потребуется в следующей сцене.
Бэнгер сказал:
— Я буду осторожен.
Он стоял в очереди к трейлеру позади пары техников, листавших утренний «Лос-Анджелес тайме».
Они рассматривали фотографию места кровавого преступления и толковали об увеличении случаев расстрелов машин, гангстерских разборок и избиений в округе.
Бэнгер подал свой поднос к окошку, получил кусок курицы и несколько соцветий брокколи, налил кофе в бумажный стаканчик и поискал место за длинным столом.
Все статисты сидели за отдельным столом, не перемешиваясь с актерами. Бэнгер прошел со своим подносом мимо них. Некоторые отвернулись. Двое улыбнулись ему. Он понимал, о чем они думают. Почему Барнс? Почему не я? Чего это стоит, когда тебя выделяют из массовки и дают роль, пусть маленькую, пусть всего один проход? Ну почему Барнс?
Какой-то актер помахал ему. Он поставил свой поднос, вытянул из-под стола раскладной стул и сел рядом со своим тренером, менеджером и потаскушкой менеджера.
Почему Барнс, спросил он сам себя. Да потому, что он был настоящим боксером. Настоящее ничем не заменишь. Он работал на ринге, знал все движения. Помнил то ощущение, с которым кулак врезается в ребра противника. Помнил, как жесткая кожа сминает нос. Изведал радость, которая охватывает в тот момент, когда ты «танцуешь» вокруг партнера, и тебя приветствуют тысячи людей. Познал отупляющее отчаяние, когда лежишь на спине, пытаясь сфокусировать глаза на пальцах рефери, щурясь от света прожекторов под крики толпы, приветствующей другого боксера.
Тренер представился, пожал руку Бэнгера:
— Хорошо поработал утром. Хил и сказала, что ты был настоящим боксером.
Бэнгер кивнул: — Да.
Тренер представил его другим актерам: мужчине, игравшему менеджера, и женщине, игравшей потаскушку. Оба пожали ему руки.
Потаскушка спросила:
— Это правда, что вы раньше никогда не играли?
Бэнгер сказал:
— Только в массовке. Платят немного, но больше, чем мойщикам посуды или дворникам.
— Но вы способны на большее. Я имею в виду, вы ведь много зарабатывали на ринге.
Бэнгер горько рассмеялся. Прежде чем ответить, хлебнул кофе. Кофе был горячий и крепкий. Что хорошо было в кино, даже в массовке, — кофе на съемках давали хороший. Съемочный день длился долго, и если не подстегивать себя кофе, пришлось бы пользоваться чем-то другим. Слухи были не беспочвенны: одни сидели на таблетках, другие на кокаине.
Они делали это не для развлечения, а только для того, чтобы выложиться в течение десяти-, двенадцати-, четырнадцатичасового рабочего дня. А потом требовался алкоголь, чтобы расслабиться вечером. Алкоголь, или травка, или валиум.
Это были издержки профессии.
Он поставил стаканчик на стол.
— Вам это лучше известно. Ваш бойфренд порядочно имеет с каждого гонорара. — Он указал куриной косточкой на тренера и добавил: — А он забирает остальное. — Бэнгер посмотрел на потаскушку. — За эти побрякушки, которыми вы сверкаете, заплатил я. Сколько они стоят? Сколько ударов мне приходится раздать, сколько хуков принять на себя, чтобы заплатить за ваши шикарные браслеты?
Она казалась ошарашенной.
— Это же все не мое, — сказала она. — Посмотри, мне пришлось их вернуть реквизитору. — Она протянула к нему руки. Длинные полированные ногти были на месте, а бриллиантовое кольцо и браслет исчезли.
Тренер сказал:
— Это всего лишь реквизит, Бэнгер. Остынь. Ты ведь не думал, что это настоящие драгоценности, правда?
Бэнгер помотал головой.
— Нет, — выдавил он жалкий смешок. — Нет, я просто… простите. Я как-то…
Менеджер сказал:
— Бывает, не смущайся. Когда входишь в роль, иногда задерживаешься в ней. Роль захватывает. С каждым может случиться.
Бэнгер сказал:
— Ага.
— Особенно если ты был настоящим боксером. Знаешь, я в свое время увлекался боксом. Я тебя помню. Ты котировался.
— Не слишком высоко.
— Не важно, — менеджер махнул рукой. — Ты был кем-то. С тобой считались. О тебе писали в спортивных журналах. Люди тебя знали.
Бэнгер снова кивнул:
— Ага.
Тренер посмотрел на часы и сказал:
— Еще есть немного времени. Пойду прогуляюсь перед работой.
Он взял свой поднос и отошел от стола. Остальные последовали его примеру. Бэнгер тоже. Он сбросил куриные кости и объедки в мешок и оставил поднос у трейлера. Потом отправился осматривать площадку, подготовленную для дневной съемки.
Почувствовав чью-то руку на своем локте, он, не оборачиваясь, понял, что это была Кэти Хили. Она сказала:
— О'кей, сейчас будет длинная съемка прохода, Бэнгер. У тебя нет никакого текста. Ты просто идешь к рингу со своей свитой.
Он сказал:
— Какой свитой?
Она сверилась со своим клипбордом.
— Твой менеджер, тренер, парикмахер, телохранители, боксерская тусовка.
— Я должен только дойти до ринга?
— Да, это все.
— О'кей.
Кэти сказала:
— Утром ты выглядел хорошо. Джерри доволен.
Бэнгер ничего не ответил.
Кэти сказал:
— Ты ведь член гильдии, да?
— Наверное, если они включают статистов.
— Через гильдию можно получить дополнительную работу.
— Я обязательно этим воспользуюсь.
Съемочная площадка была оформлена, как настоящая арена. Посередине возвышался ринг с гигантскими осветительными приборами над ним. Ковер и канаты выглядели вполне натурально. К помосту вели металлические ступени. Стол таймкипера и стол прессы стояли где положено, пустые, в ожидании, пока спортивные чиновники в дорогих костюмах и репортеры в рубашках с короткими рукавами займут свои места.
С двух сторон ринга было только по два ряда сидений и по нескольку сидений по обе стороны длинного прохода к рингу. В дальнем конце зала стояли камеры и юпитеры.
Когда перерыв кончился, не раздалось никакого свистка, колокола или призывного крика. Просто появились осветители и звукоинженеры, операторы с ассистентами, помощники режиссера, реквизиторы, костюмеры и гримеры.
Массовка заполнила зал. У каждого была бумажная карточка. Каждый нашел свое место на фальшивых трибунах.
Внезапно таймкиперы оказались на своих местах, репортеры — на своих. В центре зала стоял рефери, а Слэм маячил в начале прохода, окруженный свитой.
Фотографы нацелили свои «Лейки» и «Экстры». Один ветеран взгромоздил на штатив массивную старинную камеру «Спид График».
По центру дорожки шли две металлические направляющие, напоминающие рельсы. На тележке с сиденьем была установлена камера «Панифлекс», к глазку которой припал оператор. Над актерами завис микрофон на длинном шесте.
Помреж щелкнул хлопушкой.
Слэм Шонесси со свитой двинулся вперед. Секунданты ощупывали его, торопливо бормоча последние советы. Женщины тянулись к нему, горя желанием дотронуться до рукавов накидки, коснуться перчаток, лица прежде, чем он заберется на ринг. Телохранители оттесняли их.
Он согласно кивал на все, что говорили ему секунданты. Улыбался и махал руками толпе. Статисты махали ему. Некоторые кричали. Но большинство улюлюкали, отпускали язвительные замечания. Ясное дело, это была публика Марка Коула.
Кто-то поднял лозунг и помахал им. На полотнище было написано: «Марк Коул — Нейтронный Малыш — Новый чемпион». Кто-то завел песню, и через секунду толпа подхватила ее: «Нью-Трон! Нью-Трон! Нью-Трон!»
Тележка катилась назад по металлическим рельсам. Свет наполовину ослепил Бэнгера. Он начал было искать очки, но вспомнил, что они остались в шкафчике. Впрочем, их все равно нельзя было надевать перед камерой. Он старался не забыть, что ему говорил Вальдез. Сам Вальдез, режиссер, а не Кэти Хили или кто-то еще.
Наступай на марки. Красные ленты. Не обращай внимания на зеленые ленты, это марки Хью Китинга. И на черные тоже не обращай внимания. Они для рефери.
Кто такой Хью Китинг? Толпа ревела, а он еще не дошел до ринга. Ах да, Китинг, это же звезда. Главная мужская роль. Он играет Марка Коула, Нейтронного Малыша. А Бэнгер Барнс был Слэмом Шонесси, чемпионом, плохим парнем.
Он был чемпионом. Это означало, что претендент уже должен быть на ринге. Он постарался разглядеть ринг за слепящими огнями, за катившейся тележкой. Ему удалось разглядеть два маячивших там силуэта. Когда он посмотрел первый раз, на ринге был только рефери в черных брюках, белой рубашке и маленькой бабочке. Во второй раз он различил и самого Нейтронного Малыша в радиоактивной зеленой накидке; тот прыгал по рингу, приветственно махая руками репортерам, публике, актерам и массовке в ожидании прибытия чемпиона.
Слэм дошел до края ринга.
Джерри Вальдез крикнул:
— Стоп.
Слэм начал подниматься по железным ступеням.
Вальдез завопил:
— Я сказал «стоп».
Слэм почувствовал на плече руку помрежа.
— Ты что, не слышал Джерри? — Бэнгер заморгал. Помреж стоял очень близко. Слэм мог рассмотреть его лицо. Тот казался раздраженным.
— Простите. Простите. Я просто вошел в образ.
— Ага. Сто пятьдесят человек на съемочной площадке. Знаешь, сколько стоит минута такого удовольствия? Это все-таки «Нейтронный Малыш», а не какой-то там «Роки».
— Простите.
Бэнгер повернулся и пошел к началу дорожки. Он столкнулся с Джерри Вальдезом, который отсматривал видеозапись сцены. Бэнгер сказал:
— Простите.
Вальдез шушукался с парой помощников и оператором. Бэнгер стоял со своей свитой в начале дорожки. Он попытался разглядеть статистов, толпящихся вдоль ограждения, но они сливались в разноцветную массу.
Группа Вальдеза принялась за дело и перегруппировала свиту Слэма. Теперь у него с одной стороны была женщина в красном платье с низким вырезом, а с другой — тренер в сером свитере. Женщина в красном была увешана сверкающими драгоценностями. Охраняла эту троицу пара крепких телохранителей. В группу ворвалась гримерша и побрызгала глицерином на бритые черепа охранников.
Вальдез сказал:
— О'кей, снимем еще раз. Только на видео.
Они повторили сцену. Вальдез остался доволен.
К вечеру сняли первый дубль. После четырех дублей Вальдез объявил перерыв — попить кофе и отдохнуть. Бэнгеру понадобился реквизитор, чтобы снять перчатки. Ему отчаянно хотелось в туалет, и он едва успел.
Для съемок продюсер выбрал огромное здание, заброшенную компьютерную фабрику, для которой еще не нашли постоянного арендатора, и сортиров там было хоть отбавляй. Для раздевалки Слэма Шонесси приспособили бывший кабинет директора. Арену устроили в помещении, похожем на сборочный цех, а кафетерий — в отгрузочном ангаре.
Бэнгер выпил чашку кофе, стоя за столом перед огромной вазой, потом взял еще чашку и пончик. К нему подсел один из статистов. Во время ленча действовали одни правила, во время перерывов — другие. Бэнгеру показалось, что это был тот самый статист, который махал лозунгом с надписью «Нейтронный Малыш». Впрочем, тогда у Бэнгера не было очков, и он не мог сказать с уверенностью.
Статист покачал головой и представился. Он сказал:
— Тебе все завидуют.
Бэнгер сказал:
— Да, повезло. К тому же я знаком с боксом.
Статист сказал:
— Ты знаешь сюжет?
Бэнгер сказал:
— Мне только вчера позвонили. Это ведь о боксе, да?
Статист сказал:
— Тебе надо заглянуть в производственный отдел и просмотреть сценарий. Послушай, ведь теперь, когда ты стал настоящим актером, они могут дать тебе копию.
Бэнгер начал было отвечать, но помреж уже покрикивал, загоняя народ на арену.