Рекс продолжал недоверчиво глядеть на него.
— Существуют и другие преимущества подобного состояния дел. Например, мы можем снабжать друг друга информацией по Китаю и по другим странам. Или, как в этом случае, помогать друг другу.
Бадер поглядел на полковника Симонова, на Джона Кулиджа, потом снова на полковника.
— В каком таком «этом случае»?
— Полковник Симонов представляет те круги советского общества, которые заинтересованы в нарушении сегодняшнего мирового баланса не больше, чем мы с адмиралом и сенатором. Вполне возможно, что если Фрэнсису Роже и другим должнократам удастся осуществить свою затею и создать всемирное правительство, опирающееся на транснациональные корпорации, то такие люди, как полковник, могут вдруг оказаться не у дел. Ведь если правительство всемирное, то какая ему польза от разведчиков в той или иной стране?
Рекс неторопливо поднялся.
— И вы ведь тоже лишитесь тогда своего могущества, не правда ли, мистер Кулидж? — спросил он тихо. — И вы, сенатор, — ибо кто знает, какими будут правительства отдельных стран, вошедших во всемирный союз? И вы, адмирал, — ибо зачем объединенному миру вооруженные силы?
Он посмотрел на полковника Илью Симонова:
— Значит, вы позволите мне проникнуть на территорию Советского комплекса и установить контакт с должнократами, или как там они у вас называются, недовольными существующей системой. А потом, разумеется, я должен буду передать их в руки КГБ.
— Наше правительство будет вам чрезвычайно признательно, мистер Бадер. Советский комплекс уже давно отнюдь не государство неимущих.
— Верю, — согласился Рекс угрюмо. — Однако благодарю за честь. Чем больше я об этом слышу, тем сильнее боюсь. Так что извините меня, джентльмены, но…
Он резко повернулся и шагнул к двери.
Выведенный из себя Кулидж бросил ему вслед:
— Учтите, Бадер, вы об этом еще пожалеете!
Рекс ответил, не поворачивая головы:
— Знаю. К сожалению, мистер Кулидж, из огурца не сделаешь помидор. Вы можете только отобрать у меня лицензию. Но я ведь и так живу на НПН. Так что мне нечего терять.
По дороге домой он снова и снова принимался размышлять над сложившимся положением. Все как сговорились: сулят золотые горы, лишь бы он взялся за эту работу. Что же, на нем свет клином сошелся, что ли? Чистейшей воды самоубийство. Ладно бы ему предлагали работать на две стороны, а то ведь на целых четыре!
Роже с подручными желает установить связь с должнократами в Советском комплексе и оставить не у дел советское и американское правительства. София Анастасис требует предать Роже и сообщать обо всем ей, чтобы она могла решать, как поступать дальше. Кулидж и иже с ним хотят, чтобы он сотрудничал с Советами в предательстве всех и вся.
Нет уж, спасибо!
Пылая праведным гневом, он решил добраться до Нью-Принстона, псевдогорода, в котором находился его жилой небоскреб, на индивидуальном электропаровом лимузине. Это обойдется гораздо дороже, чем если сесть на общественный поезд, но он устал от пересадок… и потом — надо же куда-то девать деньги.
Приехав на место, он не пошел домой, а направился в свой любимый бар-автомат на десятом подземном уровне. Над землей были заведения и пошикарнее, но они оставались пока недоступными Рексу из-за своей дороговизны.
Народу в баре почти не было. Трое или четверо посетителей расположились перед экраном телевизора, занимавшим один угол помещения.
Рекс забился в уголок, подальше от грохочущего экрана, и заказал себе синтетический ямайский ром с колой. Почти сразу в центре стола появился поднятый транспортером стакан с охлажденным напитком. Рекс мрачно взял его в руку.
Интересно, подумал он, сколько было бы у меня денег, согласись я принять все предложения: Роже, Софии Анастасис, Кулиджа и полковника Симонова? Наверняка хватило бы по гроб жизни. То, что для него, Рекса Бадера, громадная сумма, для них — раз плюнуть. Всего лишь раз.
Он выбранился про себя.
На стул рядом с ним опустился какой-то человек.
Рекс нахмурился. Он поглядел на пришельца: открытое добродушное лицо, лет где-нибудь тридцать пять, одет примерно так же, как Рекс, — то есть как тот, кто живет на НПН или на самую маленькую зарплату, — светловолос, голубоглаз, чем-то смахивает на скандинава.
Принесла его нелегкая!
— Бар совсем пустой, — буркнул Рекс. — Вон сколько свободных столиков.
Вместо ответа незнакомец протянул ему полоску бумаги, потом показал пальцем вниз. Рекс опустил взгляд: ему в живот смотрело дуло вороненого автоматического пистолета.
Рекс моргнул. За всю его жизнь еще ни разу никто не целился из пистолета ему в живот. И он чувствовал, что не особенно огорчился бы, так и не познав этого ощущения до конца своих дней.
Он посмотрел на записку. На ней было напечатано следующее:
Незнакомец чуть шевельнул пистолетом; лицо его оставалось холодным и непроницаемым.
Рекс вынул из кармана видеофон и толкнул его через стол бандиту.
Тот взял аппарат и, не сводя глаз с Рекса, перебросил его другому посетителю бара, расположившемуся за соседним столиком. Бадер только что его заметил.
Этот другой поймал видеофон, сунул его в объемистый портфель, встал и направился в мужской туалет.
4
— Никто не имеет права лишать гражданина его карманного видеофона, — заявил Рекс.
— Кто же с этим спорит? — весело отозвался его новый знакомый.
Он показал Рексу свой пистолет. Это была детская игрушка.
— Черт побери! — возмутился Рекс. — Что вообще происходит? Куда пошел этот тип с моим видеофоном?
Он привстал было, но необычный бандит положил руку ему на плечо.
— Он только унес его на безопасное расстояние. Вы получите свой аппарат обратно, как только захотите.
— Уже хочу! — рявкнул Рекс. — Что это еще за разговор насчет безопасного расстояния?
— Вас подслушивали, Бадер.
Рекс оторопел. На какое-то мгновение он словно превратился в статую.
— Чего-чего?
— Кулидж установил за вами беспрерывную слежку. Вы что, не знаете: любой карманный видеофон может быть использован в качестве подслушивающего устройства. Оно записывает все ваши слова. Причем оно связано с компьютером, который работает методом ключевых слов. А ключевые слова такие: преступление, заговор, радикал, демонстрация, оружие, бой, подполье, революция и тому подобное. Если в разговоре попадаются такие слова, компьютер немедленно извещает прикрепленного к вам агента, и тот прослушивает всю беседу заново. Так что вот так. И записываются не только ваши слова, но и слова всех тех, кто находится от вас на расстоянии до двадцати футов.
Рекс вообще где-то слышал, что такое возможно, но никогда не предполагал столкнуться с этим в реальной жизни. Он истово верил в гражданские права и свободы и считал, что подобные меры применяются лишь для слежки за настоящими преступниками.
Он тяжело опустился на стул.
— Но зачем?
— Вероятно потому, что вы отвергли его предложение. Я горжусь вами, Бадер.
— Вы мной гордитесь? А кто вы такой? Что происходит?
— Если не возражаете, давайте пройдем ко мне в квартиру, и там я все вам объясню. У меня есть кое-какие основания сомневаться, что вам известно то, о чем знаю я.
— Я не хочу ничего знать! Все, чего я хочу, — спрыгнуть с этой чертовой карусели!
— Не выйдет, Бадер, — рассмеялся собеседник. — Слишком уж быстро она вертится.
Рекс свирепо поглядел на него.
— Кто вы такой?
— Зовите меня Дэйвом. — Он встал. — Идете?
И не дожидаясь ответа, направился к выходу.
Ну и пусть уматывает, подумал Рекс. Но нет, нельзя, надо выяснить в чем тут, черт побери, дело.
Бранясь сквозь зубы, он последовал за Дэйвом.
Так они дошли до вокзала. Дэйв вызвал двухместную машину. Они уселись, Дэйв набрал код места назначения и вставил свой видеофон-кредитку в монетный паз.
Рекс вдруг одним движением выхватил аппарат у него из рук. Его спутник и не думал сопротивляться, только пожал плечами. Рекс посмотрел на именную табличку.
Там значилось: Дэйв Циммерман.
— Я же сказал, что меня зовут Дэйв, — заметил Циммерман мягко.
— Где мой видеофон? — спросил Рекс, отдавая аппарат обратно.
— Джим едет за нами вместе с ним, — пояснил Циммерман. — Вы получите его, как только пожелаете. Но учтите, что он прослушивается.
— А откуда вы знаете, может, с вашим та же история?
— Знаю.
— Ну да ладно. По крайней мере, хоть какая-то разница. И лимузина с шофером нет.
— Чего нет?
— Да так, ерунда, — Рекс замолчал.
Дорога заняла около пятнадцати минут. Здание было очень похоже на тот небоскреб, в котором обитал Рекс. Он записал название улицы и дома. Циммерман никак на это не прореагировал.
Поднявшись на лифте на двадцатый этаж, они остановились перед дверью квартиры 218.
— Приехали, — сказал Циммерман. — Вот мы и дома.
Он открыл дверь и пропустил Рекса вперед.
Бадер вынужден был признать, что обставлена квартира Дэйва, в которой по сравнению с его собственной было на одну комнату больше, с немалым вкусом. Обычно диковинки из дальних стран выглядят довольно аляповато, если не сказать грубо, но здесь всем им нашлось свое место.
— Прошу в мое святая святых, — сказал Циммерман. — До Роже мне, конечно, далеко, но можно быть уверенным, что нас никто не подслушает.
Рекс, идя следом за ним в соседнюю комнату, переспросил:
— Не подслушает?
Дэйв искоса поглядел на него и направился к автобару.
— Вы не детектив, Бадер, вы сущий младенец. Неужели вы не знаете, что власти могут превратить в подслушивающее устройство любой телевизор?
Рекс опустился в удобное кресло — одно из трех, имевшихся в комнате.
— Знаю, конечно. Но никогда не сталкивался.
— Эрзац-виски? — спросил Циммерман.
Рекс кивнул.
— Эту процедуру начали применять не так уж давно. ВБР периодически подключается к телевизорам в выбранных наобум домах, чтоб узнать, какие там ведутся разговоры.
— И это называется свободная страна!
Циммерман протянул Рексу его стакан и тоже сел в кресло.
— Надо все время быть настороже, Бадер, — сказал он, — а то ото всех свобод останется пшик. Не успеешь и глазом моргнуть, как заполучишь тоталитарный режим.
Он усмехнулся.
— Прослушивание карманных видеофонов и частных квартир — вот одна из главных причин, по которым те, кто могут, устраивают в своих квартирах такие вот убежища. Никаких телеэкранов. Видеофон обычно оставляешь в соседней комнате. Никакого контакта с внешним миром. Можно расслабиться. Можно поговорить. Прослушать убежище, разумеется, возможно, но чертовски трудно. Если же оно сделано на совесть, то вероятность попасться практически нулевая.
— Тогда откуда вам известно о моем разговоре с Кулиджем?
Циммерман ухмыльнулся и помешал лед в своем стакане.
— Я сказал «практически нулевая». И потом, кабинет Кулиджа не убежище.
Рекс пригубил свое виски.
— Послушайте. Этот мой прослушиваемый видеофон — разве я не могу отнести его технику, чтобы тот отсоединил нужные проводки?
— Можете, конечно, но те, кто следит за вами, сразу об этом узнают. Если вы им очень нужны, они могут предпринять и другие шаги.
— Какие, например?
Циммерман снова взболтал лед.
— Если говорить о крайних случаях, то вам могут вживить в черепную кость электронный приборчик. Так поступают с отдельными преступниками. С помощью этой штучки им не составит труда лишить вас сознания — или убить, если возникнет надобность, — в любое время, когда им это заблагорассудится. Ну, скажем, когда вы попытаетесь удалить его хирургическим путем.
Рекс решил, что подобной информации с него достаточно.
— О'кей. Перейдем к делу. Кто вы такой? И что вам нужно?
— Я один из тех, кто хочет, чтобы вы приняли предложение Роже, — сказал Циммерман. — И между делом помогли бы кое в чем нам.
— О нет!
— О да!
— Понятно. И сейчас вы предложите мне кучу денег.
Собеседник Рекса покачал головой и вялым взмахом руки указал на обстановку комнаты, в которой они находились.
— Разве похоже на то, будто у меня денег куры не клюют, а, Бадер?
— Тогда чего ради я должен соглашаться на отнюдь не увеселительную прогулку в Советский комплекс, когда уже отклонил полдюжины других предложений, каждое из которых сулило мне… — как он там выразился?.. — вознаграждение, о котором я даже и не мечтал?
Циммерман улыбнулся.
— Наверняка Темпл Нормам, — сказал он. — Отвечу вам так: по вашему досье нам показалось, что вы можете согласиться.
— Опять мое досье? Его что, кто-нибудь размножил и продает на каждом углу?
Циммерман хихикнул.
— У нас есть доступ к Национальному банку данных, — пояснил он. — Мы пользуемся им только в крайних случаях. Мы соблюдаем закон о неприкосновенности досье гражданина.
— У кого это «у нас»?
Хозяин комнаты откинулся на спинку кресла и сунул руки в карманы. Потом спросил торжественно:
— Рекс Бадер, верите ли вы в демократическую этику?
— Верю, но, по-моему, от нее мало что сегодня осталось. Да и существовала ли она когда-нибудь вообще?
Циммерман кивнул.
— Печально, но факт. Скажите, Бадер, вы никогда не пытались понять должнократию как социально-экономическую систему?
— Вот уже несколько дней, как все подряд мне втолковывают, что это такое. Честно говоря, у меня уши начинают вянуть.
— Она хорошо послужила обществу, как и все другие системы до нее. Но ее время вышло.
— Сколько раз можно повторять: меня не интересует политика!
— Меня тоже. Ни в какой степени.
— Тогда кто же вы такой? Что вам нужно? Во что вы хотите меня втянуть?
Циммерман произнес, не меняя позы:
— Бадер, вы читали что-нибудь о технократах?
— Нет, и впервые слышу это слово.
— Эта организация появилась где-то около 1930 года. Всеми делами у них заправлял парень по имени Говард Скотт. А теории их частично основывались на работах Торстейна Веблена.
— Вот его я читал.
— Да, я знаю. «Теория праздного класса» и «Инженеры и система цен».
Рекс воззрился на собеседника.
— Это-то вам откуда известно? Я читал Веблена лет десять назад.
— Вы забыли, что мы живем в компьютеризованном мире, Бадер. Мне следовало сказать по-другому: я знаю, что вы посылали на них запрос. Читали вы их или нет — это уже другое. Кстати сказать, компьютеры хранят сведения обо всех когда-либо заказанных книгах — для статистических подсчетов.
Рекс изумленно покачал головой.
— И что же, вы проверили все книги, которые я заказывал?
— Лишь со времени вашего совершеннолетия. Но пойдем дальше. Социально-экономическая система, идею которой отстаивали технократы, во многом схожа с должнократической. Они именовали гигантские базы своей системы функциональными последовательностями, но по сути это не что иное, как современные транскоры. Инженеры же, которые должны были управлять этими сверхкрупными компаниями, — это наши должнократы, и положения своего они, как предполагалось, будут достигать тем же манером, то бишь назначаться сверху. Как видите, эта система не имеет ничего общего с идеей демократической этики.
— Причем здесь назначение на должность официального лица и демократия?
— Дойдем и до этого. У должнократии, Бадер, имеется великолепный способ обезоруживания потенциальных врагов. Она принимает в свои ряды лучших представителей низших классов и соблазняет на это самых предусмотрительных из богатых акционеров. Зарплата высших чинов должнократии так велика, что поневоле задумаешься, где лучше: у них или среди членов старых предпринимательских семей.
— Это новое явление в политической экономии, Бадер. В эпоху должнократии лучшие представители как высшего, так и низших классов, то есть наиболее способные возглавить восстание, уходят к должнократам. Хотите пример? При феодализме третье сословие едва ли могло рассчитывать на слияние с классом феодалов. Отдельные случаи, конечно, бывали, но только отдельные. Что из этого следует: то, что лучшие умы третьего сословия остались при нем и начали плести заговоры по свержению феодализма. Англичане оказались почти единственными, кто понял опасность такого положения вещей; они стали возводить в рыцарское достоинство и делать лордами наиболее выдающихся буржуа и даже рабочих. Дело дошло до того, что в Палате Лордов почти не осталось пэров.[4] Даже руководителей так называемой лейбористской партии и то делают графами по уходе в отставку.