- Все равно, пусть знают, что оружие есть, и что я имею право им пользоваться.
Они отправились на машине Игоря.
- Набросай мне быструю картинку, - сказал Гитис, когда они отъехали. Что за дело ты расследуешь? Почему тебя интересует этот Зараев?
- Неужели тебе не сказали? - удивился Игорь.
- Нет. Времени было слишком мало.
- Значит, так, - сказал Игорь. - Мы ищем украденные орхидеи Курослепова. Слышал о таком?
- Слышал, - кивнул Гитис.
- В этом деле засветилась некая Мария Корева, подручная Курослепова в его делишках. Не знаю, как их назвать. Ну, назовем эти делишки совсем мягко - очень вонючими. Ее убили. Непосредственно перед её смертью за ней следил тот человек, к которому мы едем.
- Лично следил?
- По всей видимости, да.
- Гм... - Гитис задумался. - Хочешь сказать, он дал отмашку на её убийство? Увидев, что она вступила в контакт с детективами?
- Очень на то похоже.
- Ты сам видел этого человека?
- Нет. Коревой занимался мой компаньон. Ну, Андрей Хованцев.
- То есть его видел он?
- Нет. Другой человек должен был следить, не появится ли преследующий Кореву "хвост", когда Андрей заманит её в свою машину, чтобы потолковать с ней по душам.
- То есть, лично он тоже "хвоста" не видел? - уточнил Гитис.
- Нет. Лично не видел. Но проверяющий не мог ошибиться. И, в конце концов, проверяющий проследил этого чеченца до дома... - Игорь решил пока не делиться своими сомнениями, действительно ли Богомол видела "хвост" или соврала, по каким-то своим соображениям, приписав слежку одному из врагов Курослепова. Как не стал говорить о том, что "проверяющим" была женщина. Да, у них с Гитисом всегда были очень доверительные отношения, но сейчас Гитис явно что-то скрывает - или чего-то не договаривает. Вот пусть и выложит сперва все карты на стол, чтобы и Игорь стал откровенным до конца.
Гитис с сомнением покачал головой.
- Что тебя смущает? - спросил Игорь.
- Ничего особенного, - ответил Гитис. - Просто в таких делах лучше всегда убеждаться собственными глазами. А так... Все нормально, все выглядит вполне логично.
Доехали они быстро. Зараев жил в большом кирпичном доме, который некогда являлся элитным домом для ветеранов партии, поработавших на ответственных постах. Сейчас публика в нем обитала самая разная - новые миллионеры вовсю перекупали квартиры у наследников старых большевиков, не стоя за ценой.
В холле первого этажа почти ничего не изменилось за прошедшие годы, все такой же он был ухоженный и роскошный, вот только вместо стариков-вахтеров в охране теперь сидели добры молодцы с квадратными плечами.
- Вы к кому? - окликнул охранник, не отрываясь от телевизора.
- К Зараеву, - ответил Гитис, не сбавляя шаг.
- А, к этому... Проходите, - бросил охранник, уже им вслед.
- Такую охрану надо гнать взашей, - проворчал Игорь, когда они с Диком поднимались в лифте.
- Очень возможно, они свое дело знают, - возразил Гитис. - Если у Зараева есть собственная охрана на этаже, то зачем ему суетиться?
Но и на этаже охраны не было.
- Не нравится мне это, - тихо сказал Игорь. - Не может быть, чтобы такой человек жил "голеньким". Я начинаю жалеть, что взял пистолет.
- Да, - кивнул Гитис, отлично его поняв. - Если они решили нас "подчистить", то очень легко будет использовать твой пистолет как доказательство задним числом, что мы первыми открыли пальбу. Прострелить из пистолета подлокотник кресла Зараева - а то и его руку, для пущей убедительности - и вложить пистолет в твои пальцы... Но, мне думается, тут что-то другое.
- В любом случае, избавляться от пистолета, пряча его, например, за мусоропровод, сейчас просто глупо, - сказал Игорь. - Так что пошли.
- Пошли.
Они вышли из короткого коридорчика, в который выводили лифты, на основную часть лестничной клетки, позвонили в дверь нужной им квартиры.
Некоторое время стояла тишина. Потом за мощной дверью послышались шаги, и чей-то голос спросил:
- Кто?
- "Литовец", - ответил Гитис.
Дверь отворилась, и приятели увидели человека чуть старше средних лет, по внешнему облику - явно северокавказского горца, с черными внимательными глазами, с аккуратно ухоженной бородой, в которой активно намечалась проседь.
- Тимур Хаджиевич? - осведомился Гитис.
- Он самый. А это кто с вами?
- Мой телохранитель, - ответил Гитис.
- Ну, это вы зря... - проворчал Зараев, при том, однако, посторонившись, чтобы пропустить их в квартиру. - Ведь дело у нас очень личное, щепетильное... Я-то, как видите, всю свою охрану отпустил на два часа. Хоть и верные люди, но чем меньше ушей может услышать, тем лучше.
- И не боялись её отпускать? - улыбнулся Гитис.
- Нисколько. А чего мне бояться? Они знают, кого я жду. Значит, если бы, вернувшись, они нашли меня мертвым, то открыли бы охоту на вас. И быстро бы вас настигли, где угодно вы спрячься, хоть в какой-нибудь Латинской Америке... Я полагал, что и вы это понимаете, и не станете совершать опрометчивых поступков.
- Да, но про меня-то никто не знает, что я поехал к вам, - возразил Гитис, пока Зараев, пропустив их в прихожую, тщательно запирал за ними дверь. - И потом, это не просто телохранитель. Это мой друг. У меня от него тайн нет, и я всегда полагался на него как на самого себя.
- Ну, ваше дело... - с сомнением обронил Зараев. - Прошу в кабинет.
Они прошли в просторный кабинет, казавшийся ещё больше из-за окна почти во всю стену, смотревшего на длинную и широкую лоджию. Внушительную часть кабинета занимал старинный письменный стол красного дерева - из тех столов, про которые говорят, "хоть на велосипеде катайся". Зараев уселся за этот стол, в красного же дерева кресло, и жестом предложил гостям сесть в два кресла напротив - современные и не такие шикарные, но все равно очень мягкие и удобные.
- Итак, - сказал он, - вас заинтересовало мое предложение, раз вы приехали?
- В принципе, да, - сказал Гитис. - Но хотелось бы конкретнее. Что вы имели в виду, говоря о вкладе, который дороже любых денег?
Зараев тонко улыбнулся.
- Я имел в виду то, что говорил. У меня есть человек в Париже, который готов выдать под мое предложение чек на любую сумму. До меня доходили слухи, что вы в свое время каким-то образом "дружили", - он интонацией подчеркнул это слово, - со спецслужбами, поэтому для вас не составит труда вывезти за границу то, что мы будем называть "моим вкладом". Это получится даже больше той суммы, которая вам нужна.
- А ваш интерес? - спросил Гитис. - Если фильм провалится - как я с вами рассчитаюсь?
- Ни один фильм не может провалиться настолько, чтобы совсем ничего не принести, - мягко проговорил Зараев. - И потом, насколько я знаю, в Европе и Америке можно застраховать фильм на случай неудачи. Если сборы от проката и продажи видеокассет окажутся ниже определенного уровня, то страховая компания выплатит вам компенсацию, так?
- Так, - кивнул Гитис.
- В свете всего этого, согласитесь, я вполне могу рассчитывать, что мои деньги ко мне вернутся.
- Даже без прибыли и без процента? - Гитис нахмурился.
- Моей прибылью, как и тем процентом, который вы мне уплатите, - так же мягко объяснил Зараев, - станет то, что деньги будут пропущены через производство фильма и осядут на моем счету, придя из чистого источника. Никто уже не сумеет проследить связь полученной мной суммы с продажей... скажем так, некоей редкости. Нет-нет, могу заверить вас, что эта редкость попала ко мне абсолютно законным путем, доставшись по наследству. Однако вокруг неё переплетено слишком много посторонних интересов, и мне бы не хотелось, чтобы пошел слух, будто это я её продал. Мне могут пожелать отомстить те, кто тоже готов сейчас выложить за неё любую сумму - но в чьи руки я не хочу её отдавать, по личным соображениям.
Гитис некоторое время молчал, обдумывая эту обтекаемую речь.
- Чтобы принять решение, мне нужно знать, что это за редкость, о которой вы говорите, - сказал он наконец.
- Это справедливо, - согласился Зараев. - Пожалуйста, можете посмотреть.
Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда книгу в твердом кожаном переплете, потемневшем от времени.
- Как вы знаете, - продолжил он, - арабы, изобретатели алгебры, верили, что в основе всего лежит математика и что с помощью алгебраических уравнений можно проникнуть в суть всех вещей. Существуют средневековые трактаты, через алгебру рассматривающие проблемы медицины и искусства. Арабская математическая астрология - это совершенно особая ветвь астрологии, считающаяся едва ли не самым надежным и точным из всех астрологических учений. Некоторые её принципы и для современных астрологов оказываются откровением - для тех, кто занимается астрологией всерьез и способен разбираться в манускриптах тринадцатого-четырнадцатого века. А эта рукописная книга - вообще особая. Не знаю, существовали ли в свое время её копии, но можно точно сказать, что до наших дней дожил единственный экземпляр. В этом трактате предпринята попытка увязать математику, магию и цветоводство, одно из излюбленных занятий арабских правителей. Алгебраические формулы, описывающие закономерности роста и развития растений, просто удивительны. Я сам в этом не очень разбираюсь, но, как утверждали все знающие люди, познакомившиеся с этим трактатом, с помощью чистой математики арабские авторы этого труда дошли до понятий генетики и генетического кода. Они называли это не так, конечно, описывая родовые особенности каждого вида, как сочетание алгебраических составляющих и переменных, - Зараев вздохнул. - Особый раздел этого труда посвящен орхидеям - цветам, которые очень интересовали арабов. Через алгебру они попытались осмыслить особенности каждого вида, пути улучшения его свойств, а также его магические особенности - какой вид больше помогает для укрепления любовного пыла мужчин, какой - женщин, почему пропорции между размером цветка и толщиной стебля определенного вида, так же как геометрия цветка, могут подсказать, какую часть этого вида лучше использовать в магических обрядах и зельях: цветы, листья или псевдоклубни... Один из авторов манускрипта явно побывал в Китае, потому что здесь даны описания и, в великолепных миниатюрах персидского стиля, цветные изображения видов, которые, как считается, впервые открыл Август Маргари полтысячи лет спустя, перед тем, как погибнуть в Бирме. Что само по себе, как вы понимаете, повышает ценность манускрипта в несколько раз. В общем, я вам так скажу: любой собиратель редких книг выложит за этот манускрипт сумму, измеряемую сотнями тысяч долларов, а сколько даст за неё любитель орхидей - даже представить страшно. Конечно, во многом средневековые авторы ошибались, но, повторяю, здесь раскрыты такие секреты этих цветов, за которые их настоящим обожателям не жалко будет и душу заложить!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Андрей честно добрался до Баковки и честно сносил сейчас разглагольствования Курослепова, но находиться рядом с этим человеком требовало от Андрея почти всех душевных сил. Так можно сносить присутствие огромного слизняка где-нибудь в тесной пещере, в которой требуется пересидеть нужное время... Андрей рассматривал Курослепова с каким-то внутренним изумлением: руки, ноги, голова, нос, уши - все, как у нормальных людей, и, конечно, он, со своим солидным видом, способен производить самое благоприятное впечатление и на журналистов, и на своих зарубежных партнеров, и на деятелей науки и искусства - если он, как многие объевшиеся нувориши, "меценатствует" и отваливает премии своего имени или имени своих компаний и фондов. И вся эта благопристойная человеческая оболочка существует только для того, чтобы скрывать невообразимые грязь и смрад: лопни она - и пол-Москвы отравится ядовитыми испарениями. "Дивно создан человек", - с горькой иронией подумал Андрей.
- ...А? Что? - откликнулся он. Погрузившись в свои мысли, он не расслышал очередной вопрос Курослепова.
- Я говорю, наверно, Терентьев напал на совсем свежий след, раз решил, что важнее идти по нему, чем находиться здесь, - сказал Курослепов. Может, все-таки расскажешь?
- Я не знаю толком, - ответил Андрей. - Поэтому боюсь сказануть лишнее. Но Игорь был очень взволнован и напряжен.
- Но хоть кого он подозревает? Не обязательно имя, хотя бы из какого круга этот человек?
- Я думаю, он сам все объяснит, - опять уклонился Андрей от прямого ответа. - Во всяком случае, мы выяснили достаточно, чтобы предотвратить дальнейшие покушения на вашу жизнь.
- И вернуть орхидеи? - сразу же осведомился Курослепов.
- Да, разумеется... Кстати, насчет орхидей. Я хотел бы ещё раз осмотреть оранжереи, из которых они были похищены.
По правде говоря, Андрей не рассчитывал найти в оранжереях ничего особенного. Но ему не пришлось бы общаться с Курослеповым, пока он их осматривал бы - а уж он постарался бы затянуть осмотр. Игорь обещал вызволить его при первой возможности, позвонив и отозвав по срочным делам и Андрей надеялся, что эта возможность не заставит себя ждать.
- Их уже несколько раз осматривали, - буркнул Курослепов. - Не вижу смысла.
- Да, но я ж их так толком и не видел, - напомнил Андрей. - Только в тот день бегло заглянул, когда застрелили Моховых. Но все это было впопыхах, в суете...
- Что ж, - Курослепов поднялся из кресла. - Я вас провожу.
- Пожалуй, вам не стоит выходить из дома, - возразил Андрей. - Мало ли что может произойти.
Курослепов поежился. Но, видно, мысль о том, что надо бояться убийц даже на собственном участке, приводила его в бешенство.
- Я пройдусь с вами! - заявил он. - А охрана нас прикроет.
Они прошли в оранжереи, в сопровождении двух угрюмых охранников. Если Игорю охранники повиновались беспрекословно, сразу признав в нем мужика опытного и крутого, то на Андрея посматривали чуть иронически: то, что Андрей не из их мира, было понятно с первого взгляда. Зная, что он друг Игоря и у него на подхвате, они считали, что Игорь дает бедствующему другу подзаработать там, где любой лох справится. А он, разумеется, ещё выковыриваться должен, чтобы себя показать и утвердить. Оранжереи ему осматривать подавай... Эти, у которых кишки на руку намотать можно, всегда так пыжатся.
- Как видите, самые ценные экземпляры исчезли, - стал показывать Курослепов. - Но осталось ещё много интересного. Вот этот, "дигбиана", достаточно уникален для наших краев, - заговорщицки взял Андрея под руку, он заговорил намного тише. - Погляди, разве она не эротична? Нет, я бы сказал, что в ней есть почти подсудная чувственность, а? Ведь это точная копия самого соблазнительного женского места, разве нет? - между пяти тонких золотистых лепестков орхидеи, разбегавшихся наподобие изящной и словно по лекалу вычерченной звезды, виднелся приотворенный зеленоватый зев, окаймленный серебристо-бежевыми, больше похожими на длинный пух, густыми волосками; два изящно изогнутых язычка зева, большой и отливающий росой снизу и маленький, почти медного цвета, бугорок сверху и впрямь довершали сходство цветка с женскими гениталиями. - А какая нежность, правда? Такую нежность у женщин можно встретить только в самую раннюю пору, у молоденькой девочки, у которой ещё и косточки неокрепшие, и боишься их сломать, когда входишь в нее... Когда женщина окончательно развивается и её костяк грубеет, то все уже не то... Недаром в древние времена короли и императоры брали себе в жены принцесс тринадцати-четырнадцати, а то и двенадцати лет, они знали, что делали...
У Андрея потемнело в глазах. Курослепов не только не стеснялся своих пороков, но и упивался ими. И не считал нужным скрывать все свои гнусные пристрастия от Андрея: ведь Андрей - это человек, которому Курослепов платит деньги, и немалые, а любой, находящийся на содержании у Курослепова, должен потакать его прихотям. Курослепов знал, что Андрей видел пленку - и, раз Андрей не побежал с этой пленкой в милицию, значит, Андрей продался с потрохами. Вели ему - и со всех ног побежит доставать девочек для него, Курослепова. Вот как рассуждал магнат.