Байрон откашлялся.
— Ноэль рожала дома, и Хейди Романов помогала ей. Рэнд был там же, и я пришел по его просьбе. Когда акушерка уже ушла, Ноэль стала истекать кровью. Рэнду пришлось поделиться с ней своей. И потом, пока Рэнд охотился, я оставался с Ноэль. Нет, миссис Романов ничего этого не видела. Поблизости никого не было, я бы знал об этом.
— Это был Ганс Романов, именно он привел остальных к Ноэль. Я не знаю, вовлечена ли его жена, но кто-то сообщил ассасинам, что у карпатцев начали появляться дети.
Михаил сказал это бесстрастным тоном. И хотя глаза его сверкали, тело дрожало от ярости, а кулаки то сжимались, то разжимались, голос звучал абсолютно спокойным.
— Нужно выяснить, вовлечена ли в это женщина.
— Должна быть вовлечена, — отрезал Байрон. — Чего мы ждем?
— Потому что мы не жестокие твари, как эти дьяволы нас называют. Мы должны узнать, является ли акушерка предателем. И это не твоя обязанность вершить справедливый суд, Байрон. Это не то, с чем легко жить, — отнять жизнь у другого.
Михаил на протяжении веков чувствовал бремя всех жизней, которые он забирал, но по мере того, как росла его сила и ответственность, усиливалась и легкость, с которой он убивал. И когда все его эмоции исчезли, только сила воли и чувство правильности и неправильности спасали его от потери своей души в коварных шепотах тьмы, которые боролись за власть над ним.
— И что ты хочешь, чтобы мы сделали? — спросил Жак.
— Для Элеонор и Селесте сейчас небезопасно оставаться в своих домах. Больше никаких визитов к акушерке. Селесте отведите в мой дом над озером, там Эрик сможет заняться изучением древних искусств, которыми до этого пренебрегал. И это место легко защитить. Элеонор не сможет отправиться так далеко.
— Они могут воспользоваться моим домом, — предложил Байрон. — И они будут поблизости, если понадобится помощь.
Элеонор была его сестрой, и он всегда ее нежно любил. Хотя все его эмоции давно исчезли, он сохранил воспоминания о том, что чувствовал к ней.
— Это рискованно. Если станет известно о ваших родственных связях, а она под подозрением, или если увидят, как ты помогаешь Рэнду...
Михаил покачал головой, не принимая эту идею.
— Пожалуй, им лучше воспользоваться моим домом.
— Нет!
Одновременные протесты раздались незамедлительно.
— Нет, Михаил, мы не можем позволить, чтобы ты рисковал собой, — встревоженно произнес Жак.
— Наши женщины намного важнее любого из нас, Жак, — мягко напомнил Михаил. — Без них наша раса вымрет. Мы можем делить ложе с человеческими женщинами, но не можем иметь от них детей. Наши женщины — наше главное сокровище. Каждый из нас в конечном счете должен найти пару и стать отцом. Но будьте уверены, что та, которую вы выберете, является вашей истинной Спутницей жизни. Вам всем прекрасно известны знаки: цвета, эмоции, страстное желание. Связь сильна. Когда умирает один, второй обычно также предпочитает умереть. Либо — смерть, либо — вампир. Мы все знаем об этом.
— Но Рэнд... Байрон умолк.
— Рэнд стал нетерпеливым от ожидания. Ноэль была одержима им, но они не были истинными Спутниками жизни. Думаю, они кончили бы тем, что возненавидели друг друга, оказавшись в ловушке своих болезненных отношений. Он переживет ее уход.
Михаил постарался скрыть отвращение. Истинные Спутники жизни не могли существовать друг без друга. Это обстоятельство и высокая смертность среди детей сыграли решающую роль в сокращении численности их расы. Михаил не был уверен, что его люди выживут в следующем веке. И не имело никакого значения, какие усилия он прилагал, — все равно он не мог дать мужчинам надежду, чтобы удержать их от обращения в вампиров.
— Михаил...
Жак тщательно подбирал слова.
— Только ты и Грегори знаете секреты нашей расы. Ты знаешь, что Грегори предпочтет одинокое существование. Поэтому только ты сможешь научить оставшихся, указать нам путь, помочь стать сильнее. Если мы хотим выжить, снова стать сильными, нам нужен ты. Твоя кровь — жизнь наших людей.
— Почему ты говоришь это мне? — отрывисто спросил Михаил, не желая знать правду.
Жак и Байрон посмотрели друг на друга.
— Некоторое время нас тревожило твое затянувшееся отстранение.
— Мое отстранение было неизбежно и едва ли должно вас беспокоить.
— Ты выбрал одинокую жизнь, отстранившись даже от тех из нас, кого называешь кровными родственниками, — заметил Жак.
— Что ты хочешь сказать? — нетерпеливо оборвал его Михаил.
Он слишком долго находился вдалеке от Рейвен. Ему нужно было видеть ее, держать в руках, дотрагиваться до ее сознания.
— Мы не можем потерять тебя. И если ты не желаешь жить дальше, то начнешь рисковать по-крупному, станешь невнимательным, — раздельно проговорил Жак.
Задумчивые глаза Михаила потеплели, и улыбка изогнула уголки рта, смягчая его черты.
— Вы дьяволята. Как вам удалось наблюдать за мной без моего ведома?
— Альфа-пара[6] стаи тоже беспокоится за тебя, — признался Жак. — А поскольку во мне течет твоя кровь и я под твоей защитой, они признали меня и разговаривают со мной. Они наблюдают за тобой, когда ты совершаешь свои одинокие прогулки или когда бегаешь со стаей. Они говорят, в тебе нет радости.
Михаил рассмеялся.
— Мне потребуется хорошая волчья шкура на эту зиму. И какими бы ни были мои чувства, Ноэль была нашей сестрой, одной из нас. Я не успокоюсь, пока ее убийцы не понесут наказание.
Жак кашлянул, довольная улыбка озарила его лицо.
— Я убежден, что женщина, которую ты прячешь, имеет самое прямое отношение к твоему внезапному желанию вернуться к жизни.
В ответ на его дерзкое замечание Михаил носком ботинка чуть было не столкнул Жака с ветки, на которой тот сидел.
Байрон крепко ухватился за свою.
— Элеонор и Влад могут остаться со мной. Это обеспечит двойную защиту ей и ее неродившемуся ребенку.
Михаил кивнул. И хотя ему было неудобно такое решение, он хорошо видел, что они продолжали бы протестовать, если б он настаивал на личном риске.
— На пару дней, пока мы не найдем лучшего решения.
— Будь осторожен, Михаил, — предупредил Жак.
— Завтра ложитесь спать глубоко, — ответил Михаил, — они охотятся на нас.
Байрон замер, его вдруг охватила тревога.
— Как ты сможешь уйти под землю, если человеческая женщина осталась с тобой?
— Я не покину ее.
Михаил был непреклонен.
— Чем глубже в земле мы будем, тем труднее будет услышать твой зов, если ты попадешь в беду, — спокойно напомнил Жак.
Михаил вздохнул.
— Вы двое упрямы, как незамужние старые тетушки. Я уверен, что смогу защитить свое жилище.
Его тело замерцало, изогнулось и приняло облик совы. Расправив гигантские крылья, он поднялся в небо, направляясь к Рейвен.
Он сделал глубокий вдох, вбирая ее свежий запах, стирая мерзость ночных открытий. Ее аромат витал в библиотеке, смешанный с его собственным. Вдохнув этот запах, втягивая его глубоко в легкие, он наклонился, чтобы подобрать разбросанную одежду. Он хотел быть внутри ее, дотрагиваться до нее, прижаться ртом к ее губам, произнести ритуальные слова, чтобы они связали их навсегда, на целую вечность, которая ждала их впереди. Сама мысль о ней, предлагающей ему такой дар, принимающей его предложение, так волновала, что Михаил на некоторое время замер, пока настойчивые требования тела не ослабли.
Он не спеша принял душ, смывая с себя запах волка, пыль и грязь, запах предателя. Все карпатцы проявляли особую заботу о том, чтобы овладеть привычками смертных. Пища в буфетах, одежда в шкафах. Лампы по всему дому. Все они принимали душ, хотя в этом не было надобности, и большинство обнаружили, что наслаждаются этим. Он оставил свои волосы цвета кофе распущенными и направился к Рейвен. Впервые он гордился своим телом, тем, как оно напряглось от одного только ее вида.
Она спала, ее волосы, как шелковый занавес, переливались на подушке. Одеяло соскользнуло, и только волосы прикрывали грудь. Это было возбуждающее зрелище. Она лежала и ждала его даже во сне. Он пробормотал приказ, освобождающий ее от вызванного гипнозом сна.
Кожа Рейвен цвета спелого персика мерцала в лунном свете. Михаил провел рукой по обводу ее ноги. От этого ощущения что-то внутри его содрогнулось. Он погладил ее бедра, прошелся по тонкой талии. Рейвен пошевелилась, беспокойно перевернувшись. Михаил вытянулся рядом с ней, притянув ее в убежище своих рук, его подбородок опустился на ее макушку.
Он хотел ее, он смог бы заполучить ее любым способом, но он поступил с ней не совсем честно. По крайней мере, он рискнет все исправить. Она медленно вынырнула из объятий сна, уткнувшись в его твердую грудь, словно ища утешения после приснившегося кошмара. Как человек мог понять потребности мужчины-карпатца в животном безумстве истинного брачного ритуала? На протяжении долгих лет он боялся немногих вещей, но больше всего он боялся увидеть себя ее невинными глазами.
По ее дыханию он сразу же определил тот момент, когда она полностью проснулась, а по ее внезапному напряжению — то, что она поняла, где находится и с кем. Он лишил ее невинности жестоко, почти отняв жизнь. Как она могла простить такое?
Рейвен закрыла глаза, отчаянно стараясь отделить реальность от фантазии, правду от вымысла. Ее тело стало чувствительным и болело в таких местах, о которых она даже не подозревала. Она чувствовала себя иначе, став более чувствительной. Прижимающееся к ней тело Михаила напоминало горячий мрамор, неподвижный и напористый, невыносимо чувственный. Она слышала скрипы и шорохи дома, стук веток за окном. Оттолкнувшись от твердой, как стена, груди Михаила, она попыталась отодвинуться.
Но он только крепче сжал руки, зарывшись лицом в ее волосы.
— Если ты можешь дотрагиваться до моего сознания, Рейвен, то знаешь, что я чувствую к тебе.
Его голос прозвучал хрипло и уязвимо. Вопреки своему желанию Рейвен почувствовала, как ее сердце перевернулось.
— Я не хочу, чтобы ты покидала меня, малышка. Найди в себе мужество остаться со мной. Может быть, я монстр. Больше я ничего не знаю, действительно не знаю. Единственное, в чем я нуждаюсь, — чтобы ты осталась со мной.
— Ты, наверное, заставил меня позабыть, — заметила она, сказав это больше для себя, чем для него.
Больше вопрос, чем утверждение. Он был диким, но она не могла сказать, что он причинил ей боль. Скорее, он взял ее к звездам.
— Я думал об этом, — с неохотой признался он, — но не хочу, чтобы это стояло между нами. Я сожалею, что не смог быть осторожнее, зная, что ты девственница.
В его голосе она услышала боль, которая эхом отозвалась в ее теле.
— Ты удостоверился, что я испытала наслаждение.
Экстаз, если сказать точнее. Крещение огнем, обмен душами. Он был диким и захватил ее вместе с собой в этот огненный шторм. И она снова хотела его, страстно желала его прикосновения, движений его сильного тела. Но он был опасен, очень, очень опасен. Теперь она это знала. Она знала, что он был другим, в нем что-то жило, что-то в большей степени животное, нежели человеческое.
— Михаил.
Рейвен толкнула его в грудь, твердую, как камень. Ей нужна была передышка, чтобы подумать, не ощущая тепла его кожи и настойчивых требований его тела.
— Не делай этого! — Он сказал это резко, отдавая приказ. — Не закрывайся от меня!
— Ты говоришь об обязательствах перед чем-то, что находится за пределами моего понимания... — Рейвен прикусила нижнюю губу. — Мой дом так далеко отсюда.
— Там тебя не ждет ничего, кроме горя, Рейвен.
Он отказывался от такого простого выхода для них обоих.
— Ты не выживешь, и хотя в душе ты не хочешь, чтобы они пользовались твоим даром, когда они придут к тебе по поводу очередного отвратительного убийства, сердцем ты поймешь, что не можешь сказать «нет». Все внутри тебя не позволит убийце разгуливать на свободе, когда ты можешь спасти его следующую жертву.
Он схватил ее за длинные шелковистые волосы, словно это могло удержать ее рядом с ним.
— Они не смогут позаботиться о тебе, как я.
— А что насчет разницы между нами? Ты относишься к женщинам, словно мы существа второго сорта. К сожалению, ты обладаешь способностью навязывать свою волю любому, кто не может противостоять тебе. А я могу. Все время. Я должна быть самой собой, Михаил.
Он приподнял тяжелую массу волос над ее шеей и оставил легкий, как перышко, поцелуй на обнаженной коже.
— Ты же знаешь, что мое отношение к женщинам — следствие того, что я должен их защищать, а не того, что я считаю их ниже себя. Сопротивляйся мне, если хочешь, малышка. Я люблю в тебе все.
Большим пальцем он ласкал возвышенность ее груди, согревая кровь и посылая дрожь восторга по позвоночнику. Рейвен хотела его именно таким — диким и неприрученным, нуждающимся в ней. Она владела собой, и понимание, что она могла заставить его потерять рассудок, действовало на нее подобно афродизиаку.
Михаил склонил голову к напряженному соску, который так и манил его. Прикосновение его языка было нежным, он поцеловал бархатный пик, втянув его в свой влажный и горячий рот. Рейвен выдохнула, закрыв глаза. Ее тело ожило, каждое нервное окончание взывало к его прикосновениям. Она податливо таяла в его руках.
Она не хотела этого. В глазах у нее стояли слезы. Она не хотела, но нуждалась в этом.
— Не причиняй мне боли, Михаил, — прошептала она, уткнувшись в твердые мускулы его груди.
Это была мольба об их будущем. Рейвен знала, что физически он никогда не причинит ей боли, но их жизнь может складываться очень непросто.
Он поднял голову, прижав ее к кровати всем телом. Он пожирал глазами ее лицо. Он гладил ее подбородок, припухлую нижнюю губу.
— Не надо бояться меня, Рейвен. Разве ты не чувствуешь, как сильно я к тебе привязан? Я отдал бы за тебя жизнь.
Он хотел, чтобы между ними не было лжи, и признал неизбежное.
— Это будет нелегко, но мы справимся.
Он погладил ее плоский живот, и, скользнув ниже, его рука уютно устроилась на завитках цвета воронова крыла.
Ее руки успокаивали его.
— Что со мной случилось?
Она была смущена. Неужели она потеряла сознание? Все смешалось. Она будто знала, что Михаил заставил ее выпить какое-то отвратительное лекарство. Она спала. Потом начались кошмары. Ей и раньше снились кошмары, но этот был просто жутким. Она была притиснута к обнаженной груди, ее рот прижимался к ужасной ране. Кровь ручьем устремилась в ее горло. Она задыхалась, сопротивлялась, но, как всегда в кошмаре, не могла вырваться. Она пыталась позвать Михаила. И когда подняла взгляд, он был там, смотрел на нее своими темными загадочными глазами, и это его руки прижимали ее голову к ране на его груди.
Может быть, причина в том, что она находится в самом сердце страны Дракулы и Михаил напомнил ей темного, таинственного принца?
Рейвен не могла удержаться и кончиками пальцев погладила его безупречную грудь. С ней что-то случилось, и она изменилась навсегда, каким-то образом став частью Михаила, в то время как он стал ее частью.
Коленом он нежно развел в стороны ее бедра. Передвинулся, и его широкие плечи закрыли для нее все. У нее захватило дух от того, какой он огромный, сильный, властный и красивый. Очень осторожно, как он должен был сделать в первый раз, он вошел в нее.
Рейвен задохнулась. Она никогда не сможет привыкнуть к тому, как он заполняет ее, растягивает, к тому, как ему удается повергать ее тело в жидкий огонь. Насколько необузданным он был в первый раз, настолько мягким и нежным он был сейчас. Каждый глубокий удар заставлял желать большего, увеличивал настойчивость, с которой ее руки ласкали мускулы его спины, ее губы скользили по его груди и шее.
Михаил старался не терять самообладания, призвав на помощь всю свою силу воли. Ее рот, ощущение ее пальцев на его коже сводили с ума. Рейвен была такой тугой — огненный бархат обхватывал его, подпитывая огонь. Он мог чувствовать, как живущее в нем чудовище борется, стремясь вырваться на свободу, как бурлит его жажда — его тело двигалось сильнее, быстрее, погружаясь в нее, соединяя их тела, их сердца. Он раскрыл свое сознание. Ее ногти впились ему в спину, когда волна за волной сотрясали ее тело. Михаил очутился в огне прежде, чем чудовище смогло вырваться на свободу. Он почувствовал, как что-то тугое и горячее сжало его, и издал удовлетворенный рык.