– Что вы ей рассказали?
– Ничего особенного, сказала, что Диллинджер убит. Ей стало интересно, откуда мне это известно, и я сказала, чтобы она прочитала об этом в завтрашних газетах. И еще призналась ей, что у меня нехорошо на душе.
– Да, слишком много всего произошло за последнее время.
– Почему вы так говорите?
–Потому что происходящее помогает не вспоминать о том, как меня избили дружки вашего бывшего мужа.
– Почему вы все время об этом говорите и ведете себя так, будто знаете то, чего не знаю я.
– А что вы знаете?
Она откинулась назад, подальше от света, так что ее лицо в полумраке трудно было различить. Но я прекрасно слышал ее голос.
– Анна предложила мне... встречаться с этим парнем. Чтобы его занять. Чтобы он был...
– Доволен и счастлив?
Она вздохнула.
– Да, счастлив. Можно я закурю?
– Ладно, только пепел стряхивайте в пепельницу.
– Где она?
Я придвинул к ней пепельницу. Это был маленький кружок стекла с толстыми краями и надписью «Отель Моррисон».
Полли зажгла сигарету, и ее оранжевый кончик засветился в темноте. Выпустив дым из ноздрей, начала говорить.
– Он был приятным и добрым парнем. Мне нравилось повсюду с ним ездить на такси. Два раза он давал деньги, чтобы мы с Максин могли сходить на ярмарку. Один раз он мне дал сорок долларов и предложил съездить и купить себе что-нибудь. А потом дал еще пятьдесят долларов, чтобы я смогла сходить к зубному врачу. Но на эти деньги я купила одежду. Когда он узнал об этом, то даже не рассердился.
– Он хорошо к вам относился.
Полли сквозь клубы дыма покивала головой.
– Нам было весело друг с другом.
– Как вы думаете, кто был этот парень?
– Он говорил, что работает в Управлении торговли и зовут его Джимми Лоуренс.
– Вы поверили ему?
– Нет, у него за ушами были шрамы от пластической операции, и я решила, что это какой-то жулик, которого Анна «пасет» для «Бойз».
– Вы хотите сказать, для этой группы.
– Наверное. Я плохо разбираюсь в таких вещах.
– Зато Анна разбирается.
– Конечно, она же – «мадам», не так ли?
– Это вы меня спрашиваете?
Ее синие глазки загорелись огнем.
– Вы надо мной издеваетесь, чувствуете себя важной шишкой, да?
– Простите, пожалуйста.
Она снова выдохнула дым.
– Да, больше сказать нечего. Он любил одеваться, был весьма аккуратным и чистым, и еще у него была хорошая улыбка.
– Поэтому делать его счастливым, как просила Анна, оказалось не так уж сложно?
– Вот, черт возьми, в чем дело. Мне он начал нравиться. Правда, Геллер, я просто начала сходить по нему с ума. Он был приятным человеком, хорошо относился ко мне и был добрым. Но он не мог быть добрым и милым, одновременно оставаясь при этом Джоном Диллинджером. Разве я не права?
– Кажется, правы.
– Я не могла предположить, что полюблю его. Знаете, ему очень нравилась песенка из фильма с Джоан Кроуфорд, который мы смотрели в «Марбро». – Она начала напевать приятным тоненьким голоском: «Всю ночь я только мечтаю о тебе...».
У нее задрожали губы и по щеке потекла слеза.
– У него был хороший голос?
– Он пел и не фальшивил, обожал фильмы и всегда ходил на просмотры новых картин.
– Да, до сегодняшнего вечера. Вам он по-настоящему понравился, да?
– Да.
– Вы не знали, что его собираются сегодня убить?
– Нет.
– Но вы хотя бы понимали, что рано или поздно он погибнет?
– Нет! Я и не знала, что он Диллинджер!
– Зачем вы пришли ко мне, Полли?
– Мне было известно, что вы следили за нами. Об этом мне сказала Анна.
– Она так и сказала? А не сказала она вам, почему я это делал?
– Нет, но предупредила, чтобы я не говорила Джимми, что за нами следят.
– И ничего не объяснила?
Полли отрицательно покачала головой.
– Нет, ничего.
– А вы сами не подумали о причине?
– Мне следовало делать то, за что платили.
– Хорошо, что вы хотя бы честно в этом признались.
– Нат, я говорю правду, поверьте.
– Тогда объясните, зачем вы пришли ко мне. Полли прокашлялась.
– Мне хотелось, чтобы вы знали, что я не имею никакого отношения к тому, что произошло у кинотеатра, что я, можно сказать, «невиновна».
Я чуть не свалился с кресла.
– "Невиновна"?
– Я не знала, что его хотят убить. Я не подставляла его.
– Допустим, но почему вы мне говорите об этом?
– Я просто хотела, чтобы вы об этом знали. Нат, ночь, которую мы провели вместе, для меня стала самой памятной.
– Для вас я был очередным мужиком, к тому же пьяным.
Полли наклонилась вперед, затушила сигарету и мягкой теплой рукой коснулась моей руки, которой я опирался о стол. У нее была милая улыбка. Мне хотелось нырнуть в ее синие глаза.
– Вы хорошо отнеслись ко мне и очень мне понравились, – сказала она.
– Так же понравился, как Джимми Лоуренс?
Она отдернула свою руку, будто обожглась.
– Вы – противный человек!
– Может, и так. И я еще жив, но если стану возиться с вами, то это долго не протянется.
– Ублюдок...
– Леди, мой отец женился на моей матери. Не знаю, родились ли вы от брака своих родителей, правда, меня это и не волнует. Я догадываюсь, зачем вы пришли сюда... пытаетесь предстать «невиновной» в моих глазах, чтобы не выглядеть Иудой в женском платье, когда я стану рассказывать все полиции и газетчикам.
– Ты сукин сын!
Я встал.
– Опять ошибочка! Моя мамочка была хорошей и доброй женщиной. Такой же доброй, как Джимми Лоуренс. А теперь выметайся отсюда к чертовой бабушке!
Она встала.
– Подонок! Трахальщик!
– Ты права. Но не сегодня, и не с тобой! Выметайся!
Злая, как фурия, она двинулась к двери, когда за стеклом показалась какая-то тень и кто-то громко забарабанил. Я втолкнул Полли в туалет и приложил палец к губам.
– Ш-ш-ш-ш!
Полли испуганно и удивленно посмотрела на меня. Я запер ее в туалете.
Подойдя к столу, достал пистолет, осторожно направился к двери и стал боком у стены, наполовину состоящей из дерева и стекла. Может, меня и не было видно через матовое стекло, но рисковать не хотелось.
Кто-то хриплым голосом сказал:
– Открывай, Геллер, или мы выбьем дверь!
Мне показался знакомым этот неприятный мужской голос, и так хотелось надеяться, что я ошибался.
– А можешь, не открывать. Мы с огромным удовольствием выломаем твою дверь.
Да, я не ошибался, это был тот самый голос.
Я вернулся к столу и убрал пистолет.
«Господи!» – подумал я, глядя на дверь туалета.
Затем открыл дверь офиса. За ней стоял приземистый плотный мужчина в очках в темной оправе и с седыми волосами. Он обмахивался шляпой. Только так можно было понять, что ему жарко, хотя на нем был надет костюм, а на лице не было ни капельки пота.
У стены в коридоре стоял другой мужчина, плотный и более высокий, с которого ручьями лил пот. Он стоял, напрягшись, будто сейчас должно было происходить опознание преступника.
Маленький мужчина прошмыгнул мимо меня и закрыл за собой дверь, оставив помощника в коридоре.
– Чувствуйте себя, как дома, капитан Стеги, – приветствовал я его.
21
Стеги прошел в комнату и сел на стул, который еще сохранял тепло тела Полли Гамильтон. Я не стал включать общий свет. Света настольной лампы было достаточно. Стеги не желал смотреть на меня. Ну и мне также не хотелось бы видеть его.
Он принюхался и посмотрел на дымящийся окурок в помаде, лежавший в пепельнице.
– У вас была женщина, Геллер? Пахнет духами и табаком. Вы же не курите?!
– Да, и не крашу губы; мне льстит, что вы так много знаете обо мне, капитан. Он хмыкнул.
– Не радуйтесь. Все знать о врагах – моя обязанность.
– Я не враг, капитан. Он оглядел офис.
– Вы здесь работаете и живете. Значит, дела ваши не так хороши.
– Это вас не касается.
– Не нарывайтесь на неприятности...
– Капитан, я добровольно впустил вас сюда. Не вижу ордера!
Он протянул вперед свои маленькие, но сильные руки ладонями вверх. Его пальцы были похожи на толстые сосиски.
– Я что, обыскиваю ваш офис?
– Пока нет.
– И не стану этого делать. Это... визит дружбы.
Он чуть не подавился, сказав слово «дружба».
– Капитан, вы плохо обо мне думаете, если считаете, что я грязный полицейский...
Он выставил вперед указательный палец-сосиску и грозно проговорил:
– Я считаю вас бывшим грязным полицейским. Не следует столь небрежно обращаться с фактами.
Я вздохнул. В этой ситуации, когда Полли Гамильтон сидела в туалете, мне, наверное, следовало волноваться. Конечно, было неприятно, и я злился. У меня все болело, и я оказался в этом замешанным.
Передо мной сидел благочестивый капитан Джон Стеги, чикагский коп, настолько честный, что рядом с ним Элиот Несс походил на одинокого Джона Сильвера. Это напоминание о совести мне было необходимо точно так же, как Джимми Лоуренсу требовалась дырка в голове.
– Капитан... вы просто делаете вид, что ненавидите меня, потому что я когда-то был полицейским. Но дело не в этом. Настоящая причина вашего отношения ко мне заключается в том, что я разоблачил некоторых нечестных и грязных полицейских и тем самым поставил вас и ваших подчиненных в неудобное положение.
– Не наглейте, иначе...
– Стеги, сейчас мы с вами вдвоем. Может, вам стоит последить за собой?
Он подумал над моим предложением, потом сказал:
– Вы что, мне угрожаете?
– Нет. Просто готов к тому, чтобы послать вас к черту. И сделаю это, когда захочу.
Он глубоко вздохнул.
На его тонких губах появилось что-то вроде уважительной ухмылки.
– Ясно.
Вынув из кармана сложенную бумагу, Стеги развернул ее и положил передо мной на стол.
Это был плакат по розыску Джона Диллинджера, выпущенный отделом расследования преступлений.
– Надеюсь, вам понравится этот сувенир. Понимаете, я чистил свой стол, – объяснил он. Я кивнул головой.
– Конечно, отряду по розыску Диллинджера теперь, когда он мертв, нечего делать.
– Геллер, как вы оказались там? Он имел в виду «Байограф». Я не стал притворяться, что не понимаю вопроса.
– Я пытался остановить это.
– Что?
Я пожалел, что произнес эту фразу. Но поскольку я ее произнес, мне следовало все объяснить.
– Все было подстроено так, чтобы никто не помешал полицейским из Восточного Чикаго убить свою жертву. Я понимал это и пытался убедить в этом Коули и Пурвина. Мне казалось, что удалось это сделать, но они не смогли предотвратить убийство. Если вообще хотели предотвратить...
– Черт! – сказал Стеги и стукнул маленьким твердым кулаком по столу. Пепельница подпрыгнула. Держу пари, что Полли Гамильтон сделала то же самое в туалете.
– Простите, капитан... но мне кажется, что я все-таки был прав.
Он махнул рукой. Встал и принялся шагать по комнате. Затем подошел к столу и оперся на него одной рукой, а другой стал размахивать.
– В начале прошлой недели они пришли ко мне в кабинет – Заркович и этот капитан. Как его имя?
– О'Нейли.
– О'Нейли, – повторил Стеги, будто повторял слова клятвы. – Вы знаете, что сказали эти сукины дети?
– Нет!
– Они мне сказали, что знают, где находится Диллинджер. Он был в Чикаго и там прятался, и они пообещали привести меня к нему. Но только с одним условием: мы должны были его убить.
Он вздохнул и посмотрел на меня широко открытыми глазами. В комнате воцарилась тишина.
Потом он сказал:
– Мы, отряд по поимке Диллинджера Чикагского полицейского управления, должны были дать обещание, что захватим и убьем его. В противном случае не получим никакой информации от наших братьев – офицеров из Восточного Чикаго.
– И вы их вышвырнули из кабинета?
Он медленно кивнул.
– Я им сказал, что даже Джону Диллинджеру дам шанс, чтобы он сдался.
– Но примерно шесть месяцев назад вы говорили прессе совершенно противоположное. Стеги снова сел.
– Не совсем. Для нашего отряда я выбрал самых лучших стрелков, потому что все эти бандиты любят палить из пистолетов. Прекратить пальбу можно с помощью такой же стрельбы.
– Вы заявляли, что хотите либо выдворить банду Диллинджера из штата, либо всех их похоронить. И еще говорили, что предпочитаете последнее.
Странно, но Стеги почти смутился.
– Гипербола.
– Капитан, вы должны быть счастливы. Джон Диллинджер мертв. Вы выполнили свое обещание... даже если все это было сделано не вашими руками.
Он вытащил сигару из внутреннего кармана пиджака откусил кончик и зажег ее.
– Геллер, я оценил вашу иронию. Если вы считаете, что я злюсь на федовцев за то, что они расправились с моим человеком, то вы ошибаетесь. Это чушь. Мне наплевать, кто ловит этих гнид, главное, чтобы они были пойманы.
– Почему же тогда вы не выглядите победителем?
Он положил сигару в пепельницу, не сделав ни единой затяжки, и мрачно произнес:
– Я ненавижу полицейские расстрелы.
– Парню, которого убили, это тоже не понравилось бы!
Он сделал вид, что ничего не слышал, а потом сказал больше для себя, чем для меня:
– Я пытаюсь быть хорошим полицейским, но это так непросто. Есть города, где большое влияние имеют политики, но нет ни одного такого, где было бы столь сильным влияние гангстеров. И тем не менее я горжусь моей работой в моем городе, потому что иногда мы добиваемся своей цели. Делаем то, что от нас ожидают. Но когда копы хладнокровно расстреливают беглецов, даже не пытаясь их поймать, меня начинает тошнить, Геллер. Я задумываюсь, черт побери, в какой стране живу. Чем мы отличаемся от штурмовиков Гитлера?
– Человека в «Байографе» убили не копы Чикаго.
– Нет, это были федовцы, я уверен.
– Я повторяю, это были не федовцы.
– Неужели.
– Вспомните о тех двух парнях, которые заходили к вам в офис.
– Это сделали сами Заркович и О'Нейли!
– Попали, капитан. Я дал бы вам сигару в награду, но у вас уже есть одна.
– Черт побери! Вы знаете, они ведь работали с ним.
– Что?
– Многие люди из Восточного Чикаго были с ним связаны. Полицейские, политики, судьи. Все они работали с Диллинджером. Вот в чем дело. Им нужно было заткнуть ему рот еще до того, как он мог бы их выдать в связи с коррупцией в Индиане. И все снова возвращается к Краун-Пойнт.
– Вы имеете в виду тюрьму, когда Диллинджер удрал с помощью деревянного пистолета?
Стеги снова улыбнулся.
– Это был не деревянный пистолет. Кто-то из тех, кто работал в тюрьме, передал ему настоящий.
– Кто же?
– По моей информации это был Заркович, а некий судья разработал этот план. Но я ничего не могу доказать. Вы знаете, что не так давно два честных копа из Восточного Чикаго расследовали это дело, а потом их нашли на обочине мертвыми в машине? В пятнадцати минутах езды от полицейского участка... И их пистолеты оставались у них под формой, они их даже не доставали.
– Копов убили копы, – сказал я.
– Наверное, так. Что же это за мир?!
Я покачал головой.
Стеги молчал, подозрительно поглядывая на меня. Потом медленно произнес:
– Вы участвовали в этом, не так ли?
– Что-что?
– Участвуя в этом, можно было получить большие деньги. Деньги от гангстеров. Вы работали с копами из Восточного Чикаго?
– Пожалуйста, не надо, меня тошнит от этих слов.
Лицо Стеги помрачнело, но голос окреп.
– Я знаю. Геллер, вас можно купить. Вы всегда думали только о себе. Вам известны всяческие уловки, и у вас неплохо работают мозги. Вы почти перехитрили меня. Но я – полицейский, и у меня сработал инстинкт копа. Я уверен, что Заркович, О'Нейли и вы работали в одной шайке. Мне даже не нужно подвергать вас строгому допросу, чтобы выяснить это.
– А вам и не нужно этого делать. Заркович и О'Нейли опередили вас. Стеги мрачно засмеялся.