— Но, дорогой, здесь и есть рай, — сказала Диана, с любовью улыбаясь ему. — Или ты уже забыл?
Эндрю покачал головой и нежно поцеловал ее в щеку.
— Нет, ма, я не забыл. И не только это. Я здесь с тремя из четырех моих любимых женщин.
— А кто четвертая? — быстро спросила я, с удивлением глядя на него.
— Как же? Конечно, моя дочь, — ответил он, подмигнув мне.
16
Во второй половине дня в субботу я натолкнулась на эти книги. Но что это была за находка!
После ланча Диана уехала в Вест-Тенфилд за какими-то покупками; она предложила мне поехать с ней, но я отказалась, предпочтя остаться в Килгрэм-Чейзе с Эндрю, но тут же обнаружила, что он собирается работать.
— Я должен просмотреть всю эту ерунду, — объяснил он мне извиняющимся тоном, показывая на свой портфель. — Прости меня, Мэл.
— Все в порядке, — сказала я, хотя и была разочарована тем, что он весь остаток дня до вечера будет поглощен своими бумажками у Дианы в кабинете, вместо того чтобы пойти со мной на прогулку.
— Я ненадолго, часа полтора, от силы два. — Он покачал головой, остановившись на пороге кабинета. — Попадаются очень запутанные финансовые документы, я говорил тебе в Лондоне. Мне бы сюда Джека с его изощренными мозгами. Он лучше меня разбирается во всей этой математике.
— Может быть, я могла бы тебе помочь? — предложила я.
Он уныло улыбнулся мне:
— Боюсь, что ты не сможешь, дорогая. Послушай, ты же не против того, чтобы я поработал, а? Хотя бы немного. Мы пойдем гулять попозже, перед чаем.
— Замечательно, не беспокойся.
Я быстро погладила его по щеке.
Потом я направилась в сторону библиотеки, которая всегда приводила меня в восхищение. Я любила там что-нибудь выискивать, в надежде найти литературные сокровища или фамильные реликвии. К несчастью, мне никогда не удавалось напасть на что-нибудь, хоть отдаленно их напоминающее, либо хотя бы на что-нибудь выходящее за рамки обыкновенного.
Подобно кухне, библиотека мало изменилась за четыреста лет, за исключением, быть может, увеличения количества книг, приобретаемых Кесуиками за эти несколько веков; мне показалось, что они никогда ничего не выбрасывали. Библиотека была больше, чем любая другая комната в Килгрэм-Чейзе, поскольку располагалась в одной из угловых башен, той, которая была расположена в самой северной части здания, с окнами на болото.
Кессонированный[5] потолок девятиметровой высоты уравновешивался огромным окном, расположенным в середине центральной стены, прекрасным окном необычных размеров и формы, наполнявшим комнату причудливым светом в любое время дня. Библиотека, отделанная светлым дубовыми панелями, со стеллажами от пола до потолка по всем стенам, содержала много тысяч томов, в большинстве своем очень древних. Красивый камин из местного камня располагался у стены, противоположной окну, а вокруг него стояли несколько красивых кресел, дубовый кофейный столик и диван от Кноля. Непосредственно за диваном стоял стол для чтения, также из резного дуба, а на нем стопками лежали последние толстые журналы — некоторые из них были посвящены антикварному делу, — а также свежий номер «Таймс», подшивки других английских и местных газет и несколько свежих романов.
Я с любопытством просмотрела все, что лежало на столе, но ничто меня особенно не заинтересовало, и принялась бродить по комнате вдоль полок, изучая то, что стояло на тех полках, до которых я легко могла бы дотянуться. Но, конечно, поскольку они были для меня легкодоступны, я видела эти книги бессчетное количество раз и раньше: ничего нового здесь не было.
Внезапно поняв, что в библиотеке холодно, и слегка вздрогнув, я подошла к камину, отодвинула экран и зажгла приготовленные бумагу и стружки, лежавшие под дровами на решетке. Буквально через минуту разгорелся хороший огонь: вскоре занялись поленья и зашумело в каминной трубе.
Оглядевшись, я увидела в другом конце комнаты полированную библиотечную стремянку красного дерева и расставила ее около стены у камина. По обе стороны от камина были полки, тянувшиеся вверх до потолка, и поскольку мне не хотелось уходить от тепла, я решила начать с них.
Взобравшись на стремянку, я стала рассматривать ряд книг, переплетенных в темно-зеленую кожу, которые я никогда раньше не замечала, несомненно, по причине их столь высокого местоположения. К моему большому разочарованию, многие из них были старинными атласами и картами Йоркшира и других графств.
Откинув голову назад, я взглянула вверх, изучая расположенные непосредственно надо мной полки, и обнаружила там большого формата том в лиловом кожаном переплете. Королевский цвет переплета заинтриговал меня, и я поднялась немного выше, пока не оказалась на верхней ступеньке. Я протянула руку, пытаясь дотянуться до книги; я не представляла себе, что это такое, но, естественно, поскольку не могла до нее дотянуться, то хотела взглянуть на нее. Еще раз попытавшись, я потеряла равновесие и чуть не упала, отчаянно вцепившись в ближайшую полку и ухитрившись удержаться. Я глубоко вздохнула; мое сердце внезапно тяжело застучало. Я была на волосок от гибели. Через несколько секунд, успокоившись, я медленно спустилась, соблюдая осторожность и не имея никакого желания свалиться с библиотечной стремянки. И как только я оказалась на полу, сразу же вздохнула с облегчением и побежала прочь из библиотеки. Я побежала искать Джо.
Я нашла его в кухне; он разговаривал с Парки, и, после того как я объяснила, что от него хочу, я вернулась в библиотеку.
Через несколько минут он пришел, неся очень длинную лестницу, которую хранил в сарае для инструментов.
— Зачем вам такая большая, Джо? — спросила я, увидев ее.
— Да, она большая, миссис Эндрю. — Он кивнул. — Она нужна мне для чистки канделябров и для некоторых окон. У меня есть щетка с длинной ручкой, конечно, но иногда щетки не хватает, понимаете. Окна в башенных комнатах, как и в библиотеке, на самом деле очень высокие, и их трудно достать, ей-Богу. Ну, теперь, где именно надо поставить эту лестницу, миссис Эндрю?
— Здесь, пожалуйста, Джо. Мне бы хотелось посмотреть книгу вон там на полке. — Я указала на нужную мне полку.
Джо посмотрел в ту сторону.
— Как она называется?
— Не знаю, но она в лиловом переплете, рядом с потертым допотопным корешком.
Почти тут же я поняла, что он смотрит не на ту полку, и поэтому сказала:
— Не беспокойтесь, Джо, я поднимусь сама и достану ее. Вы только подержите мне лестницу.
— Нет, миссис Эндрю, я не могу позволить вам лазить так высоко! Ради Бога, нет! Л вдруг вы свалитесь? Мистер Эндрю не простит мне этого, также и миссис Кесуик будет сердиться. Весь дом станет вверх дном, готов спорить на последний шиллинг. — Он энергично замотал головой. — О, нет, нет, нет! Вы не можете лезть туда сами. Я достану эту книгу для вас. А теперь давайте я сначала залезу на лестницу, а потом вы мне покажете, какая книга вам нужна.
— Хорошо, — сказала я, зная, что спорить с Джо не имеет смысла; в прошлом я пыталась это делать безо всякого успеха.
Он был очень упрям, и если ему что-нибудь взбредет в голову, трудно переубедить его или отговорить сделать то, что он хочет. Очевидно, он решил, что я не способна лазить по лестнице, и я не собиралась устраивать из-за этого суматоху. В конце концов, я ведь чуть не упала со стремянки.
Показав ему, где следует поставить лестницу, я указала на нужную мне книгу.
— Я вижу ее! — воскликнул он и взобрался на лестницу с поразительной для его возраста скоростью и уверенностью. Было очевидно, что он может достать ее без всякого труда, поскольку был выше меня, и руки его были длиннее.
— Что это такое, Джо? — спросила я, когда он ее открыл.
— Она выглядит, как книга расходов. Бухгалтерская книга на плотницкие работы. В ней говорится: «Гвозди — одно полпенни», и упомянуты несколько других вещей, но, кроме этого, ничего особенного, — сказал он, перелистывая книгу на лестнице. — А вот стоит дата — 1892 год. Боже правый, почти сотня лет тому назад!
— Интересно. А дальше что?
— Похоже, что еще одна книга расходов. У нее матерчатый переплет. — Он полистал страницы, а затем посмотрел на меня сверху. — Определенно гроссбух с единственной записью: «Свежая рыба — два пенни». В ней ничего больше нет, и нет даты.
— А эта потертая книга, которая еще осталась на полке? Которая выглядит совсем допотопной. Что это такое, Джо?
Он снял эту книгу. Пару секунд он рассматривал ее, затем произнес:
— Ну, эта выглядит, как дневник, что-то вроде того.
— Дневник? Вы хотите сказать, что она рукописная?
— Да, именно так, миссис Эндрю.
— Могли бы вы спустить ее, Джо, вместе с другими двумя, пожалуйста?
— Конечно, миссис Эндрю.
Рядом с большим окном стоял длинный узкий обеденный стол, в центре которого возвышалась фарфоровая ваза с цветами, и в каждом конце стояло по стулу с высокой спинкой, крытому зеленым бархатом.
Я подошла к столу, подвинула один из стульев ближе и села.
Джо принес две книги и положил передо мной.
— Спасибо, Джо, — сказала я.
— Я оставлю здесь лестницу, хорошо, миссис Эндрю?
— Да, конечно. Вы сможете попозже положить эти книги обратно, после того, как я их поизучаю. Я позову вас, когда будет нужно.
Он кивнул и пошел к двери, потом внезапно остановился и повернулся ко мне.
— Не пытайтесь залезть на эту лестницу! Если захотите что-нибудь еще взять, я имею в виду другую книгу с полки, позовите меня, миссис Эндрю.
— Хорошо, Джо, я обещаю.
Вначале я заглянула в оба гроссбуха и быстро отложила их в сторону. Там не было ничего особенно интересного. Но дневник меня заинтриговал, и вот я открыла эту книгу в рыжевато-коричневом переплете с разорванным корешком. Форзац и концевая страница были украшены рисунком пером, что-то вроде того, который бывает на шотландских шалях; он был выполнен в оттенках коричневого, охряного, цвета ржавчины и бежевого с небольшим проблеском синего.
Перелистывая первые пять страниц, оставшихся незаполненными, я наткнулась на рукописный фронтиспис.
Я начала медленно читать и, по мере чтения, проникалась неким предчувствием и волнением.
«Я, Кларисса Кесуик, жена Робина Кесуика и хозяйка Килгрэм-Чейз, обнаружила сегодня дневник и частную домовую книгу предка моего дорогого супруга, некоей Летиции, рожденной в 1640 году и умершей в 1683 г. Я случайно напала на ее личный альбом здесь, в библиотеке Килгрэм-Чейза, когда мой дорогой супруг попросил меня найти для него экземпляр великой трагедии «Гамлет» Уильяма Шекспира. Писания Летиции Кесуик меня заинтересовали, и поэтому я решила переписать их, чтобы сохранить. Это проделано мной для будущих поколений этой семьи, которые будут жить после меня и моего поколения.
Я начала свой труд сегодня, десятого числа августа месяца в 1893 году при славном и процветающем царствовании нашей великой Королевы и Императрицы Индии Виктории Регины. Да благословит Господь Ее Милосердное Величество и да здравствует Она долгие годы».
Имя Клариссы было семейным именем рода Кесуиков, мы его выбрали для нашей собственной дочери, и до того, как шесть лет назад родилась наша дочь, было несколько Кларисс. Кларисса викторианской эпохи, чью изящно написанную каллиграфическим почерком рукопись я читала, была одной из ранних.
Окрыленная своим открытием, я перевернула первую страницу и снова стала разглядывать страницу, на которой в центре были написаны следующие слова:
«Летиция Кесуик.
Ее альбом.
Килгрэм-Чейз.
Йоркшир».
Перевернув эту страницу, я прочитала первые слова дневника Летиции, так старательно переписанные викторианской Клариссой сотню лет тому назад.
«Я, Летиция Кесуик, начинаю этот дневник в двадцать пятый день мая в 1660 год от рождества Христова. В этот самый день вся Англия празднует и радуется с легким сердцем. Наш Суверен, Чарлз Стюарт Стюарт, возвратился из изгнания, и в Лувре его нога снова ступила сегодня на английскую землю.
Монархия будет восстановлена во веки веков. Он будет коронован и станет Королем Чарлзом II, и бесчестная и кровавая казнь его отца частично отмщена.
Смерть предателям, которые послали его отца на плаху.
Сегодня в Йоркшире и по всем окрестностям соборные и церковные колокола звонили во славу нашего милосердного Суверена, возвращенного нам как великое чудо. Чтобы распространить эту хорошую и славную новость, сегодня ночью были зажжены факелы и посланы гонцы во все концы Англии.
Мой дорогой супруг, господин и хозяин Френсис повел сегодня всех нас, семью и слуг вместе, на молитву в синюю башню, и мы поблагодарили дорогого нашего Господа Бога за его доброту и милосердие. Наш подлинный монарх спасен. Мы все возродились.
Я пишу эти слова поздно ночью, почти в полночь, при свете сальной свечи. Сегодня ночью мой любимый супруг Френсис пришел ко мне и повел к себе для плотской любви, и мы хорошо любили друг друга. Быть может, этой радостной ночью я зачала, будь на то Господня воля, и от нашего великого счастья и любви родится еще один ребенок. Об этом молился мой господин и супруг, и об этом же молилась я, и, даст Бог, это будет сын и, наконец, наследник, чтобы продолжать славные дела Кесуиков. Я молюсь, чтобы было так. Я молюсь.
Становится поздно. Моя свеча трещит. Супруг спит. Снаружи майская луна высоко плывет по темному небу. Очень поздно. Я слышу, как пошевелился мой супруг. Я должна отложить перо и задуть свечу, и пойти в постель, чтобы спать, чтобы разделить его сны. Я это сделаю. Завтра я снова возьму перо и продолжу».
Я жадно читала, мой взгляд скользил по страницам. Мне не терпелось узнать больше, я была увлечена записью Летиции Кесуик о ее жизни в Йоркшире в семнадцатом веке.
Там было еще несколько коротких разделов, датированных концом июня; затем она сделала несколько записей в июле и августе. Еще и еще она писала о своей повседневной жизни и делах. Она писала о двух своих маленьких дочерях, Рейчел и Виоле, о своей жизни жены деревенского сквайра и хозяйки имения. Последняя августовская запись содержала радостный отчет о том, что она была, наконец, беременна и о своей надежде, что это будет сын.
Я на мгновение отвлеклась от чтения и задумчиво посмотрела в окно. Ничего не изменилось с незапамятных времен. Мы питаем те же самые надежды, мечтаем о том же и имеем те же желания, что и ушедшие задолго до нас поколения.
Вот я сижу, читаю о желании Летиции иметь еще одного ребенка в 1660 году, и именно об этом мечтаем мы с Эндрю в данный момент в 1988 году. Я усмехнулась про себя, подумав, как, и в самом деле, мало люди изменились с тех пор, затем опустила глаза и продолжила чтение.
Собственно дневник внезапно оборвался. Я испытала настоящее разочарование, почти раздражение, настолько меня захватили записки Летиции Кесуик. Но она отвлекалась, писала целые страницы советов по домоводству, которые я бегло просматривала, затем записывала хозяйственные рецепты всякого рода: как делать ароматические смеси и шарики из сухих цветов, трав и некоторых фруктов и специй. Там были указания, как изготовлять восковые свечи и мыло; подробнейшие записи о травах — ароматных травах для освежения комнат и шкафов, других — для приготовления мазей, чтобы лечить от различных болезней, и еще о других — для ароматизации пищи. Следующий раздел был посвящен консервам. Затем шли рецепты Летиции джема из крыжовника с ревенем, желе из айвы, черники, лимонного творога, измельченного изюма с миндалем и сладкой яблочной приправы к мясу. И я снова лишь пробежала это глазами.
Наконец снова начался ее дневник, записи с октября по декабрь. Я была совершенно поглощена описанием жизни в Килгрэм-Чейз зимой, многочисленных семейных дел, рассказом о шитье, вышивании, охотничьих трофеях и меткости при стрельбе ее мужа, об его знании лошадей. Она писала о зимнем солнцестоянии, о погоде и о своей трудной беременности.
Но перед тем как продолжить описание своих ежедневных трудов в новом, 1661 году, она снова позволила себе сделать отступление в область домашнего хозяйства, посвятив множество страниц тому, как печь пироги, пудинги и печенья, делать вино из плодов самбука и крапивы, и даже эль.