Но у Лиски уже давно выработался против этого иммунитет.
— Я мог бы ответить, что мне нужна ты, — сказал он, шагнув к ней.
— Вот как? — невозмутимо отозвалась Лиска. — А я могла бы тебя нокаутировать. Говори правду.
Усмешка тут же исчезла.
— Неужели я не могу принести мальчикам игрушку? — осведомился Стив, стягивая с руки куклу. — Что с тобой творится, Никки? Чего ты злишься?
— Ты вламываешься в мой дом в половине двенадцатого ночи, пугаешь меня до смерти и ожидаешь, что я буду рада тебя видеть?
— Я не вламывался. У меня есть ключ.
— Телефон у тебя тоже есть. Ты не мог хоть раз им воспользоваться, а не врываться сюда, как смерч?
Стив не ответил. Он никогда не отвечал на вопросы, которые ему не нравились. Положив куклу на кофейный столик, он взял один из снимков Энди Фэллона.
— И такое дерьмо ты разбрасываешь по квартире, чтобы на него глазели мои дети?
— Твои дети! — фыркнула Лиска, отбирая у него фотографию. — Можно подумать, что ты их чем-то обеспечил, кроме своей чертовой спермы! Почему же ты не вспоминаешь о том, что это твои дети, когда они болеют или нуждаются в новой одежде?
— Мне обязательно это выслушивать? — поморщился Стив.
— Ты пришел в мой дом, поэтому будь любезен выслушивать все, что я хочу сказать.
— Папа!
Ар-Джей ворвался в комнату, подбежал к отцу и обхватил его ноги. Лиска положила на стол дубинку и прикрыла ее газетой вместе со снимками, хотя никто не обращал на них ни малейшего внимания.
— Ар-Джей, дружище! — Стив улыбнулся и присел на корточки перед младшим сыном.
— Я хочу, чтобы меня называли Ракетой, — заявил Ар-Джей, протирая глаза. Светлые волосы торчали у него на голове, как корона. Пижама, имитирующая спортивную форму миннесотских “Викингов”, которую он унаследовал от Кайла, была ему велика. — Я хочу иметь прозвище, как и ты, папа.
— Ракета? Клевое прозвище, малыш, — согласился Стив.
Ар-Джей обнаружил куклу, с восторгом натянул ее на руку, и оба начали изображать какую-то сцену из рождественского представления. Лиска начинала терять терпение.
— Уже поздно, Ар-Джей, — сказала она, ненавидя Стива за то, что он одним своим присутствием вынуждал ее играть роль “плохого парня”. Он появлялся, когда ему вздумается, являясь для мальчиков забавой и развлечением, а на ее долю оставались только забота о дисциплине и повседневный труд. — Тебе завтра в школу.
Ар-Джей устремил на мать недовольный взгляд голубых глаз, так похожих на ее собственные.
— Но ведь папа пришел!
— Тогда сердись не на меня, а на папу, если ему кажется великолепной идеей являться среди ночи, когда все должны спать.
— Ты же не спишь, — заметил Ар-Джей.
— Мне не десять лет. Когда тебе будет тридцать два, можешь работать хоть всю ночь.
— Я буду работать под прикрытием и ловить торговцев наркотиками, как папа.
— Чтобы через две минуты ты был под прикрытием одеяла!
Ар-Джей и Стив обменялись взглядом, который едва не вывел Лиску из себя. Стив пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, Ракета. Придется идти спать.
— Можно я возьму с собой куклу?
— Конечно. — Стив небрежно взъерошил волосы сына, уже переключив внимание на бывшую супругу.
Лиска наклонилась поцеловать Ар-Джея в щеку, но он ловко увернулся и вышел, разговаривая с куклой голосом персонажа мультфильма и издавая неприличные звуки.
— Ну и дерьмо же ты! — зашипела Лиска, с трудом сдерживаясь, чтобы не кричать. — Ты ведь явился сюда совсем не для того, чтобы повидать Ар-Джея…
— Ракету.
— …или Кайла. А теперь он так взбудоражился, что полночи не будет спать.
— Сожалею.
— Ни черта ты не сожалеешь! — с горечью сказала Лиска. — Ну, что тебе нужно? Держу пари, не выплатить мне деньги, которые ты задолжал.
Стив тяжело вздохнул. .
— Выплачу все на будущей неделе, — пообещал он с тщательно отрепетированным раскаянием в голосе. — Сейчас мне не до того, но через неделю…
— Разыгрывай этот спектакль для кого-нибудь другого! — перебила его Лиска, убирая газету и складывая фотографии в стопку. — У меня был трудный день, так что, если ты не возражаешь, я бы хотела лечь.
Помолчав, Стив ткнул пальцем в верхнюю фотографию:
— Я слышал, один из ваших покончил с собой. Это он? Я его знаю?
— Это парень из БВД — ты не должен был его знать.
Они оба начинали патрульными в Сент-Поле.
Потом Лиска перебралась через реку в Миннеаполис, а Стив остался там. Он знал многих миннеаполисских копов — в основном из отдела наркотиков и отдела убийств — но едва ли встречался с Энди Фэллоном. Никто не жаждал заводить знакомство с людьми из Бюро внутрислужебных дел.
Стив получше рассмотрел фотографию.
— Паршивый способ покончить счеты с жизнью, — заметил он. — Очевидно, парни из БВД не умеют стрелять.
— Кто знает, что творится в голове у других? — отозвалась Лиска.
В первые годы брака они обсуждали все подробности порученных им дел и помогали друг другу в работе. Лиска вспоминала об этом, как о кратком периоде счастья, еще не омраченного супружеской изменой и профессиональным соперничеством.
— Возможно, это не его выбор, — сказала она.
— Ну, конечно! Когда работаешь в твоем отделе, всюду мерещатся убийства. — Стив бросил фотографию на столик. — Не мучай себя зря. Парень явно покончил с собой. В девяноста процентах из ста повешение является самоубийством или несчастным случаем, но никак не убийством. Так что выбрось это из головы.
— Не раньше, чем мне позволит это медэксперт, — отозвалась Лиска. — Такая уж у меня работа.
— Да, но незачем было таскать это домой.
— Только не обвиняй меня в том, что я порчу твоих детей! — огрызнулась она. — Слышал, что сказал Ар-Джей? Он хочет стать копом в отделе наркотиков. Хуже он ничего не мог придумать, а?
— Еще как мог. Например, служить в БВД. Посмотри, что они с собой вытворяют.
Но Лиска не стала смотреть на снимок.
— Ладно. Для одного вечера приятной болтовни достаточно. Ты знаешь, где дверь.
Стив не двинулся с места. Лицо его стало серьезным.
— Я пришел посмотреть, как ты справляешься, — признался он. — До меня дошло, что ты ведешь это дело, Никки. Я подумал, что это может быть тяжело для тебя — потому что он коп, к тому же из БВД, да и из-за твоего старика…
— Мой отец себя не убивал! — слишком быстро отозвалась Лиска.
— Знаю, но БВД…
— Это тут ни при чем, — отрезала она. Стив задумался. Лиска догадывалась, что он тщательно подбирает слова, опасаясь сделать неверный шаг. Наконец он развел руками с видом друга, который рад, что ошибся в дурных предположениях.
— Ну, ты можешь бросить это дело, как только медэксперт констатирует самоубийство. А можешь сразу свалить его на Коджака. Двух детективов здесь не нужно.
Неправильный ход. Лиска сразу же ощетинилась, усмотрев в его словах намек, будто она недостаточно крутая, чтобы справиться с этим.
— То есть как это? Мне поручили дело, и я должна довести его до конца!
— Да-да. Просто… — Стив вздохнул и почесал затылок. — Просто я беспокоюсь о тебе, Никки. У нас все-таки общее прошлое, и оно кое-что значит… даже для такого тупицы, как я.
Лиска ничего не сказала. Участие Стива было для нее неожиданным, оно заставило ее почувствовать себя беспомощной и ранимой. А эти эпитеты она не привыкла ассоциировать с собой.
Стив вытащил сигарету и вставил ее в рот.
— Ну… — Он протянул руку, пытаясь коснуться ее щеки. — Не говори потом, что я не пытался тебе помочь.
Лиска шагнула в сторону и отвернулась. Стив опустил руку.
— Ладно. Я действительно знаю, где дверь. Пока, Никки.
Он уже взялся за ручку, когда она заставила себя произнести:
— Спасибо за беспокойство, Стив. Но я справлюсь. Это всего лишь очередное дело.
— Конечно. И послезавтра у тебя его уже не будет.
Лиска чувствовала, что Стив хочет что-то добавить. Но он молча вышел.
Заперев дверь на засов, Лиска выключила свет, взяла фотографии Энди Фэллона и отправилась в спальню, чтобы спрятать их в портфель. Потом она заглянула к мальчикам, которые притворялись спящими, почистила зубы, переоделась в просторную тенниску Национальной академии ФБР и легла в постель — чтобы долго смотреть в потолок и видеть прошлое, вращающееся в ее памяти, словно карусель.
Ей тринадцать лет, и она танцует с отцом. Оба смотрят себе под ноги, смущаясь под взглядами окружающих. Томас Лиска — крепкий мужчина с ярко-голубыми глазами, но левая сторона его лица обмякла, словно все нервы перерезали ножницами. Люди смотрят на них не только из-за его лица. До них явно дошли слухи о коррупции в полицейском департаменте, о копах, крадущих деньги, уплаченные за наркотики, о расследовании, которое проводит БВД…
Никки знала, что все это неправда — во всяком случае, в отношении ее отца. Однако порой ей казалось, что она убеждена в этом куда сильнее, чем он сам, и это ее бесило. Ведь отец невиновен — так почему он не стремится это доказать? Почему не борется, не отрицает, не плюет им в физиономии, а появляется на людях, опустив свою внезапно поседевшую голову, чтобы скрыть стыд и паралич лицевого нерва, вызванный перенапряжением? Слова “слабый” и “безвольный” вихрем проносятся в голове его дочери, обостряя чувство вины и негодования…
Расследование, продолжавшееся почти восемнадцать месяцев, в итоге ни к чему не привело. Никаких обвинений не было выдвинуто. Все было прощено и забыто. Но здоровье Томаса Лиски резко ухудшилось, и через два года он умер от рака поджелудочной железы.
Глава 8
Труп обнаружен.
Самоубийство. Несчастный случай. Трагедия. Слава богу, слово “убийство” не было упомянуто. Действительно, можно ли назвать убийством то, что продиктовано необходимостью и сопровождается сожалением?
Жаль…
Становится не по себе при мысли, что другие уже осведомлены, даже если они ничего не подозревают. Как будто посторонние вторгаются в личную жизнь. Интимность смерти делят между собой двое — последствия же становятся общественным достоянием.
Это снижает цену опыта.
Энди Фэллон смотрит с фотографии, последняя искра жизни замирает в его полуоткрытых глазах, язык вываливается изо рта. Кажется, будто выражение его лица становится обвиняющим.
Жаль…
Губы целуют запечатленную на фотографии маску смерти.
Жаль… Но раскаяние лишь усиливает возбуждение.
Глава 9
Лиска ворвалась в свою служебную каморку с покрасневшими от гнева и холода щеками. Ковач со страхом наблюдал за ней, отлично зная, чем для него чревато такое выражение лица. Однако он не двинулся с места, когда она подбежала к нему и изо всех сил стукнула его кулаком по плечу. Это походило на удар молота.
— Ой!
— Это тебе за то, что ты бросил меня вчера вечером, — объяснила Лиска. — Я ждала тебя, а Леонард меня подловил и подверг допросу третьей степени из-за нападения на Никсона. По его мнению, Джамал Джексон тут ни при чем. Он вбил себе в голову, что Джексон каким-то образом может использовать необоснованный арест в своем иске против департамента.
— В каком еще иске? — спросил Ковач, потирая плечо.
— Джексон угрожает вчинить мне иск за жестокое обращение.
Ковач закатил глаза:
— Ради бога! У нас есть видеосъемка его нападения на меня. Пусть жалуется сколько душе угодно. А если Леонард считает, что у Джексона есть для этого основания, то у него задница вместо головы.
— Знаю. — Немного успокоившись, Лиска бросила сумочку в нижний ящик стола и положила портфель на стул. — Прости, что я тебя ударила. У меня была скверная ночь. Приходил Стив, и я почти не спала.
— Надеюсь, мне не придется слушать о сексе?
Лицо Лиски снова помрачнело. Подойдя к Ковачу, она вторично ткнула его кулаком в то же самое место.
— Ой!
В этот момент в дверь просунул массивную голову Элвуд:
— Мне вызвать полицию?
— Зачем? — осведомилась Лиска, снимая пальто. — Не вижу состава преступления. Ковач снова потер плечо.
— Очевидно, я что-то сказал невпопад.
— Опять? — усмехнулся Элвуд. — А над твоим носом тоже она поработала?
Ковач попытался увидеть свое отражение на темном экране компьютерного монитора, хотя он прекрасно знал, что его нос покраснел и опух, как у старого пьяницы. Но по крайней мере на сей раз обошлось без перелома.
— Оскорбление действием, совершенное женщиной по отношению к мужчине, — одно из величайших социальных табу, — заметил Элвуд. — Жертвы могут включить тебя в группу поддержки, Сэм. Может, мне позвонить Кейт Конлан?
Ковач запустил в него ручкой.
— Почему бы тебе не убраться отсюда? Когда Элвуд захлопнул за собой дверь, Лиска опустилась на стул и виновато посмотрела на Ковача.
— Я не могла заснуть, так как мой мозг предпочитал бодрствовать. Среди прочих важных тем он размышлял о том, какая же все-таки тупица мой экс-супруг. Кстати, что случилось с твоим носом? Железному Майку не понравилось, что его сын предпочитал нетрадиционный секс?
— Что-то вроде этого, — отозвался Ковач. — Он вообще очень тяжело все воспринял. Не каждый день тебе сообщают, что твой сын покончил с собой. А чего ты добилась в БВД?
— Холодного приема. Лейтенант не сообщила мне никакой информации по делу, которое вел Энди. Она, видишь ли, не желает, чтобы пострадала чья-то карьера.
— Мне всегда казалось, что именно в этом состоит их работа.
Лиска пожала плечами.
— А узнала только, что в воскресенье с восьми до половины девятого вечера она была в доме Энди Фэллона — обсуждала с ним дело, которое его беспокоило. По ее словам, когда она уходила, с ним было все в порядке, но в последнее время он казался подавленным. Она даже предложила ему обратиться к психоаналитику.
— И он послушался?
— Это конфиденциальная информация.
— Никто рта не раскроет до заключения медэксперта, — проворчал Ковач. — Надеются, что это самоубийство, — тогда они могут вообще ничего не сообщать и посылать подальше каждого, кто захочет выяснить, почему парень покончил с собой. Если только он действительно это сделал.
Лиска взяла ручку, к которой был приклеен налитый кровью глаз из пластмассы — одна из причудливых вещиц, которые у них с Ковачем было принято дарить друг другу. Ковач особенно дорожил весьма реалистично выглядевшим отрубленным пальцем. Ему нравилось пугать им людей, оставляя его в папках и ящиках стола. Ковача забавляло, что такую штуку подарила ему женщина. После двух неудачных браков с “нормальными” женщинами почему-то это доставляло удовольствие.
— Ты пойдешь на вскрытие? — спросила Лиска.
— Чего ради? С меня достаточно видеть парня мертвым — не желаю смотреть, как его будут кромсать без особых на то оснований. Нил Фэллон сказал мне, что Энди приезжал к нему месяц назад, сообщив отцу, что он гей. И Майк не слишком хорошо к этому отнесся.
— По времени это совпадает с его угнетенным состоянием?
— Да. Так что все-таки попахивает самоубийством. Кроме того, парни, которые работали на месте происшествия, не обнаружили ничего необычного.
— Если не считать кучи гомосексуальной порнографии и разных игрушек для геев, — заметила Лиска. — Типпен передал мне, что вчера вечером в “Патрике” сплетничали об этом. Как ты думаешь, кто мог распустить такие слухи?
Ковач нахмурился:
— Кто же, как не эти три придурка, которых мы там застали. А где ты так рано успела повидать Типпена?
— В “Кофе Карибу”. Он каждое утро пьет там кошмарный двойной эспрессо.
— Настоящие копы всегда пьют скверный кофе из треснутой кружки. Это традиция.
— Традиция — это Рождество, — возразила Лиска. — Пить скверный кофе совсем не обязательно. Меня беспокоит сексуальный аспект дела. Что, если Энди Фэллон был садомазохистом? Допустим, он и его дружок проделывали эротические трюки с веревкой, что-то пошло не так, Фэллон задохнулся, а партнер в панике сбежал. В любом случае его можно обвинить как минимум в преступном бездействии.
— Я тоже об этом думал, — сказал Ковач. — Вчера вечером я побывал у Тома Пирса. Он производит впечатление человека, у которого совесть нечиста.
— Что он говорил?
— Почти ничего. Нам помешала его невеста — красотка-адвокат мисс Джослин Деринг.
— Деринг? — Брови Лиски поползли к челке. — Она имеет отношение к фирме “Дэринг — Лэндис”?