Однако Филипп проявил выдержку и умолчал об Алисии. Джоанне, конечно, было любопытно узнать, как разрешится эта коллизия, но она тоже понимала, что при Филиппе не следует заводить речь об Алисии.
На сей раз гроза миновала, однако Ричард прекрасно осознавал, что Филипп не даст ему спуску и при удобном случае все равно заговорит о помолвке своей сестры. Хоть они и друзья, интересы семьи превыше всего.
Занервничав, Ричард торопливо сказал, что он не покинет Мессину, пока не договорится с Танкредом насчет приданого Джоанны.
— Тогда тебе придется здесь задержаться, — предупредил Филипп.
— Но не могу же я позволить этому стяжателю владеть моим добром!
— По-моему, ваш брат так увлечен добыванием денег, — полушутливо произнес Филипп, обращаясь к Джоанне, — что даже готов уступить мне почетное право взять приступом Аккру!
— Не надейся, ты без меня не справишься, — усмехнулся Ричард и поспешил вежливо добавить: — Как, впрочем, и я без тебя. Все в один голос твердят, что город прекрасно укреплен.
— Если мы еще немного промешкаем, начнется зима.
— Я все понимаю, но Танкреда надо поставить на место!
Филипп раздраженно передернул плечами и принялся демонстративно беседовать только с Джоанной — рассказывать ей о малютке Людовике и о том, что он, Филипп, всей душой рвется домой, опасаясь, как бы без него государственные дела не пришли в упадок, а с другой стороны, жаждет возглавить войско и повести его войной на неверных.
— Когда я собирался в этот поход, — объяснил он, — моя королева была жива и здорова. Я рассчитывал оставить на нее и государство, и нашего сына. Но меня постигла тяжелая утрата.
Джоанне не нужно было долго объяснять, что чувствует человек, потерявший любимую супругу. Она сама несколько месяцев назад лишилась мужа.
Филипп и Джоанна увлеклись задушевной беседой. А когда короли наконец удалились, слуги принялись перешептываться: дескать, французский правитель явно очарован королевой Сицилии. И, может быть, из этого что-то выйдет? Ведь они оба недавно овдовели…
* * *
Пока Ричард дожидался возвращения приданого Джоанны, его солдаты начали бесчинствовать. Среди сицилийцев было немало тех, в чьих жилах смешалась европейская и сарацинская кровь. Это были горячие головы, и, обладая таким характером, они вспыхивали словно спички и по малейшему поводу лезли в драку. Им не нравилось видеть на своей земле чужестранцев.
Еще перед приездом Ричарда на Сицилию между крестоносцами и местными жителями начались ссоры. А поняв, что Ричард выдвигает жесткие требования к их королю, сицилийцы возмутились еще больше. Ричард понимал, что дело может кончиться открытым мятежом, и изо всех сил старался избежать опасного исхода.
Он сказал Филиппу, что намерен установить в войсках строжайшую дисциплину. Солдаты должны бояться своих командиров. Однако Филипп с ним не согласился.
— Вдали от родины, в тяжелых походных условиях людям надо делать поблажки, — заявил он.
— Вздор! — воскликнул Ричард и приказал соорудить напротив дворца виселицу. — Пусть все знают, что их ждет, ежели они будут безобразничать. Я не пощажу того, кто нарушит закон!
Перед ним все трепетали. Сицилийцы пугали Ричардом малых детей, говоря:
— Смотри! Будешь плохим — тебя заберет король Ричард.
Именно тогда он получил прозвище Лев. А французского короля, напротив, прозвали Агнцем.
Но, несмотря на суровость Ричарда, беспорядки продолжались. Горожане жаловались, что крестоносцы соблазняют их жен и дочерей, нагло хозяйничают в Мессине.
Филипп считал, что надо поскорее уезжать, но Ричард отказывался даже думать об отъезде, пока Танкред не выполнит его требования. Он был настроен весьма решительно и заявлял, что, если Танкред не вернет ему приданое, он пойдет на него войной.
Пристально следивший за развитием событий Филипп знал, что Альенор только и ждет, когда сын ей прикажет привезти к нему Беренгарию. Филиппа забавляло, что Ричард не торопится жениться на наваррской красавице. Его гораздо больше интересовали переговоры с Танкредом. Хотя, может быть, все дело в злополучной помолвке? Любопытно, умудрится ли Ричард разорвать узы, связывающие его с Алисией? Филипп не сомневался, что Ричард никогда не согласится обвенчаться с Алисией. И в глубине души не осуждал его. И правда, только дурак захочет жениться на женщине, которая была любовницей его отца и прижила от него ребенка…
Но с другой стороны, они ведь обручены!
Создался порочный круг. А потешнее всего было то, что Ричард не торопился вступить в брак ни c Алисией, ни с Беренгарией.
На самом деле он вообще не хотел жениться. Ему гораздо милее было отправиться в Аккру… с Филиппом.
* * *
Получив отказ Танкреда вернуть приданое Джоанны, Ричард впал в бешенство.
— Его нужно хорошенько проучить! — воскликнул он.
Филипп, находившийся в тот момент при Ричарде, предостерегал его от опрометчивых шагов, однако Ричард, разгневавшись, не склонен был проявлять осмотрительность. Танкред бросил ему вызов, и он за это поплатится!
Не внявши совету Филиппа, Ричард собрал войска и завладел крепостью и монастырем, который был намерен превратить в склад. Пусть поостерегутся впредь оскорблять короля Англии!
Напряжение росло. Крестоносцы Ричарда уже чувствовали себя завоевателями города. Они громили рынки, совершали насилия над женщинами, грабили местных жителей и вообще вели себя так, что в любую минуту в городе мог грянуть взрыв. Солдаты считали, что, раз они направляются на священную войну, Господь отпустит им любые грехи.
Сицилийцы же, естественно, не пожелали терпеть издевательства чужаков, и очень скоро разразился бунт. Началось все с пустяка: какой-то крестоносец взял у рыночной торговки хлеб и отказался заплатить. Она попыталась вырвать у него буханку, закричала, к ней на помощь подоспели соседи… Искра мятежа мгновенно подожгла город. Сицилийцы, вооружившись кольями и камнями, восстали против англичан. Крестоносцы не остались в долгу и, не дожидаясь приказа Ричарда, атаковали город.
Узнав о происходящем, король попробовал остановить войска, но солдаты уже распалились, и Ричарду довольно долго не удавалось призвать их к порядку.
Наконец войска прекратили бесчинствовать, однако теперь уже рассвирепевшие сицилийцы не желали униматься и готовились напасть на лагерь англичан.
Тогда Ричард сам встал во главе войска и привел своих людей обратно в город. Но этого ему показалось мало! Наглые сицилийцы посмели угрожать его солдатам? Что ж, он их как следует проучит!
И Ричард пошел на приступ.
Схватка была ожесточенной, Ричард потерял в бою пять рыцарей и двадцать тяжеловооруженных всадников. Когда крестоносцы увидели трупы своих соотечественников, они совсем потеряли головы и принялись крушить на своем пути все без разбора. В ту ночь они напрочь позабыли о священной миссии, которую им предстояло выполнить, и, превратившись в распоясавшихся дикарей, дали волю самым низменным инстинктам. В городе начались грабежи и разбой, крестоносцы поджигали сицилийские суда.
А когда рассвело, все обнаружили, что на городской стене водружен английский флаг.
* * *
Проснувшись поутру, Филипп тоже увидел флаг и рассвирепел. Право, Ричард далеко зашел! Разве могут французы позволить, чтобы над городом, где их войска стоят на постое, развевалось английское знамя? Это же будет расценено как знак превосходства над французами!
Филипп срочно послал за Ричардом гонца на виллу Мушет. Но Ричард приехал не сразу. Его вид поразил Филиппа. Ричард был свеж и бодр; никто бы никогда не догадался, что он всю ночь напролет бился с врагами. Война явно была стихией Ричарда, он не выносил покоя.
— Наши дела очень плохи, — мрачно сказал Филипп.
— Ты так думаешь?
— Да, — Филипп подхватил Ричарда под руку и, подведя к окну, указал на английский стяг. — Это недопустимо.
— А по-моему, все чудесно. Впредь этим мерзавцам будет неповадно оскорблять меня и моих людей.
— Вот как? А у меня сложилось впечатление, что твои солдаты оскорбили их первыми.
— Уж очень они обидчивые, эти сицилийцы…
— Ричард, мы отправились на священную войну и не можем губить людей из-за всяких пустяков.
— Но нам необходимо передохнуть здесь. Мы должны починить корабли, пострадавшие во время штормов. И все христиане, которых мы встречаем на нашем пути, обязаны оказывать нам поддержку. Те же, кто отказывается это делать, становятся для нас врагами.
— Ты всегда был скор на расправу. Иногда мне даже кажется, что ты видишь в войне смысл всей своей жизни.
— Я солдат, Филипп.
— И порой склонен забывать о том, что ты еще и король. Я же помню об этом ежечасно, ежеминутно. А посему считаю, что ты должен немедленно убрать со стены английское знамя.
— Нет, оно останется там!
— Не упрямься, Ричард.
— Но я должен показать Танкреду, что со мной шутки плохи! Если он не отдаст мне приданое Джоанны по-хорошему, я отберу его силой и порабощу остров. Никто не смеет безнаказанно оскорблять короля Ричарда!
— Танкред тут ни при чем. Твои солдаты повздорили с местными жителями. Вас здесь не любят, и, между прочим, за дело. Разве тебе понравилось бы, если бы у тебя на родине хозяйничали чужестранцы?
— Эти негодяи попытались напасть на мой лагерь!
— Да, но почему? Потому что твои орлы сделали их жизнь невыносимой. Они обирали рыночных торговцев, обижали женщин… Короче говоря, убери флаг со стены!
— Это приказ?
— Да.
— Интересно, с каких это пор король Франции отдает приказы королю Англии?
— Я приказываю не королю Англии, а герцогу Нормандскому, моему вассалу, который когда-то присягнул мне на верность.
— Это нечестно!
— Отчего же? Я в своем праве, Ричард. Мы затеяли с тобой нелегкое дело, друг мой. Дело, которое требует от нас огромного мужества. Не испытывай мое терпение. Ты же понимаешь, здесь много французских солдат. Неужели они смирятся с тем, что над островом развевается английский флаг?
— Но англичане водрузили его в знак победы! Мы выиграли бой.
— Который вам затевать-то не следовало. Ты чересчур несдержан, дорогой Ричард. Как я ни пытался тебя образумить в… былые дни, все без толку.
Ричард сердито отвернулся от Филиппа. Английского короля покоробили напоминания о прошлом, когда для него было наивысшим наслаждением ездить с французским монархом на верховые прогулки, подолгу беседовать с ним и спать в его постели.
Вернувшись на виллу, Ричард созвал своих советников. Они знали о его визите к королю Франции и о том, что породило разногласия между монархами.
— Столкновение между нашими и французскими солдатами, — сказали советники, — может иметь роковые последствия. А пока английский стяг развевается над городом, нам не договориться с Филиппом.
— Ну и пусть! — вскричал Ричард. — Я не собираюсь менять своих решений. Танкред должен зарубить себе на носу: если он не выполнит моих требований, я возьму приступом весь остров!
— Все это прекрасно, милорд, но вы не учитываете, что на острове есть еще и французы. Вдруг Танкред обратится к ним за помощью и получит ее?
— Филипп не станет сражаться со мной.
— Он велел вам снять флаг и, если вы не подчинитесь ему, будет вынужден прибегнуть к силе, дабы сохранить свое лицо. Милорд, вы явились сюда для того, чтобы воевать не с французами, а с неверными. И если будете упорствовать, все ваши усилия могут пойти прахом.
Ричард немного поостыл. Видя это, один из друзей вызвался провести переговоры с королем Франции. Ричард скрепя сердце дал согласие.
Филипп, которому не хотелось отталкивать от себя Ричарда, проявил уступчивость. Ему не терпелось поскорее уехать с Сицилии, где все у них почему-то шло наперекосяк. Филипп понимал, что Ричард уронит свое достоинство, если прикажет снять со стены английский флаг. А посему предложил водрузить над городом второе знамя — французский стяг с золотыми лилиями. Ключи от города, которыми завладел Ричард, Филипп посоветовал передать рыцарям ордена тамплиеров, а насчет приданого Джоанны сказал, что постарается убедить Танкреда не испытывать терпения английского короля.
Все сочли его предложения разумными, и мудрому Филиппу удалось спасти войско крестоносцев, оказавшееся на волосок от гибели из-за горячности Ричарда.
* * *
Поняв, что ему больше не удастся отклонять требования Ричарда, Танкред предложил встретиться и поговорить о приданом Джоанны. Результатом этой беседы стали двадцать тысяч унций золота. Танкред считал, что королю, идущему войной на сарацинов, куда важнее иметь горы звонких монет, чем золотой стол. Ричард с ним согласился, и они ударили по рукам. Договорились короли и о наследстве, которое покойный Вильгельм оставил Генриху Плантагенету. Ричард вполне законно претендовал на него, поскольку являлся сыном и наследником Генриха.
Танкред сказал, что мечтает удачно выдать замуж свою дочь. И если Ричард предложит ей хорошего жениха, к его наследству можно будет присовокупить приличное приданое, так что сумма увеличится на двадцать тысяч золотых унций.
Сорок тысяч золотом!
У Ричарда заблестели глаза.
— Если я умру бездетным, — сказал Ричард, — английский престол перейдет к моему племяннику Артуру Бретанскому. Он сын моего покойного брата Джеффри, который был старше Джона, и хотя наш отец ввел Джона в заблуждение, пообещав трон ему, закон будет на стороне Артура. Пока Артур жив, Джон не имеет права на престол, и это будет оговорено в моем завещании. Так вот, я готов обручить вашу дочь с моим племянником Артуром.
Танкред пришел в восторг. Его более чем устраивало такое разрешение спора с Ричардом. Конечно, придется раскошелиться, но это все-таки лучше, чем потерять остров. И потом, Артур — блестящая партия для его дочери. Если у Ричарда не будет детей, то после его смерти она станет английской королевой. А ведь про Ричарда ходят упорные слухи, что он не интересуется женским полом. Хотя… кто знает? Скорее всего Ричард исполнит свой долг — женится и постарается произвести на свет наследника. Танкреду, как и всем прочим, было известно про помолвку Ричарда с принцессой Алисией и про принцессу Беренгарию.
Странная история… Ричард и Филипп так близки, но при этом Ричард явно норовит расторгнуть помолвку с сестрой английского короля, не торопясь, однако же, обвенчаться с Беренгарией.
Танкред очень надеялся, что его дочери удастся стать королевой Англии, поскольку Ричард так и не оставит потомства.
После благополучного разрешения вопроса с приданым Ричард приказал своим людям вернуть награбленное добро мессинцам. Солдаты ворчали, но ослушаться Ричарда не посмел никто. Филипп предложил Ричарду встретиться при большом стечении народу и на виду у всех поклясться в нерушимой дружбе. Пусть все знают, что они и сами не будут ссориться, и между своими солдатами не допустят распрей. Эта встреча разрядила напряжение, царившее в последние дни на острове.
Уладив дела с Танкредом, Ричард выразил готовность немедленно двинуться в путь, но море нещадно штормило, и непогода удерживала крестоносцев на Сицилии.
— Вот что бывает, когда промешкаешь, — пенял другу Филипп. — Надвигается зима. Разве можно сейчас отправляться в море? Придется ждать до весны.
Ричарду пришлось признать его правоту. Он все еще не отваживался заговорить с Филиппом о Беренгарии, которая ждала его в Неаполе. Да и как было заговорить о ней, если Филипп еще не дал согласия расторгнуть помолвку с Алисией?
* * *
Когда стало ясно, что они будут зимовать на Сицилии, Ричард приказал построить себе деревянный замок, который обставил с большим шиком. Он любил принимать там короля Франции. Они давали пиры, устраивали друг для друга развлечения, и, видя это, английские и французские солдаты тоже старались жить в мире, ибо понимали, что их распри разгневают королей.
В ту зиму люди часто вспоминали строки из Откровения Иоанна Златоуста, в которых говорится, что однажды Лев и Агнец возлягут рядом.