— Самая твердая материя в природе, — автоматически закончил за него Конор.
— Самая твердая материя в природе, — по инерции повторил Биллтоу и, нахмурившись, ударил Конора в висок. — Нечего подсказывать мне то, о чем я должен сообщить тебе. Отвратительная привычка, и я с удовольствием выбью ее из тебя.
Конор кивнул, не обращая внимания на боль от удара — как и на все остальные неприятные ощущения в теле.
— Вот это, — с гордостью продолжал Биллтоу, кивнув на маленький инструмент в форме трезубца, — Вилка дьявола. Изобретена Артуром Биллтоу на этом самом острове больше двадцати лет назад. Красиво, правда? С тех нор я могу не беспокоиться о том, чтобы заработать на кусок хлеба, до конца своих дней. Плюс сам маршал Бонвилан даровал мне дом на Большом Соленом. Инструмент… это… как его… раз…
— Раздвижной, — подсказал Конор.
У него мелькнула мысль, что если Биллтоу даже не в состоянии выговорить это слово, то вряд ли он изобрел раздвижной инструмент. Скорее украл идею у какого-нибудь заключенного.
— Точно, раздвижной. Так и вертелось на кончике языка. — Биллтоу вытащил инструмент из держателя и повернул несколько колец, удлинив вилку с двадцати сантиметров до одного метра. — Теперь можно засунуть эту маленькую красавицу в любую трещину и подцепить застрявший там камень. Изумительно, правда?
Конор уже понимал достаточно, чтобы кивнуть, хотя вряд ли в книгах могли назвать раздвижную вилку изумительной. Тем не менее она была практична и умно придумана; это свидетельствовало о том, что, столкнувшись с хорошей идеей, Бонвилан в состоянии оценить ее.
— Значит, все, что ты должен делать, Соленый, — это подплыть под колокол и нырять за алмазами, пока твоя смена не кончится. Складывай их в свой мешочек и приноси наверх. Просто, как хлебный пудинг. Естественно, мы обыскиваем всех ныряльщиков. И если мы обнаружим хоть один камень не в мешочке, то я найду на острове самого крупного быка-охранника и он выбьет из тебя склонность к воровству. Я понятно объясняю, солдатик?
Конор кивнул, задаваясь вопросом, насколько близка Труба к открытому морю.
И снова Биллтоу продемонстрировал способность «читать» мысли Конора.
— Конечно, ты станешь думать, что сумеешь отсюда уплыть. Соблазн вырваться на свободу может оказаться слишком силен. И возможно, у тебя это даже получится — заметь, в этом случае ты будешь первым. Люди и посильнее тебя предпринимали такие попытки. Но и спустя десятилетия мы все еще находим в яме прибитые волнами тела. И знаешь что? Они все выглядят одинаково. Покойники.
Конор подтянул пояс вокруг талии, застегнул его плотно, на последнюю дырку. Он не видел способа уклониться от поставленной перед ним задачи. В греческой мифологии, когда герои сталкивались с испытаниями, которые оказывались непомерными, они терпели все со стоической решимостью, но не сдавались. Конор не ощущал в себе ни грамма подобной решимости; все его ощущения сводились к полному изнеможению. И даже если он не сдастся, какая его ждет награда? То же самое завтра утром и послезавтра тоже.
Биллтоу подбодрил его дружеским подмигиванием и самодовольно похлопал по свисающей с пояса кобуре пистолета. Конор погрузил ноги в воду, холод сразу же пронзил их, выдавливая из пальцев жизнь. У него вырвался невольный всхлип изумления, что вызвало громкий смех окружающих.
Привыкая к температуре воды, Конор бросил быстрый взгляд по сторонам в надежде обнаружить хотя бы одного человека, способного прийти на помощь, но встретил лишь враждебные взгляды. Это были грубые люди, оказавшиеся в очень суровой обстановке, где не оставалось сил на сочувствие. Если бы не форма, отличить охранников от заключенных было бы практически невозможно. Конор оказался в полном одиночестве. Всего четырнадцать лет, и уже совсем один, без направляющей руки отца, чего почти не случалось за всю его жизнь. И даже если бы здесь оказался Деклан Брокхарт, он, наверное, смеялся бы вместе с остальными. Эта мысль ударила больнее всего.
И все же, несмотря на это ощущение жуткого одиночества, было в Коноре Брокхарте что-то, не позволяющее ему сдаваться. Ум матери и мужество отца пустили сильные корни в его душе. Так или иначе, он вынесет все и выживет. Если Конор сможет вернуться в камеру и все еще будет дышать, этот американец, Линус Винтер, преподаст ему пару уроков о Малом Соленом.
«Выкинь все из головы, — сказал он себе. — Забудь родных, короля, Изабеллу. Забудь всех. Просто старайся уцелеть, чтобы настал день, когда можно будет думать о них».
Это было легче сказать, чем сделать, но Конор старался изо всех сил, глубоко запрятав свою боль и сосредоточившись на том, что было перед ним. Он сошел с края скалы и быстро погрузился в холодные, темные воды Малого Соленого.
На мгновение показалось, что холоднее просто быть ничего не может. Конор заколотил руками и ногами, не от страха, а чтобы хоть немного согреться. Он часто плавал у побережья Большого Соленого, однако воды, в которую он погрузился сейчас, никогда не касался благословенный луч солнца.
Конор открыл глаза и вперил взгляд в текучую тьму вокруг. Под собой он различал оранжевый шар, похожий на бледное во мраке космоса солнце.
«Колокол. Он не очень далеко. Нужно быть совсем уж плохим пловцом, чтобы не преодолеть такое расстояние».
Конор нырнул, сложив руки чашкой, чтобы лучше разрезать воду. Он всегда был хорошим пловцом, и почти сразу же оранжевый шар принял форму колокола; Конор мог даже разглядеть текстуру его поверхности. Это был пусть совсем крошечный, но успех, что отчасти успокоило его.
«Я не беспомощен. У меня еще остались силы».
Колокол мягко покачивался в полуметре от дна ямы; из множества крошечных отверстий вырывались пузырьки воздуха, похожие на нити жемчуга. Конор вцепился в изогнутый край колокола и поднырнул внутрь. Его усилия были вознаграждены — не едой или питьем, а лишь воздухом; зато каким воздухом! Конор вдохнул его столько, сколько позволяли легкие, не обращая внимания на запах резины и масляную пленку, мгновенно покрывшую горло и нос.
Дно находилось совсем рядом, и его поверхность под ногами Конора выглядела неровной, скользкой, ненадежной. Не самая подходящая обстановка для работы. Сам колокол в диаметре едва ли достигал трех метров и, покачиваясь в зависимости от силы и направления течения, ударял Конора то в локоть, то в плечо. Он сгорбился, защищая голову. Освещение было скудное, мерцающее.
Он поднял взгляд, но не смог разглядеть ничего, кроме мутных колеблющихся силуэтов. Люди? Скалы? Невозможно определить. Но потом один из этих силуэтов отделился от остальных.
Его охватил страх холоднее, чем морская вода, когда он увидел прыгнувшую в океан фигуру.
Поверхность воды, словно картинка-загадка, распалась на множество серебряных полумесяцев. Послышался всплеск, а следом за ним другой звук — смех, проникший сверху через воздуховод и похожий на хохот призрака. Мрачный, злобный, угрожающий смех.
Конора охватил неимоверный ужас.
«Выжить. Ты справишься. Выжить».
Потом что-то промелькнуло мимо иллюминатора. Бледная конечность, крепкая, мускулистая, рассекающая воду. И на предплечье, нарисованная точками, но различимая даже сквозь пенящуюся воду, татуировка, изображающая рогатого барана.
«Бараны, — подумал Конор. — Бараны здесь, на Малом Соленом, не для еды».
Фигура исчезла из иллюминатора, устремившись к нижнему срезу колокола. По меди зашлепали руки, вызывая какофонию дрожащих звонов под юбкой колокола, таких гулких, таких громких, что Конор мысленно взмолился, чтобы наступила тишина. Наверняка из ушей уже течет кровь. Потом под край колокола просунулись четыре толстых пальца, отсвечивая белым во тьме.
На каждом была вытатуирована одна-единственная буква, и, хотя они были перевернуты, Конор без труда узнал их. Б.О.Л.Ь.
Никаких сомнений, именно это он и прочел.
Крупный мужчина протащил себя по дну, безразличный к царапающим тело острым камням. Когда он встал внутри колокола, по его туловищу стекало больше десятка красных ручейков.
Внезапно у Конора возникло ощущение, что под колоколом совсем не осталось воздуха. Он попятился, пока не уперся спиной в холодный металл.
Конечно, тесное пространство создавало впечатление, что человек крупнее, чем на самом деле, но все равно в глазах Конора он выглядел великаном. Широко раскинув руки, он постукивал пальцами по меди колокола, словно это было огромное пианино. Мелодичные звуки плохо соответствовали ситуации. Что бы человек ни собирался делать, он явно не спешил. Потягивался то так, то эдак, трещал суставами шеи, костяшками пальцев и все время сохранял выражение безмятежного довольства. Его полуулыбка о многом сказала Конору: уверенность в собственной способности совершать жестокие поступки, воспоминания о прошлых актах насилия — и предвкушение новой возможности поработать руками.
Человек улыбался, демонстрируя желтые от табака зубы, но потом до него дошло, какого возраста Конор, и его улыбка увяла.
— Черт побери, ты же просто мальчишка! Что ты натворил? Соврал насчет своего возраста, чтобы попасть в армию? Так сильно рвался патрулировать на Стене? Ведь сейчас даже войны никакой нет.
— Вы «баран», — ошеломленно сказал Конор. — «Бараны» на Малом Соленом не для еды.
Человек нежно погладил свою татуировку.
— Да, некоторые называют нас «баранами», но более подходяще говорить «Убойные бараны». В этом названии суть нашего излюбленного способа делать Большое дело.
Конор понимал, что имеет в виду «баран». «Убойные бараны» были печально известной шайкой лондонских ирландцев, которые занимались контрабандой в портах от Лондона до Бостона, хотя в основном зарабатывали себе средства к существованию в качестве наемных головорезов.
Похоже, что этот «баран» нашел себе выгодную работенку.
— Ну ладно, — продолжал человек. — Мне уже уплачено, и я не люблю разочаровывать нанимателей, поэтому ты получишь свое, мальчик ты там или нет.
— Вы собираетесь убить меня? — спросил Конор.
Сейчас в замкнутом пространстве сгустился запах этого человека — смесь пота, крови, табака и несвежего дыхания.
Он расстегнул рубашку, обнажив татуировку на груди.
— Я могу убить тебя, и на счету моего нанимателя еще кое-что останется, потому что он заплатил мне три фунта.[69]
Конор прочел слова на бледной плоти человека:
Человек застегнул рубашку.
— Он заплатил мне три полных фунта, но сказал, что я должен растянуть их. Избивать тебя каждый день, пока деньги не кончатся. Но что значит избивать по отношению к такому щенку, как ты? Думаю, одного удара в день хватит. Может, через несколько недель мне это надоест и я надеру тебе уши, чтобы закрыть счет.
Конору просто не верилось, что он слышит все это. Человек рассуждал так профессионально, как… ну, скажем, кровельщик, обсуждающий свою работу.
— А что будет, если ваши расценки увеличатся?
Человек нахмурился.
— Ты имеешь в виду татуировку? Я никогда об этом не задумывался. Видимо, придется переписать заново. Здесь есть такой чудак Голуэй, который очень хорош с иголками. Ну, до завтра…
— Что? — недоуменно спросил Конор, но не успел закрыть рот, как огромный кулак начал свое движение по дуге, устремившись к его голове, словно пушечное ядро.
Последнее, что он увидел, были буквы Б.О.Л.Ь., но прежде, чем потерять сознание, успел услышать, как «баран» поет свою жестокую песню:
Мы колошматим,
Мы калечим,
Мы рубим,
Мы убиваем.
Для нас нет никаких пределов.
Плати — и мы замочим любого.
Если тебя загнали в угол,
Не заплатили долг
Или обмишурили —
Приходи к нам,
«Убойным баранам».
И потом весь мир вокруг стал водой, и Конор с радостью позволил течению унести себя.
«Может, на этот раз я не проснусь, — мелькнула мысль. — Хотел бы я никогда не просыпаться».
Однако он пришел в себя много часов спустя, Линус Винтер склонился над ним, с его пальцев капала зеленая мазь.
— Снова без подорожника не обойтись, — объяснил он. — Это становится привычным.
Конор закрыл глаза, опасаясь, что расплачется. И так лежал долго, тихо-тихо, глубоко дыша через нос, чувствуя холодную мазь на виске, куда ударил его великан, и на руке, где все еще жгло клеймо.
«Должно же это когда-то кончиться? Как долго разум в состоянии выносить эти пытки?»
— Ты спал почти двенадцать часов. Я сохранил твою порцию. А сейчас выпей немного воды.
«Вода».
Одно это слово заставило Конора полностью пробудиться. Горло пересохло от жажды.
«Основной инстинкт любого человека — выжить, — как-то говорил ему Виктор. — И, следуя этому инстинкту, он в состоянии вынести почти все».
— Воды… — прохрипел мальчик и приподнял голову, чувствуя, как по лбу стекает сок подорожника.
Винтер поднес к его губам грубую глиняную чашку и потихоньку влил в горло воду. Для Конора вода имела вкус жизни, и вскоре у него уже хватило сил самому держать чашку. Он медленно сел и испустил благодарный вздох.
— А теперь ты должен поесть, — сказал Винтер. — Нужно поддерживать силы. Любая болезнь здесь может убить тебя.
Конор засмеялся, нервно вздрагивая. Как будто ему угрожает смерть от болезни! «Убойный баран» получил три фунта за каждодневное избиение его; вот это Конор вряд ли переживет.
Винтер вложил в руку Конора неглубокую миску.
— Что бы ни случилось с тобой и что бы ни произошло в будущем, никакие молитвы не помогут тебе, если ты будешь слаб.
Конор уступил и взял кусок тушеного, уже остывшего мяса. Вряд ли это блюдо выглядело аппетитным, даже когда было горячим. Мясо жесткое, с большой прослойкой сала и пережаренными краями. Но мясо давало силы, а силы — это то, что ему понадобится, когда он снова окажется в колоколе наедине с безумным «бараном».
— Теперь, — сказал Винтер, — расскажи, что произошло сегодня. Тебя принесли сюда на доске. В первое мгновение я даже не мог нащупать пульс.
Конор с трудом жевал очередной кусок мяса, скользкий от жира и по вкусу похожий на резину.
— Они оставили меня в водолазном колоколе с одним из этих «Убойных баранов».
— Опиши его.
— Крупный такой. Просто огромный. Весь в татуировках. На костяшках пальцев Б.О.Л.Ь. и…
— Перечень расценок на груди, — закончил за Конора Винтер. — Отто Маларки. Он у них старший. Этот зверь избил столько людей, что и не сосчитать, а считать он умеет, в особенности когда речь идет о деньгах.
— Ему много заплатили, чтобы избивать меня каждый день. Вот как они хотят сломить меня.
— Простой, но эффективный план, — признал Винтер. — Поставить крупного человека избивать мелкого. Эта тактика срабатывала всегда, даже с Наполеоном.
Конор отпил еще воды. Теперь, когда ощущения вернулись, он чувствовал в ней привкус селитры.
— Должно же быть что-то, что я могу сделать.
Винтер задумался, приглаживая повязку на глазах длинными пальцами пианиста.
— Эта проблема важнее, чем все те неприятности, справляться с которыми я собирался научить тебя. С Маларки нужно разобраться, если хочешь выжить, юный Конор.
— Да, но как?
— Тебе нужно отдохнуть. Ложись и вспоминай свои сильные стороны. Используй все, чему тебя когда-либо учили. У тебя наверняка бывали мрачные часы, когда ты лелеял мечты о насилии; сейчас самое время припомнить их. У тебя должны быть таланты; ты высокий, сильный мальчик.
— Ну, допустим, у меня есть таланты. И что тогда? — спросил Конор.
— Еще один простой план. Даже древнее первого. При следующей встрече с Маларки ты должен немедленно убить его.
«Убить его!»
— Не могу. Я никогда…