— А кто он? — спросил пересохшим горлом Кузин. — Я его знаю?
— Наверное, знаешь, — ответили из-за спины, — но мы тебе ничего не скажем, пока ты не поможешь нам. Ты понимаешь, что нам надо помочь?
Виталий прекрасно понимал, что последует за отказом от «помощи». Он кивнул.
— Да, — сказали сзади, — не надо никому говорить о нашем разговоре. Ни Шувалову, ни милиции, ни ЧОПу на элеваторе. Понимаешь?
Кузин снова согласно кивнул.
— Понимаешь, — прозвучал мягкий голос, — какое тебе дело до Шувалова? Кто он тебе? Разве он интересуется твоими проблемами? Какое тебе вообще дело до «Деметры», до элеватора? А вот о собственной безопасности, о чести семьи подумать как раз стоит.
— Я понимаю, — хрипло проквакал Виталий.
Холодный пот уже начал затекать ему в глаза, но он боялся даже пошевелиться, чтобы смахнуть каплю.
— Вот и хорошо, — опять промурлыкал мягкий голос. — А теперь слушай, что ты должен сначала сделать. Хорошо запоминай.
Павел Веретенников.
За время вынужденного затворничества Паша по-настоящему озверел.
Первые недели он тупо пил, заглушая страх, и омерзение от того места, где ему приходилось существовать. Особенно убивал запах. Паша ощущал себя каким-то бомжом.
Но даже будучи сильно пьяным, он не позволял себе особо высовываться. Чувство самосохранения работало где-то на уровне подкорки.
Потом пить ему просто надоело. Да к тому же заехал Колян, посмотрел на Веретенникова, и очень жестко предупредил, что если тот не бросит пить, и не приведет себя в порядок, то Колян «умывает руки». Он сказал, что Паша нужен ему для больших дел, поэтому он должен набирать физическую форму и тренироваться в метании ножа. Через неделю он приехал еще раз — с настоящим арбалетом. (Черт его знает, где он его достал, но тот явно был сделан не кустарно).
— Вот, — сказал Колян. — Оружие бесшумное, поэтому можно тренироваться даже здесь. Только так, чтобы никто не видел. Времени у тебя море, учись. Чтобы стрелял так — каждый выстрел — в яблочко.
Когда Колян начал перечислять достоинства оружия, у Паши глаза вообще полезли на лоб.
— Исключительно тихо, — вещал Колян. — Соприкасающихся металлических частей нет, поэтому лязга при выстреле нет. Выстрел — убойнее, чем пуля. На дистанции до ста метров точнее и кучнее, чем большинство пистолетов. Ну, если ты, конечно, освоишь это оружие. Убойное действие — до ста пятидесяти метров. Здесь — специальные наконечники. Если даже не убьет сразу, то все равно дальнейшее существование объекта будет сильно затруднено. Берет даже броники — если там нет стальных или керамических пластин. Этот экземпляр, что я тебе принес, довольно легкий, складной, (Колян показал, как складывать), и вот еще тебе оптический прицел. В общем, оружие спецназа… Сколько я заплатил, и как достал — тебя не касается. Там уже нет, короче. Но если ты его потеряешь, (разумеется, Колян употребил гораздо более крепкое словцо), я тебя сам убью. Понял?
Паша потрясенно кивнул.
Колян уехал, а Веретенников взялся за оружие. В сумерках он обошел окрестности, и нашел небольшую полянку, пробираться на которую нужно было через такой бурелом, что любители отдыха на природе туда точно не сунулись бы ни при каких обстоятельствах.
Паша несколько раз до крови ободрался, зато был очень рад, что обнаружил такое удобное и скрытое место. В ширину оно было метров шестьдесят, так что для тренировки расстояния хватало.
С этого дня жизнь Веретенникова изменилась. Он вообще перестал квасить, чем поверг в большое расстройство хозяина хибары. Зато начал каждый день заниматься физическими упражнениями, метал нож, и стрелял из арбалета. Так как больше ему заниматься было вообще не чем, то через месяц он достиг больших успехов.
Когда Колян приехал в следующий раз, то Паша отвел его на поляну. Правда, Колян был очень зол, что его заставили тащиться через почти непроходимый кустарник, поэтому он вырвал из записной книжки листок бумаги, пришпилил его булавкой к дереву, и потребовал попасть из арбалета с другого конца поляны.
— И попробуй не попади, — пригрозил он.
Паша несколько напрягся, но рука не дрогнула — стрела пригвоздила листочек к коре.
Колян, который все поглаживал оцарапанные руки, заметно смягчился.
— Ладно, прощаю, — сказал он с хмурой улыбкой. — Продолжай в том же духе. Каждый день. Скоро у меня будет для тебя дело.
— Какое дело? — с тревогой спросил Паша.
Ничего хорошего от Коляна он не ожидал.
Колян огляделся вокруг, обнаружил ствол поваленного дерева; уселся на него сам, и пригласил присесть Пашу.
— Понимаешь, Паша, — доверительно сказал он. — Пока ты тут прятался, у нас в районе произошли очень большие перемены. Ты в курсе, что у нас элеватор больше не Хрущу принадлежит?
— Нет, — удивленно протянул Паша. — А что случилось? Он его продал?
— Если бы продал, — усмехнулся Колян, — нет. Отобрали.
— Кто? — Паше еще больше поразился.
— Тебе знакомо такое слово — рейдеры?
— Знакомое слово. Я где-то уже это слышал, но…
— Понятно. Короче, это такие люди, которые специально занимаются отъемом собственности. Дают взятки, угрожают, подделывают документы. А потом раз — и твоя фирма тебе уже и не принадлежит. В общем, рейдеры из города сделали нашего Хруща одной левой.
— И что теперь?
— Что — что… Плохо теперь все. Наших с элеватора увольняют, городские приехали, борзеют, бабло в город вывозят… Гнобят, короче, наших.
Паша раскрыл рот от таких новостей:
— А как же теперь Максимовский наш будет?
Колян состроил постную физиономию:
— А кто теперь знает? Захиреет наш городок. Разбегутся люди, кто куда.
Паша вспомнил о родителях, работающих на элеваторе… Но тут взгляд его упал на арбалет, лежащий рядом, и изумление как ветром сдуло. «Это все ужасно», — подумал он. — «Но Колян-то по мою душу зачем приехал? Я-то причем тут? Что он для меня уготовил»?
— В общем, Паша, — притворно вздохнул Колян, — надо бороться. И тебе придется поработать.
Тут он пристально уставился Веретенникову в глаза. Взгляд у Коляна был острый, угрожающий… Беспощадный был взгляд. У Паши мурашки по коже побежали. Одним взглядом Колян дал понять, что никакого выбора у Веретенникова нет, и что в противном случае за дальнейшую Пашину судьбу никто и ломаного гроша не даст.
— Я понимаю, — кивнул Паша. — Я готов. Что надо делать?
— Ты будешь «наконечником» нашего копья, — высокопарно сказал Колян. — Ты у нас самый боевитый, и терять тебе, честно говоря, уже нечего.
Понизив голос, он добавил:
— Менты обещали тебя грохнуть при задержании. В отместку за своего кадра.
У Веретенникова сразу пересохло в горле, взгляд его потух. Но Колян чутко уловил этот момент.
— Не парься, Паша! Отобьем элеватор обратно, у тебя будут деньги. Хрущ дает очень большую сумму. Потом я тебе сделаю новый паспорт, и можешь ехать на все четыре стороны. С новыми документами и деньгами сможешь начать совсем новую жизнь. В институт, например, поступишь… Может быть.
— Только смотри, не пей больше ничего и никогда, — лукаво подмигнул Колян. — А то у тебя крыша слабая, опять во что-нибудь влипнешь. Снова зарежешь кого-нибудь.
— Так что мне все-таки делать надо? — сухо спросил Паша, который уже, честно говоря, устал от потока негативной информации.
Колян снова стал серьезным и хищным:
— Будут цели, ты их будешь валить.
— Как киллер, что ли? — хмуро ухмыльнулся Паша.
— Да, — последовал короткий ответ.
Колян встал, отряхнулся:
— Мне пора. Короче, тренируйся, готовься, не попадайся никому на глаза. Это в твоих личных интересах.
Они пролезли обратно через дебри; Колян снова ободрался, и поэтому ушел к машине злой и матерящийся.
Паша медленно побрел в свою хижину. Ему страшно захотелось напиться.
Павел Александрович Грачев.
Павел Александрович чувствовал себя, как герой дешевой мелодрамы. Хотя нет, не очень дешевой.
Ему казалось, что интрижка с Катей уже начинает выходить ему боком.
Ситуация была такова.
Видимо, практически вся контора теперь знала, кто такая Катя, и кто она для Грачева. Что думали по этому поводу сотрудники, Павлу Александровичу было неизвестно, впрочем, его это не сильно заботило.
Гораздо интереснее был другой вопрос — знает ли жена? Пока она молчала, и можно было подумать, что она ни о чем не подозревает. Но что-то подсказывало Павлу Александровичу, что это совсем не так. То ли ее излишнее спокойствие, то ли чуть более чем естественное увлечение собственными делами. Супруга постоянно была занята: она посещала салоны, бутики, плавала в бассейне, занималась детьми и довольно часто ездила к маме.
Насколько Грачев знал свою тещу, женщина она была прагматичная, а скорее сказать, циничная. Может быть, она и посоветовала дочери вести себя спокойно. Павел Александрович как будто бы даже слышал ее слова у себя в ушах.
«Ну, есть у него любовница. Бывает… Он человек теперь богатый, у них свои заморочки. Но ты помни — любовницы приходят и уходят, а жена остается. Не нервничай, не подавай виду. Не ставь его перед выбором. Он молчит — и ты молчи. Она ему надоест, он ее бросит. А ты как была законной женой, так и дальше будешь. И о детях подумай».
Но даже и этот вопрос был не такой животрепещущий, как вопрос о том, что делать с Катей?
Хотя он обеспечил ее и жильем, (пусть временным), отличной машиной и хорошей работой, все же как-то она ухитрялась дать понять, что этого для нее мало. Она, правда, молчала по поводу желания выйти замуж, зато потребовала для себя большей свободы.
Павел Александрович был вынужден согласиться. Он не мог позволить себе ездить с Катей по ночным клубам. Поэтому ему пришлось согласиться, чтобы она ездила туда одна. Он не рискнул организовать за ней негласную слежку, и все же ему казалось, что теперь в ее постели бывает не только он. Более того, ему начало казаться, что она кое-что употребляет. И это даже не алкоголь.
При этом кто-то из коллег как-то заметил ему, (выражая беспокойство о молодом сотруднике; хотя, видимо, имелось в виду, что это Самый Главный Молодой Сотрудник), что видел Катину машину на трассе. Она неслась так, что даже отвязные водители «Деметры» были в шоке. А так как Катя была явно не Шумахер, то это могло плохо кончиться. Тем более, что девушка почти каждый день ездила из города на элеватор и обратно, а это было почти девяносто километров только в одну сторону.
Все это начинало Павла Александровича утомлять, но… Но отказаться от Кати он не мог.
Когда он все-таки оставался с ней наедине, и оказывался в ее постели, (хотя это было сейчас гораздо реже, чем бы ему хотелось), то к нему словно ненадолго возвращалась молодость. Это ощущение омоложения стоил дорого.
Не сравнить же Катю с женой! К счастью, последняя совсем «забила» на секс, и спали они с мужем в разных спальнях. Кстати, Павла Александровича это вполне устраивало. На всякий случай, он часто жаловался, что сильно устает на работе, и этого вполне хватало для «отмазки».
Наконец, случилось то, чего Грачев очень опасался.
Поздно вечером у него зазвонил сотовый телефон. Ничего необычного, если не считать, что это был особый телефон. Его номер знали только избранные.
— Паша, — раздался возле уха Катин голос. — Я в большой беде.
Пребывавший в полусонном состоянии Грачев сразу выпрямился. В груди забухало сердце. Кровь ударила в голову.
— Что случилось? — спросил он.
— Я человека сбила, — потеряно сказала Катя.
— Насмерть? — уже пытался оценить масштабы бедствия Павел Александрович.
— Не знаю… Вроде бы нет. Он лежит, стонет.
— Ты сейчас где?
— На перекрестке Автодорожной и Калинина.
— Хорошо. Стой там, никуда не уходи и не уезжай! Не давай никаких показаний! Жди меня.
Грачев судорожно одевался. «Ведь предупреждали же»! — скрипел он зубами. — «Допрыгалась»!
На шум выскочила жена, и выглянули дети.
— Что случилось?
Павел Александрович цедил сквозь зубы:
— В аварию попал наш сотрудник. Нужно помочь.
— А кто?
— Ты его не знаешь.
— Обязательно тебе ехать?
— Да, мне, — прорычал Грачев.
Он понимал, что когда он вернется, то супруга потребует подробного отчета, но сейчас было не до этого.
По дороге к машине он позвонил директору ЧОПа, попросил его что-нибудь предпринять. Тот, в свою очередь, по своим каналам начал звонить гаишникам.
До места происшествия было недалеко, и Грачев успел туда практически первым. Он сразу узнал машину, которую подарил Кате — она стояла на «аварийках», а рядом застыла фигурка самой девушки.
Павел Александрович остановил машину, вылез, и бросился к ней. Она обернулась, узнала его, и кинулась ему на грудь. Грачев крепко прижал ее к себе, шепнул — «Все будет хорошо» — но потом аккуратно оторвал девушку от себя, и зашел за машину. На дороге лежал мужчина, он был без сознания.
Грачев наклонился над ним, тот еле заметно дышал.
Проезжающие мимо автомобили замедляли ход, потом ускорялись. Никто не остановился, никому не было дела.
«Это даже хорошо», — подумал Павел Александрович, — «меньше шуму и внимания. Хорошо бы, если бы пьяный и бомж».
Но мужчина был нормально — не броско, но добротно одет — от него не несло алкоголем, и самое противное — рядом был пешеходный переход. А вот от самой Кати, как тревожно обратил внимание Грачев, попахивало.
— Скажи мне честно, ты пила? — спросил он у нее, настойчиво заглядывая ей в глаза.
— Не… немного, — сумела она из себя выдавить.
— Черт! — вздохнул Грачев.
В этот момент подъехала ДПС. И, к счастью, машина директора ЧОПа. Он вышел не один, а с каким-то упитанным господином. Директор ЧОПа представил их друг другу. Господин оказался полковником МВД.
Он поговорил с прибывшими гаишниками, а потом подошел к Грачеву и чоповцу.
— У пострадавшего был при себе паспорт, и пропуск на мясокомбинат. Рядовой инженер.
— Понятно, — протянул чоповец, — тут же мясокомбинат рядом. С работы, наверное, шел.
Втроем они довольно быстро обсудили ситуацию, и набросали схему действий.
Было решено, что терпила перебегал проезжую часть на красный свет. (А в данном месте несознательные граждане частенько кидались через дорогу, не дожидаясь разрешающего сигнала, что придавало версию большую правдоподобность). Девушка ни при чем, освидетельствовать ее никто не будет. Директор ЧОПа должен был найти «свидетеля» автопроисшествия. («Найду», — заверил тот).
Грачев заверил полковника, что он будет помнить об услуге, и что за ним «не заржавеет».
Они еще покурили немного, подождали, пока приедет скорая, а гаишники закончат оформление бумаг.
За это время из офиса прибыл охранник. Он должен был забрать машину Кати, и отогнать ее в ремонтную мастерскую «Деметры». А Катю домой повез сам Грачев.
Когда они уже направлялись к ее дому, Павел Александрович все-таки спросил:
— Катя, скажи мне честно, как это было?
— Я, наверное, на секундочку отключилась, — медленно проговорила она. — Я ехала, а потом сильный удар, я нажала на тормоз, меня даже немного развернуло…
— Ты видела сигнал светофора?
Последовала долгая пауза.
— Нет, — наконец ответила она. — А это очень важно?
— Нет, вообще-то совсем не важно, — мрачно ответил Грачев.
Виталий Кузин.
Виталий жил в постоянно напряжении. Как говорится, нет такой плохой ситуации, которая не могла бы стать еще хуже. «Ну почему это все свалилось именно на меня»? — думал он.
Жена продолжала погуливать, но теперь Виталий уже не так трагически к этому относился. Вообще, любовь давно прошла, и он, может быть, уже и подал бы на развод, но чувствовал, что лучше пока этого не делать. Это могло не понравиться бандитам, а рисковать он не собирался.
Пока он регулярно оставлял письменные донесения в своем почтовом ящике, и кто-то также регулярно их оттуда забирал.