— Как ни странно, знаю. Он учился со мной на первом курсе в медицинском колледже при больнице святого Фомы. Довольно приятный тип. Для него, конечно, дело щекотливое, поскольку он семейный доктор.
— Может, и не такое уж щекотливое. Давайте надеяться, что все окажется просто. Какой-нибудь удобный маньяк-убийца, который случайно шлялся по верхнему этажу дома на Плезанс-Корт и совершенно потерял голову при виде пожилого пэра в лифте. Будем надеяться, что среди близких зуб на него точить было некому. Нам надо свернуть сюда… Каким образом кто-то может извлекать наслаждение из убийства — для меня главная головоломка в психологии.
— А разве с вами никогда не случалось, — спросил Кертис, — чтобы вы с жадностью читали в газетах отчеты об убийствах?
— О да. Конечно.
— А что, сейчас вам от них уже становится скучно? Аллейн ухмыльнулся.
— Нет, — ответил он. — Меня совершенно не тяготит моя работа. Иногда от рутины делается просто отчаянно тошно, но притворяться, будто мне скучно, было бы жеманством. Меня вообще интересуют люди, а дела об убийствах теснейшим образом связаны с людьми. Каждый из нас заперт в своем психологическом бомбоубежище, надежном, непроницаемом, и вдруг — на тебе! — хорошенький взрыв. Большинство дел об убийствах на самом-то деле весьма прозаичны и убоги, но в них всегда существует элемент, который пресса называет психологической точкой зрения. И все равно, Кертис, все это страшно интересно. Надо, наверное, совершенно зачерстветь на работе, чтобы не чувствовать ничего, кроме чисто профессионального интереса. О господи, вот мы и на месте.
Машина остановилась. С привычным видом людей, спешащих по делу, который так часто выдает полицию, четверо вышли из нее и поднялись по ступенькам. Точильщик, возвращавшийся после весьма прибыльного дня работы в Челси, остановился на углу Плезанс-Корт и обратился к мальчишке-газетчику.
— Чего там стряслось-то? — оживленно полюбопытствовал точильщик.
— Где чего стряслось?
— Да там вот! В этих домах.
Газетчик посмотрел, куда указывал точильщик.
— Ух ты, мать честная! Копы!
— Копы! — презрительно фыркнул точильщик. — Не просто копы! Да ты глаза разуй: это ж Красавчик Аллейн!
— Елки-палки, да ты прав, ей-богу! И как это я его проглядел! Я ж продаю газет вдвое против обычного, когда в них есть про Красавчика Аллейна. Елки-палки, ты глянь, и фотограф тоже тут! Это точно фотограф! А тот вон тип — он дока по отпечаткам пальцев.
— Значитца, дельце для Ярда, — заключил точильщик.
— Угу. Убийство, — согласился газетчик.
— Не обязательно. Мальчишка ухмыльнулся:
— Дудки! А зачем тогда фотограф, если не убийство? Щелкнуть лифтера на память, что ли? Ну погодите! Если в «Стандард» напишут про Красавчика Аллейна, у меня наверняка будет тройная выручка!
Газетчик, вдохновленный надеждой на совершенное убийство, понесся дальше с воплями «Газетку, сэр, купите „Стандард“, сэр!». Точильщик задумчиво поднял из канавы окурок сигареты и спрятал его в жилетный карман. Рядом остановилась вторая машина, и четверо констеблей, прибывших в ней, вошли в дом.
Мальчишка-газетчик появился снова и занял свой наблюдательный пост с невинно-нахальным видом.
— Ну чего, — спросил его приятель, — чего-нибудь вынюхал?
— Несчастный случай вроде как.
— Чего за случай-то?
— Старому хрычу вырезали в лифте глаз.
— Побожись!
— Да, — произнес газетчик тоном много повидавшего человека, — что ж, не повезло бедолаге. Не жилец он.
— Помер?
Газетчик махнул рукой и скорчил гримасу.
— Окоченел уж.
— Во дела!
— Несчастный случай, они говорят! Как бы не так! — фыркнул проницательный газетчик с непередаваемым презрением.
— Несчастный случай?… М-да…
— Ага, с фотографами и полицией со всех сторон, — покрутил головой газетчик. — Нет уж, я иначе думаю.
Точильщик подхватил козлы своего точильного камня и поплелся по Плезанс-Корт, останавливаясь на углах, чтобы заунывно исполнить профессиональный гимн:
— Ножи-ножницы точим-вострим! Ножи-ножницы точим-вострим!
Его голос далеко разносился в вечернем воздухе. Аллейн услышал его, когда нажал кнопку звонка в квартиру Миногов.
— Ножи точим-вострим!
Глава 8
Аллейн знакомится с Миногами
1
Фокс уделил орудию убийства самое пристальное внимание: тесак был привязан к куску картона и лежал в длинной коробке. Аллейн поднес коробку к лампе. Серебряное накладное кольцо на ручке тесака блеснуло на свету. Само лезвие уже не блестело — оно успело подсохнуть.
— Омерзительно, — пробормотал Аллейн и положил коробку. — Это ваше, Бэйли. Нож поднимали только за кончик.
— Это я постарался, — с оттенком гордости в голосе отозвался доктор Макколдунн. — Я подумал, что лучше по возможности не касаться кольца, хотя, когда вынимал нож…
— Ну ладно, все равно попробуйте кольцо и верхнюю часть лезвия, Бэйли, — сказал Аллейн.
— Чертовски здоровенный нож, прямо топор какой-то, — заметил доктор Кертис.
— Да. Старый нож, в наши дни люди используют их для разрезания бумаги.
— Этот взялся из кухни, — сообщил Фокс.
— Вот как? Ну ладно, посмотрим тело с вашего позволения, доктор Макколдунн.
Они подошли к кровати. Фокс наклонил лампу. Доктор Макколдунн откинул простыню.
— Мы не делали ничего, — объяснил он. — Я подумал, что при таких обстоятельствах…
— Да, конечно. Леди Вутервуд не видела его в таком виде?
— Нет. Миледи не пришла. Может, оно и к лучшему.
— Пожалуй, — согласился Аллейн, глядя на страшную голову горгоны Медузы на подушке. — Оно к лучшему.
— Да уж, — рассеянно пробормотал доктор Кертис. — Что не красавчик, то не красавчик.
Он наклонился, и Фокс передвинул лампу поближе.
— Мне показалось странным, доктор, что он так долго прожил, — проговорил Фокс.
— Голова — очень странная штука, — заметил доктор Кертис рассеянно. — Бывали случаи, когда люди выживали в таких обстоятельствах… Под каким утлом был нанесен удар, Макколдунн?
— Слегка вверх. Но направление могло измениться. — Да.
— Вы говорите, Фокс, он пытался что-то проговорить?
— Да нет, сэр, так не скажешь. Он просто издавал звуки.
— Я полагаю, весьма маловероятно, чтобы он мог что-нибудь сказать, — заметил доктор Макколдунн. — Но мистер Фокс считал, что все равно есть какой-то шанс. Как говорит доктор Кертис, при травмах мозга случаются странные вещи. Бывали случаи…
— Знаю. А что за отметины возле глаз? Застойные трупные пятна?
Доктора переглянулись.
— Мне кажется, нет, — неуверенно произнес доктор Макколдунн.
— Похоже на синяки, — сказал доктор Кертис. — Тут трупных пятен не бывает. По крайней мере не тогда, когда труп лежит в таком положении.
— Фокс, они сказали, что убитый сидел в правом углу скамьи?
— Да, сэр. Именно так.
— Взгляните на его левый висок, Кертис, хорошо? Доктор Кертис стал снимать повязку с левого глаза.
— Вы совершенно правы, Аллейн, — сказал доктор Макколдунн. — На виске под бинтом есть царапина. Я собирался ее вам показать. Да, вот она.
Точным осторожным движением Аллейн положил свою длинную левую ладонь поверх изуродованной левой глазницы и остекленевшего правого глаза покойного лорда. Основание ладони легло на правую сторону лица, большой палец протянулся вдоль щеки трупа.
— Там в лифте какая-то кованая решетка с загогулинами и шишечками, — сообщил Фокс. — На одной из этих шишечек заметно пятно крови, смазанное. Такое впечатление, что его пытались вытереть.
— Вот как? — пробормотал Аллейн и убрал руку. — Надо его отсюда увезти, — добавил он.
— Я оставил распоряжение насчет перевозки в морг.
— Да. Спасибо, Кертис. Вы произведете вскрытие завтра?
— Да.
— Я думаю, что мы хорошенько осмотрим лифт, прежде чем разговаривать с семьей. Вы можете начать работать здесь, Бэйли. Попробуйте снять отпечатки пальцев с этих синяков. Лучше попробуйте по всему лицу. Есть все-таки некоторая, хотя и слабая надежда… Потом займитесь тесаком. А потом приходите в лифт. И еще, Томпсон, сфотографируйте для меня голову под разными углами, ладно?
— Конечно, мистер Аллейн.
Аллейн не отходил от кровати. Он пристально смотрел на голову на подушке, а единственный глаз, казалось, таращился на него. Аллейн наклонился и тронул шею и челюсть трупа.
— Окоченения пока нет?
— Только начинается. А что?
— Может быть, нам придется провести неприятный эксперимент. Сиделка все еще здесь?
— Да, — ответил доктор Макколдунн.
— Когда Бэйли и Томпсон закончат, пусть она приведет его в порядок. В таком виде это сущий кошмар. Пошли, Фокс.
2
Фокс распорядился выключить лифт, опечатал двери и поставил на лестничной площадке констебля в форме. Внутри кабины было темно, лифт стоял на площадке перед квартирой Миногов и вид имел какой-то выжидательный.
— Окошки в верхней части дверей, — отметил Аллейн.
— Правильно, сэр.
— Вы говорили, он сидел тут и криком звал свою жену? При закрытых дверях?
— Так сказал дворецкий.
— Так ведь снизу могли вызвать лифт и спустить его вместе с лифтом.
— Может быть, он держал пальцем кнопку «стоп», мистер Аллейн.
— Да, это не исключено, — согласился Аллейн и включил в кабине свет. — Ну, и где же он сидел?
— По всем показаниям, он сидел в правом углу, склонившись головой на стальную решетку, а котелок сполз ему на глаза. Конечно, лифтом с тех пор пользовались. Доктор, например, поднимался наверх на лифте. Как только наши ребята появились, они приглядели и за лифтом. И все-таки жаль…
— Верно. — Аллейн пристально вгляделся в пятно на решетке лифта. — А это и есть пятно или мазок на шишечке или загогулине, о которой вы мне говорили?
— Весьма причудливый узор, правда, сэр?
— Очень, Братец Лис. Видите: виноград вперемешку с декоративными нашлепками. Вот вам современное прикладное искусство. Какого роста был потерпевший?
— Шесть футов и полдюйма, — с готовностью отозвался Фокс.
— Отлично. В вас росту шесть футов, так ведь? Сядьте-ка в другой угол, Братец Лис. Да. Да, я убежден, если бы я врезал вам хорошим хуком в правый висок, ваш левый висок приложился бы к решетке как раз на полдюйма ниже соответствующей шишечки. Однако это весьма расплывчато. Похоже на то, что нам придется затащить его сюда и попробовать. Я вижу, эти нашлепки в центре слегка вдавленные. Посмотрите-ка на нашу. Кто-то, как вы точно заметили, вытер ее. И сиденье тоже. Но не очень-то успешно. Придется Бэйли с этим поработать. О, а это еще что?
Аллейн нагнулся и посветил фонариком под сиденье.
— Полагаю, вы уже это заметили, хитрый старый черт, — сказал он.
— Да, сэр. Я полагал, что лучше оставить все как есть до вашего прихода.
— Какой такт! Какая деликатность! — Аллейн нагнулся, протянул руку под сиденье и вытащил оттуда пару автомобильных перчаток с длинными раструбами. Он и Фокс присели на корточки и стали тщательно их осматривать.
— Окровавлены, — заметил Фокс.
— Кровь или что-то вроде этого. Между средним и безымянным пальцами левой руки и на внутренней поверхности этих пальцев. И немного на ладони. Вы что-нибудь видите на правой перчатке? Ну да… И опять же, немного крови на ладони. Благослови бог мою душу, Фокс, надо о них позаботиться! Будьте хорошим мальчиком, отдайте их Бэйли, а потом расскажите мне всю историю как есть.
Фокс направился в номер двадцать шесть. Констебль прокашлялся. Аллейн рассеянно смотрел в лифтовую шахту. Дверь из номера двадцать пять открылась, и бледный симпатичный молодой человек выглянул на лестницу.
— О, привет, — вежливо сказал он. — Не хочу вам мешать. Вы, наверное, мистер Аллейн?
— Да, — ответил Аллейн.
— Да… Мне очень не хотелось бы вам надоедать, но я подумал, что можно попробовать выяснить у вас, скоро ли вы на нас накинетесь. Я Генри Миног.
— Рад познакомиться, — ответил Аллейн. — Мы постараемся действовать как можно быстрее. Осталось ждать недолго.
— Ну и отлично. Дело в том, что моя мама довольно сильно вымоталась, бедняжка, и мне кажется, что ей надо бы как можно скорее лечь в постель. То есть, конечно, если из этой постели или даже из комнаты удастся выгнать мою тетю Вайолет, что мне представляется крайне сомнительным… Вы не знаете, как по этикету полагается себя вести с вдовами свежеубитых пэров, которые к тому же являются вашими близкими родственниками?
— Сейчас леди Чарльз с леди Вутервуд? — спросил Аллейн.
Генри вышел на лестницу и захлопнул дверь. На него падала тень от лифта.
— Да, — ответил он. — Там моя мама, а еще Диндилдон — горничная тети Вайолет. Тетя Вайолет, кажется, пребывает в трансе или в коме, словом, она абсолютно не понимает и не замечает, что происходит вокруг. Но вам только с этим еще хлопот не хватало… Я просто собирался предложить, чтобы вы сперва поговорили с моей мамой, а потом с тетей Вайолет, чтобы мы смогли сразу же затолкать маму в постель.
— Посмотрю, что можно сделать. Боюсь, что в такого рода делах…
— О, я все понимаю, — согласился Генри. — Все остальные вполне готовы к тому, что аж до первых лучей зари им придется врать и изворачиваться.
— Надеюсь, что нет, — ответил Аллейн.
— Вообще-то говоря, мы весьма правдивая семья, просто все происходящее с нами настолько невероятно, что нам никто не верит. Но все-таки я хочу думать, что ваше ухо уже научилось чутко различать правду и ложь и вы сразу услышите, если мы попробуем врать и изворачиваться.
— Смею надеяться, — серьезно подтвердил Аллейн. Генри внимательно смотрел на него из тени.
— Да-а, — протянул Генри. — Боюсь, что я тоже очень на это надеюсь. Мой отец сказал, что вам надо было бы предложить сандвичей и чего-нибудь выпить, но все знают, что вы не станете преломлять хлеб с подозреваемыми. Или это только в книжках так? Итак, сэр, присоединитесь ли вы к нам выпить — на что мы очень надеемся — или прислать вам что-нибудь сюда?
— Очень любезно с вашей стороны, — отозвался Аллейн, — но при исполнении обязанностей мы — ни-ни.
— Скажите, можем мы что-нибудь еще сделать для вас?
— Мне кажется, что пока ничего. Хотя… раз уж вы все равно здесь… Скажите, кто владелец тех перчаток?
— Каких перчаток? — Голос Генри прозвучал бесцветно.
— Меня интересует пара грубых автомобильных перчаток с длинными раструбами, — пояснил Аллейн.
— Это такие, подбитые довольно противным на вид мехом?
— Действительно, на меху.
— Похоже, что это мои, — сказал Генри. — А где они?
— Я их вам потом верну. Мой коллега унес их в квартиру.
— И где вы их нашли?
— В лифте, — ответил Аллейн.
Генри уставился на инспектора изумленным взглядом.
— Но я не был в лифте.
— Нет?
— Нет. Мне кажется… — Генри осекся.
— Да?
— Нет-нет, ничего. Совершенно не могу себе представить, как они туда попали. Не надо их возвращать, сэр. Мне кажется, я больше не захочу их носить.
— Я тоже так думаю, — согласился Аллейн, пристально глядя на молодого человека. — Тем более если вы их увидите.
В тусклом свете лицо Генри приобрело цвет слоновой кости.
— Что вы имеете в виду? — спросил он.
— Они испачканы.
— Испачканы? Чем?
— Похоже, что кровью.
Генри повернулся на каблуках и слепо, натыкаясь на стены, пошел в квартиру. Вернулся Фокс вместе с Бэйли.
— Мне бы хотелось, чтобы вы занялись лифтом, Бэйли, — сказал Аллейн. — Попробуйте кнопку «стоп» и дверные ручки — словом, все.
— Пусть Томпсон сделает увеличенные снимки сиденья и стены.
— Очень хорошо, сэр.
— И еще, Фокс: мы пройдемся по вашим записям, а потом, мне кажется, я должен поговорить с этим семейством.
3
Близнецы стояли плечом к плечу на коврике у камина. Свет лампы поблескивал на их светлых волосах. На них были серые фланелевые костюмы и темно-зеленые пуловеры, которые им связала мать. Руки засунуты в карманы, головы слегка наклонены набок. Лица застыли в гримаске почтительного внимания. Сидя на стуле у огня, Роберта время от времени поглядывала на них, и тревога сжимала ее сердце холодной рукой. Потому что за спинами близнецов Роберта внезапно увидела не угли в камине Лондона, а ароматные поленья в «Медвежьем углу» Новой Зеландии. И с острой отчетливостью в памяти девушки всплыла сцена из того времени, когда она своими ушами слышала, как каждый из близнецов признавался, что это именно он взял покататься большой автомобиль, что было категорически запрещено, и загнал его на отмель реки. Сама она сидела тогда как воды в рот набрав, зная все это время, что машину взял Стивен, а Колин целый день безвыходно оставался дома. Она вспомнила, как в укромном уголке спросила Колина, почему это он сделал такой донкихотский жест, и, словно наяву, снова услышала его ответ: