— Гроша ломаного их ласковость не стоит, — пробурчал Аллейн.
— Леди Фрид страшно расстроилась, что вы прошлой ночью не стали ее допрашивать, — продолжал Фокс, закрывая дверь и отряхивая истекающий водой зонтик в коридор.
Аллейн хмыкнул.
— Вы произвели на это семейство весьма глубокое впечатление, сэр.
— Закройте дверь, уберите куда-нибудь ваш пижонский зонтик и идите сюда, черт бы вас побрал.
Фокс с невинным видом послушно выполнил приказ. Он уселся и вытащил свой официальный блокнот. Аллейн осознал, что его любовь к Фоксу, должно быть, несокрушима, если она устояла перед зрелищем того, как Фокс всякий раз слюнявит указательный палец, чтобы перевернуть страницу. Такая привычка у всякого другого напарника побудила бы Аллейна избавиться от него как можно скорее.
— Да, — сказал Фокс, поудобнее устроившись и отыскав нужную страничку. — Да. Баскетт. Так вот, мистер Аллейн. К сожалению, я мало что смог выудить из этого типа, кроме того, что нам и так уже известно. Он помог его покойной светлости надеть пальто, а потом пошел обратно в гостиную для слуг. Он положительно утверждает, что не встретил по дороге мисс Диндилдон. Говорит, что и вовсе ее не видел. Но если ее рассказ — правда, если она видела Баскетта и его светлость из коридора и брала свои вещи из гостиной слуг, тогда они хоть где-нибудь да обязаны были столкнуться. И, знаете, сэр, этот дворецкий кажется мне честным малым.
— А она, в свою очередь, не производит на меня впечатление честной пожилой девушки. Что верно, Фокс, то верно. Но не по этой птичке плачет наша клетка.
— И все-таки мне кажется, что она что-то скрывает, и, похоже, я докопался, что именно.
— Вот это да! Для этого мы вас и держим, лис вы наш!
— Вот оно как? — сказал Фокс, и его рот медленно расплылся в улыбке. — Ну вот, мистер Аллейн, я подумал, что я закончу в их квартире все дела и дам им возможность сделать уборку. Вы мне посоветовали осмотреть прихожую. Вы сами помните, она была в страшном беспорядке. Молодые люди, что показывали шараду, не очень-то за собой прибрали, разве что пошвыряли все как попало в шкафы. Так вот, шкаф был открыт. И на полу, наполовину выпав из шкафа, лежал один из таких прозрачных дождевиков, какие носят женщины. Внутри шкафа и на плаще я нашел пару отпечатков ног. Женские туфли с так называемыми кубинскими каблуками. Знаете, такие скошенные внутрь. Один из каблуков прорвал пластик, а другой оставил глубокую вмятину. Очень славные отпечатки: поверхность плаща хорошо вдавливается и сохраняет отпечатки. Так вот, сэр, на ком из дам были такие туфли?
— Например, на Диндилдон, — ответил Аллейн. — А как насчет горничной в квартире?
— Нет. Я проверил Кору. Она носит только шпильки. Я забрал плащ с собой, мистер Аллейн, и, с вашего разрешения, попробую взять мисс Диндилдон в оборот вместе с ее туфлями.
— Лучше попросите мистера Генри или мисс Грей утащить для вас туфли Диндилдон. Они будут в восторге от предложения пошпионить за слугами.
— По-вашему, на них можно положиться?
— На нее — да. Но мое предложение только в шутку, Братец Лис. Как по-вашему, что такое скрывала Диндилдон?
— Я как раз собирался спросить ваше мнение на этот счет.
— Ну вот еще, старый лис! Пронюхали про что-то и скрываете? Что ж, Фокс, шкаф стоит между прихожей и гостиной. Может ли быть, что дама в шкафу подслушивала разговор в гостиной?
— Когда?
— Единственное возможное время — вчерашний вечер.
— Что и было на самом деле, — торжествуя, ответил Фокс. — Баскетт говорит, что шкаф был в ослепительном порядке, пока молодежь не затеяла шараду. Нам повезло, что в шкафу не делали уборку. Баскетт собирался там прибрать как раз тогда, когда обнаружили его покойную светлость, а потом наши ребята велели ему оставить все как есть. Значит, она подслушивала разговор между братьями. Я разговорил старую Нянюшку. Она не скажет ничего против семьи, сэр, но у нее зуб на мисс Диндилдон. Вы же знаете, сэр, какими бывают эти бабушки. Миссис Бернаби все время вроде как намекала, что мисс Диндилдон очень любопытна, любит, дескать, совать нос не в свои дела. Что она живет душа в душу с ее светлостью и они вместе строили козни против его светлости. Мне кажется, что в свое время мисс Д. и миссис Б. поругались и миссис Бернаби этого не забыла. По-моему, они закадычные враги, если вы меня понимаете, сэр.
— Очень даже. Это не слишком-то надежные показания.
— Правильно, но и в них что-то может быть, сэр. Она слова доброго про мисс Диндилдон не сказала, но к этому не придерешься и зацепиться не за что. Одно время мисс Диндилдон ужасно вольничала со слугами-мужчинами, в особенности с Хихиксом, по словам миссис Б.
— Господи помилуй!
— Ну да. А еще было время, когда мисс Диндилдон разносила сплетни про мисс Фрид, как ее называет миссис Бернаби.
— Какие сплетни?
— Ну, насчет того, что для молодой леди неприлично быть на сцене. Ничего определенного. Нянюшка все говорила «эти двое».
— Это про кого?
— Я и спросил ее, но она просто хохотнула и сказала: «Ничего такого, но они жили душа в душу против его покойной светлости, и в этом куда больше, чем на первый взгляд кажется». Мне показалось, что она про Диндилдон и ее светлость. А потом она добавила, что ее светлость угодила бы кое во что, кабы не мисс Диндилдон. Черт ее знает, — продолжал Фокс, — на что она все время намекала, но я все записал, так что сами можете посмотреть, сэр. От начала до конца одни домыслы и сплетни, по-моему, но все указывает на то, что мисс Диндилдон — та еще пролаза. И, принимая во внимание отпечатки в шкафу, если это ее следы, я бы сказал, что она шпионила для кого-то. Не будем называть имен, как говорит миссис Б.
— С другой стороны, — проговорил Аллейн, — она могла подслушивать просто из любви к искусству, как ваша приятельница Кора.
— Правильно. Знаете, сэр, я вот иногда думаю: а что сказали бы люди, если бы услышали хоть раз, что про них говорят их слуги?
— Мне кажется, Миноги смеялись бы до колик, — усмехнулся Аллейн. — Помню, как-то после обеда, в те дни, когда мой братец Джордж и я были самодовольными юнцами, мы взяли пару шезлонгов и книги и устроились под окном гостиной для слуг. Окно было открыто, и мы услышали серию весьма талантливых имитаций нас самих и наших родителей. Особенно талантливым оказался мальчишка, который чистил ботинки. Джордж в те времена переживал весьма сомнительный роман, о котором даже я ничего не знал. Но мальчишка-чистильщик знал все в малейших подробностях! — Аллейн от души рассмеялся, что с ним бывало редко. — Для нас это было чертовски полезно, — добавил он.
— Как по-вашему, сэр, они говорят правду? Если эта старая Нянюшка говорит, что мисс Д. и этот шофер Хихикс крутят амуры, или что мисс Д. спелась со своей хозяйкой против лорда Вутервуда, или что мисс Д. имеет здоровенный зуб на Миногов… Это вранье или правда, сэр?
— Если Нянюшка на ножах с мисс Д., — отозвался Аллейн, — шансы пятьдесят на пятьдесят. Я бы сказал, что нянюшка Бернаби немножко мегера. Она неразумно ревнива и обидчива, но она очень верный домашний дракон всей семьи. Готов поспорить, что вы не вытянули из нее ничего против семьи.
— Господи, конечно нет. Для нее они — ангелочки.
— Я все думаю: стоит ли еще раз поговорить с Хихиксом? Если он воздыхатель Диндилдон, — просто жуть берет при одной мысли! — он может подать нам эту фигуру совсем в ином свете. Мы с ним увидимся, Фокс. Позвоните на Браммелл-стрит и попросите его прийти сюда. И вот что я вам скажу, Братец Лис, — мрачно добавил Аллейн, — похоже, нам предстоит посетить еще и Кент. Это одна из тех поездок, которые так очаровательны в детективных романах, но так невыносимо и чудовищно скучны в жизни. Вы читаете детективы, Братец Лис?
— Нет, — ответил Фокс. Потом, пытаясь смягчить резкую категоричность ответа, он счел нужным разъяснить свой взгляд на литературу и добавил: — Не то чтобы я не пытался, сэр. Я знаю, что люди в основном представляют себе нашу работу по этим книжкам, вот я и подумал, что стоит взять почитать. Не сказать, что они не интересные. На каждой странице случается что-то, что совершенно сбивает с толку: только что подозрение падало на одного—и тут же на другого. Только вся настоящая работа делается как бы между делом. В одном из двух романов, которые я читал, следователи оставили дело в покое еще на три убийства, а при четвертом следователь затаился и подслушивал, как убийца рассказывает жертве, каким образом он совершил предыдущие три убийства. И полицейские вошли, едва преступник приготовился убить и четвертого. Мы-то в отделе так не работаем. Начальство на ковер вызвало бы. Не скажу, что не остроумно придумано, но уж слишком много наврано.
— Да, немного есть.
— Правда в том, — сказал серьезно Фокс, — что дела об убийствах совсем не такие, как люди их себе представляют. Ну, сколько было у нас таких дел, чтобы сразу куча подозреваемых, причем у каждого и мотив, и возможность убийства?
— Немного, слава богу, но вот ведь случилось такое…
— Ну да… Но не все мотивы одинаково веские. Обычно очень легко найти самый серьезный мотив.
— Да.
— Вот именно. Главным образом, подозреваемый один, а наша проблема в том, чтобы доказать, что это именно он виновен.
— А как насчет нашего теперешнего дела?
— Ну что ж, сэр. Я скажу так: мотивов тут два. Во-первых, деньги. В этом случае либо кто-то из семьи, либо кто-то из слуг и есть наш человек. Во-вторых, шизофреническая ненависть. В таком случае нам надо расставлять сети на ее светлость. Это лежит на поверхности, не считая того, что мы обнаружили, когда стали копаться. Ну, может, откроется и еще что-то, но я очень удивлюсь, если это не впишется в первую или вторую схему. Вы не знаете, он в завещании отписал что-нибудь слугам?
— Попробую сегодня вытянуть это из мистера Криссоэта. Не думаю, что он откажется отвечать. Они все плевать хотели на слуг. Разве что кроме леди Вутервуд. Ей не так просто будет найти замену преданной Диндилдон.
— Может быть, — сказал Фокс, — ей не понадобится горничная.
3
Мистер Криссоэт вошел, что-то бормоча себе под нос, выставив подбородок вперед и зажав под мышкой кожаную папку. Этот поверенный в делах просто источал аромат своей профессии. Про Криссоэта рассказывали, что как-то раз он вышел летним вечером из дому и немедленно подвергся нападению знаменитого режиссера. Гений кино прошел с мистером Криссоэтом половину Стрэнда, чуть не со слезами умоляя его сыграть в своей новой картине роль семейного поверенного в делах. Отказы оскорбленного мистера Криссоэта столь точно соответствовали его роли, что с каждой юридически заковыристой возмущенной фразой, сказанной сухим и кислым тоном, режиссер все больше впадал в экстаз. Он все повышал и повышал размер гонорара. До тех пор, пока мистер Криссоэт визгливым тоном не пригрозил засудить его по муниципальному акту о нарушителях общественного порядка и не начал оглядываться вокруг, ища глазами полицейского…
Увидев Аллейна, Криссоэт поспешно просеменил через всю комнату, подал ему и тут же отдернул свою птичью лапу. Он пронзил взглядом сперва Аллейна, потом Фокса и только после этого сел. Затем высунул кончик языка и слегка пошевелил им, точно отведал горячего и обжегся.
— Мы очень признательны вам, сэр, что вы нашли возможность зайти к нам, — сказал Аллейн.
— Что вы, что вы, что вы, — закулдыкал мистер Криссоэт. — Ужасное дело. Возмутительное.
— Кошмарное.
Мистер Криссоэт с большой силой повторил вслед за Аллейном:
— Кошма-а-арное, — и молча уставился на Аллейна, ожидая продолжения разговора. Инспектор решил, что выбора у него нет и остается только идти напролом.
— Полагаю, вы понимаете, зачем я попросил вас сегодня утром прийти к нам, сэр.
— Искренне говоря, — ответил Криссоэт, — не совсем.
— Боюсь, что по нашему обычному поводу, сэр. Мы очень надеемся, что вы расскажете нам о завещательных распоряжениях покойного лорда Вутервуда.
Высунутый язык мистера Криссоэта уже затрепетал, предвкушая отповедь, и Аллейн заторопился:
— Разумеется, мы представляем себе, что вы поставлены в — как бы это сказать?.. — конфиденциальное положение, и оно может стать весьма затруднительным, если мы начнем осуществлять определенный нажим, но в интересах правосудия…
— Именно в этих интересах, — ловко вставил мистер Криссоэт, — у меня есть долг перед моим клиентом.
— Разумеется, сэр.
— Сегодня утром, сэр, как вы знаете, я имел беседу с теперешним лордом Вутервудом. Могу сообщить вам, что на предварительном слушании я буду наблюдать за процедурой от его имени и по его поручению. Мне кажется, что я могу, не нарушая профессиональной этики, уведомить вас, что мой клиент стремится предоставить полиции всяческую помощь, какая только будет в его силах. Больше всего он хотел бы, чтобы убийца его брата предстал перед правосудием. Однако вы должны понять: во всем, что касается сведений, которые могут представить моего клиента в невыгодном свете, — это отнюдь не означает, что таковые сведения существуют, — я занимаю весьма определенную позицию.
Аллейн ничего другого от мистера Криссоэта и не ожидал и потому сказал:
— Но в качестве поверенного в делах леди Вутервуд…
— Нынешней леди Вутервуд?
— Вдовствующей леди Вутервуд, сэр.
— Э-э… ме-е-е-е! — громко проблеял Криссоэт. — Я отнюдь не поверенный в делах вдовствующей леди Вутервуд, старший инспектор.
— Вот как, сэр?
— Отнюдь! Насколько мне известно, она консультировалась в прошлом с поверенными. Эти сведения я получил из надежных и проверенных источников. Полагаю, что могу назвать вам имена ее поверенных: господа Гладомор, Гладомор и Джиртраст.
— Благодарю вас, — сказал Аллейн, делая пометку. — В таком случае, сэр, ваше положение не представляется мне столь затруднительным, как я полагал в начале нашей беседы. — Аллейн замолк, от души мечтая, чтобы стиль высокопарных речей мистера Криссоэта не был бы таким заразным. — Может быть, — продолжил Аллейн, — вы не будете возражать против того, чтобы сообщить мне, каково положение вдовы лорда Вутервуда в свете его завещания?
— Я предвидел этот вопрос. Могу сказать, что я подробно изучил все аспекты этого дела… короче говоря, старший инспектор, существуют детали, с которыми я решил вас ознакомить.
Мистер Криссоэт заерзал всем телом. Кабы он не был таким иссохшим и тощим, такие движения означали бы, что он предвкушает нечто лакомое.
— Вдовствующая леди Вутервуд, — быстро произнес он, — по условиям брачного контракта получает весьма значительное состояние. Помимо этого состояния она пожизненно наследует процент от дохода с «Медвежьего утла» в приходе Святого Иуды, что в Кенте, и с поместья Мэнор-Хайс возле Богнор-Региса.
— Значит, она становится весьма состоятельной женщиной?
— Весьма состоятельной! — повторил мистер Криссоэт, как если бы выражение это было туманным, вульгарным и совершенно непрофессиональным. — Э-э… можно сказать, что она получает довольно значительное, я бы сказал, весьма значительное наследство. Да-с.
— Ясно.
Аллейн очень хорошо знал, что совершенно бессмысленно пытаться подъехать к Криссоэту с вопросами о наследстве Миногов. Лучше всего, думал он, постараться выудить что-нибудь из тех сведений, которые сам Криссоэт посчитал бы «безопасными для его клиентов». Поэтому он продолжал:
— Мне кажется, я могу быть вполне откровенным с вами относительно леди Вутервуд. С момента трагического происшествия ее поведение представлялось, мягко говоря, довольно-таки эксцентричным. Из того, что я успел узнать от окружающих, это нельзя отнести исключительно на счет потрясения. История подобного ее поведения гораздо старше. Вы сами понимаете, сэр, что в ходе расследования нас очень интересуют отношения между лордом Вутервудом и его супругой. Надеюсь, вы не откажетесь поделиться со мной тем, что вам известно.
Мистер Криссоэт сделал несколько судорожных хватательных движений, в результате чего на свет божий из недр кармана явилось пенсне. Он замахал им на Аллейна.
— Разумеется, при не столь чрезвычайных обстоятельствах… — начал он, и Аллейну пришлось довольно долго выслушивать, как повел бы себя мистер Криссоэт при не столь чрезвычайных обстоятельствах. Однако постепенно сквозь сухую труху юридических фраз стали сыпаться приличные кусочки сведений. Оказалось, что мистер Криссоэт очень даже немало знал о леди Вутервуд. Аллейн узнал из его рассказа, что она была дочерью мелкого венгерского чиновника и русской артистки варьете. В девичестве ее звали Глафира Задоди. Он также узнал, что брак с самого начала оказался чудовищной ошибкой и одно время лорд Вутервуд консультировался с мистером Криссоэтом, всерьез рассматривая преимущества развода. Они обсуждали вопрос душевной болезни как повод для развода. Этого Аллейну было маловато. Кроме того, он уловил, что Криссоэт словно стоит на грани более смелых излияний. В конце концов после нескольких странных гримас и овечьего блеяния мистер Криссоэт раскрыл свою страшную тайну.