Бюро эпохи Иакова мало помогло ему. Там лежали веселые письма, в которых тем не менее лорд Чарльз умолял о помощи. Голубой карандаш перечеркивал их кислыми надписями его брата: «Отвечено 10/5/38. Отказано», «Отвечено 11/12/39. Категорически отказано». Покойный лорд Вутервуд, заметил Аллейн, был человеком методичным. Но он не всегда отказывался помочь своему брату. Письмо из Новой Зеландии было отчеркнуто голубым карандашом: «Отвечено 3/4/33. 500 фунтов». На письме, присланном чуть раньше, красовалось: «500 фунтов через Новозеландский банк». Это были единственные случаи, когда лорд Чарльз получил помощь от брата. Были там и письма от леди Катерин Лоуб, которая напоминала своему племяннику о его долге перед бедняками и требовала пожертвовать на свои обожаемые фонды. Эти письма были отмечены решительным «Нет». Среди бумаг Аллейн наткнулся на извещение из приюта Недберна для душевнобольных, в Оттертоне, Девон. В нем сообщалось, что состояние леди Вутервуд несколько улучшилось. Он пометил себе адрес.
Странное открытие сделал Фокс. Аллейн сидел на корточках, копаясь в нижнем ящике бюро. Солнце уже опустилось ниже окон библиотеки, ее начинал заполнять прозрачный сумрак, когда дверь открылась, и за ней материализовался Фокс. Аллейн сел на пятки и наблюдал, как Фокс медленно вступает в полосу света. Он нес на ладони какой-то небольшой странный предмет. Аллейн безмолвно смотрел на него. Ковер на полу был толстый, и Фокс шел бесшумно, как призрак. Однако Аллейн смог разглядеть предмет у него на ладони, только когда тот подошел совсем близко.
Это была маленькая и совершенно омерзительная кукла.
Не говоря ни слова, Фокс положил на ковер уродливую фигурку, грубо вылепленную из какого-то грязновато-блестящего вещества желтоватого цвета. Одежда куклы являла собой пародию на черный пиджак и серые брюки. На макушке уродца топорщилось несколько приклеенных седых волосков. Глаза были сделаны из булавок с черными стеклянными головками, ноздри изображала пара дырочек. Обломки спичек представляли зубы под уродливо вздернутой верхней губой. Пальцы Аллейна коснулись груди куклы. Оттуда, вонзившись в грубо сделанную жилетку, торчала длинная булавка.
— И где вы это нашли?
— В гардеробной. В глубине ящика стола.
— Вот что он не хотел показывать старому Криссоэту. Интересно — почему?
— Может, он боялся, что Криссоэт над ним посмеется.
— Может быть, — согласился Аллейн.
Глава 18
Сцена при свечах
1
В тот день над Лондоном стояли беспросветные тучи. С утра до ночи неумолимо лил дождь. Всякий раз, подходя к окну в библиотеке на Браммелл-стрит, Роберта и Генри видели внизу только колышущиеся зонты, блестящий от влаги макинтош полисмена, крыши машин и струи воды, которые эти машины выбрызгивали из-под колес. Когда после ленча молодые люди вышли на Браммелл-стрит, укрываясь под зонтиком, взятым из прихожей, резкий порыв ветра чуть не сбил их с ног. Генри плотнее прижал к себе руку девушки. Невзирая на все, что до сих пор случилось, на сердце у Роберты потеплело в предвкушении путешествия по Лондону: вокруг спешили под дождем лондонцы, сверкали в свете ламп витрины, над потоками машин важно проплывали ярко-алые двухэтажные автобусы. Кругом шумело людское море, а рядом шел Генри и вел ее сквозь потоки дождя. Она была счастлива, что в карманах у Генри нашелся только шиллинг и девять пенсов и что он не стал одалживать у нее предложенные десять шиллингов и брать такси. Вместо этого он предложил, чтобы они поехали на автобусе, а потом на метро до Плезанс-Корт. «Замечательно, замечательно, все просто замечательно!» — пело сердце Роберты. Как хорошо забраться на колышущийся автобус, медленно ехать по Парк-лейн, как здорово нырнуть в метро и удивиться неожиданно свежему воздуху, который нагнетает туда вентилятор, погрузиться ниже улиц, в глубокий подземный мир, войти в поезд, мчащийся по темному подземелью. «Как хорошо!» — думала Робин, сидя в поезде напротив Генри и видя в полутьме, что он улыбается ей.
— Нравится тебе Лондон? — спросил он, угадав ее мысли, и она кивнула ему, чувствуя себя независимой и смелой. Самое прекрасное, думала про себя Роберта, это именно ощущение независимости. Никто в переполненном метро не знал, что она Роберта Грей из Новой Зеландии. Она для них абсолютно ничего не значила так же, как и они для нее, и она симпатизировала им именно поэтому. Ее не пугало даже то, что они с Генри должны быть в доме на Браммелл-стрит до того, как привезут дядю Г. в гробу. Смешно было и думать о том, что Миногам может угрожать какая-нибудь опасность. Ведь Роберте было двадцать лет, и она была в Лондоне!
Поведение Миногов никак не испортило ей настроения. Шарло отдыхала, лорд Чарльз отправился к управляющему банком, где у него был счет, а остальные, пусть даже с черными кругами под глазами, вели себя в своем обычном духе. Все пили чай в столовой, включая Майка, который сидел с триумфальным видом. Фрида рассеянно наливала чай во все чашки, которые перед ней стояли, Плюшка лопала апельсины у буфетного столика, а близнецы пожирали тосты в огромных количествах.
— Наверное, вы слышали, — сказал Колин, — что мистер Ворчалл убрался.
— Его зовут не Ворчалл, а Варчелл, — поправил Стивен.
— Он ушел, — встряла Плюшка, — потому что папуля теперь стал ужасно важным и богатым, так что с деньгами все в порядке.
— Ты что же, — проворчал Генри, — полагаешь, что золотые горы дяди Г. теперь в мгновение ока стали нашими? Есть еще долги и налоги на наследство, лапочка.
— А что такое налоги на наследство?
Оказалось, никто из Миногов не знал ответа на этот Плюшкин вопрос. Даже Генри, увы, оказался совсем несведущим.
— Ну и ладно, — бросила Плюшка. — У нас всегда есть в запасе денежки за жемчуг, который загнала тетя Кит. Может быть, они оплатят налоги на наследство.
— Или оплатят хорошего адвоката для одного из нас, — промолвила Фрида.
— Чего еще от тебя можно ждать, Фрид, — сказал Генри.
— Ну, надо смотреть правде в глаза: если один из нас…
— Pas pour le jeune homme… — начал Колин.
— А я знаю, что это значит «не при мальчишке»! — сказал Майк. — Но вы не беспокойтесь. Старший инспектор Аллейн еще до ужина разгадает эту загадку. Я так думаю. Робин, а ты знаешь, что старший инспектор Аллейн вчера советовался со мной по одному важному делу?
— Вот как, Микки? И что, это было здорово?
— Неплохо, неплохо, должен сказать. Так уж получилось, что ему надо было узнать одну ужасно важную вещь, а я ее как раз знал. Знаешь, он парень что надо. То есть, я хочу сказать, только на него посмотришь — и сразу поймешь, какой он необыкновенный. Это же сразу заметно. И знаешь, Робин, у него вчера не оказалось с собой увеличительного стекла, и я ему одолжил свое! Спорим, он найдет с моим стеклом самую важную улику, а? Ух ты! — сказал Майк, в упоении колошматя ногами по ножке стула. — Спорим, старина Б. К. перестанет хвастаться, когда я ему расскажу про это!
— Это кто такой — старина Б. К.?
— Да так, — ответил Майк, — один противный парень. На самом деле его зовут Беним-Кей, он в моем классе. Страшный задавака. Ничего, сразу как миленький перестанет задаваться, когда я ему расскажу…
— Твоя беседа, — сказала Фрида, — очень напоминает оперу, где все партии исполняет один и тот же человек.
— И что ты сказал мистеру Аллейну, Майк? — спросил Генри.
— А-а, насчет тесака, когда он лежал в прихожей, а когда потом его уже не было. Он сказал, что я ужасно хороший свидетель.
— Робин, — сказал Генри. — Уже половина шестого. Нам пора на вахту.
2
Обратная дорога на Браммелл-стрит была совсем не такой веселой. Генри, одолжив денег у Нянюшки, взял такси. Он был очень молчалив, и Роберта поневоле стала думать про ночь, которая ждала их на Браммелл-стрит. У нее было предостаточно времени подумать, куда положат дядю Г. и появится ли к обеду тетя В., которой до сих пор не было ни видно ни слышно. Казалось, Шарло ждет от Генри и Роберты, что они останутся на Браммелл-стрит, и девушка стала волноваться, не будет ли Генри скучно долгим вечером сидеть с ней в библиотеке, больше похожей на морг. Может быть, тетя к ним тоже присоединится, и Роберта представила себе, как тетя В. будет просто сидеть и таращиться на Генри и на нее, а потом, когда придет время ложиться спать, они молча поднимутся по длинным пролетам лестницы и молча пойдут по бесконечному коридору. Может быть, им придется проходить мимо той комнаты, где будет лежать дядя Г., и тетя В. станет с безумным блеском в глазах настаивать, чтобы они зашли и посмотрели на него… Роберте страстно захотелось, чтобы дождь прекратился и немного вечернего солнца согрело бы Браммелл-стрит. В первый раз с тех пор, как она приехала в Англию, девушка почувствовала себя одиноко. Она решила, что после обеда напишет своей неизвестной пожилой тетушке, которая, внутренне улыбнувшись, подумала Роберта, наверняка потрясена вечерними газетами. Вечерние выпуски были назойливо полны дядей Г. На углах улиц Роберта видела плакатики:
СМЕРТЬ ПЭРА!
УЖАСНАЯ ТРАГЕДИЯ — УБИТ ЛОРД ВУТЕРВУД![25]
Она не могла не подумать, попали ли в эти газеты фотографии Генри и ее самой, сделанные газетчиками у выхода из дома на Плезанс-Корт. Может быть, под фотографией есть подпись: «Лорд Рун и его подруга покидают роковую квартиру». Генри остановил такси на углу и купил газету.
— Это газетенка Найджела, — сказал он. — Ну что, посмотрим, что за чушь он там накатал?
Они читали газету в такси. Действительно, там была помещена их фотография. Снимок делался со вспышкой, и лица выглядели осунувшимися и бледными, похожими на манный пудинг с глазами-изюминками, что очень подходило к ситуации. Роберта решила, что пресса пишет про них просто непристойно и нагло, но Генри сказал, что все могло быть намного хуже и Найджел спас их от кучи неприятностей. Такси подъехало к Браммелл-стрит, двадцать четыре. Газету они оставили в машине и снова вошли в мрачный дом. Они немедленно ощутили, что в доме есть какое-то движение. Повсюду пахло цветами, горничная с охапкой лилий взбегала по ступенькам. Моффат, старый слуга, который впустил их, сказал, что часть слуг из «Медвежьего угла» выехала утренним поездом в Лондон.
— Но мы и без них неплохо справились, милорд, — сказал Моффат. — Все приготовлено. Цветы просто замечательные.
— В которой комнате? — спросил Генри.
— В зеленой гостиной, милорд. На втором этаже.
— Наверху? — с сомнением спросил Генри.
— Ее светлость назвала зеленую гостиную, милорд.
— Ее светлость будет обедать, Моффат?
— Не внизу, милорд. В своей комнате.
— Вы не знаете, как она себя чувствует?
— Как я понимаю, не очень хорошо, милорд. Мисс Диндилдон сказала мне, что не очень хорошо. Если вы не возражаете, милорд, пусть дежурная сиделка пообедает с вами.
— Господи, конечно, — сказал Генри.
Из мрака в конце коридора появилась Диндилдон. Генри окликнул горничную и принялся расспрашивать относительно ее хозяйки. Диндилдон подошла поближе и, все время оглядываясь, шепотом отвечала, что леди Вутервуд чувствует себя довольно плохо. Она ведет себя очень беспокойно и весьма странно, прибавила горничная. И, поскольку Генри ничего не ответил, Диндилдон снова ускользнула в темноту.
— Очень беспокойно и странно, — мрачно повторил Генри. — Веселенькие дела, ничего не скажешь.
Часы в глубине холла пробили шесть.
В этот самый момент в спальне леди Вутервуд в «Медвежьем углу» Аллейн поднял глаза от экземпляра «Compendium Maleficorum».
— Фокс, — спросил он, — сколько человек вы оставили на Браммелл-стрит?
— Одного, сэр, Кэмпбелла. За домом присматривают. — Пристально поглядев в лицо своему шефу, Фокс поинтересовался: — Что-нибудь не так, сэр?
Длинный палец Аллейна уперся в книгу знакомым Фоксу жестом:
— Прочтите это.
Фокс надел очки и склонился над книгой.
— «Книга вторая, — прочел он, — посвященная всевозможным видам колдовства и прочим разным вопросам, кои требуется знать».
— Продолжайте.
— «Глава первая. О сонных зельях и наговорах. Изложение». — Фокс читал все это отчетливо и монотонно, словно полицейский протокол, пока Аллейн не остановил его. — Ну и что с того? — пожал плечами Фокс. — Мне кажется, это глупость всякая. Однако тут пометки разные есть на полях, надо полагать, она что-то в этом соображала. Наверное, что-нибудь задумала.
— Тут в библиотеке полно книг по колдовству. Некоторые из них весьма редкие. Да, Фокс, мне кажется, она что-то задумала. И мне сдается, что мы только что расшибли лоб о краеугольный камень ее поведения. Насколько быстро мы сможем вернуться?
— В Лондон? Никак не раньше одиннадцати тридцати, сэр.
— Черт побери… Фокс, послушайте, у меня появилась совершенно дикая идея, до такой степени дикая, что мне стыдно самого себя. Мне кажется, я знаю теперь, почему она хотела привезти его тело домой.
— Господи! — воскликнул Фокс. — Вы что ж, решили, что она задумала состряпать то, что тут понаписано?
— Я бы не стал утверждать, что она не способна на такое. Мне не по себе, Фокс. «Колет пальцы: так всегда надвигается беда…» Так, кажется, в «Макбете»? Вот и у меня что-то покалывает внутри… Когда скорбный груз должен быть доставлен? В десять, кажется?
— Да, сэр. Фургон из морга…
— Да, знаю. Поехали обратно в Лондон.
3
Было уже десять минут одиннадцатого, когда дядю Г. привезли домой, на Браммелл-стрит. Генри и Роберта были в библиотеке. Дождь со страшным грохотом бил в оконные стекла, а в каминной трубе завывал ветер, но они немедленно почувствовали, что в доме появились новые звуки.
— Сиди тут, Робин, — сказал Генри. — Я скоро вернусь. Он вышел, закрыв за собой дверь, но невозможно было отрезать звуки, сопровождавшие возвращение домой дяди Г. Робин все равно слышала, как его пронесли по огромному вестибюлю и длинной лестнице. Роберта сидела на коврике у камина и тянула руки к огню. Сердце у нее колотилось в бешеном ритме — шаги по лестнице ступали медленнее. Утром она и Генри ходили на разведку в зеленую гостиную. Она располагалась над библиотекой, и вскоре с потолка донеслись шаги, знаменующие воцарение там дяди Г. Шаги на несколько минут прекратились, а потом возобновились, но стали легкими и быстрыми, избавившись от тяжести. Теперь люди снова спускались по лестнице, потом шаги пересекли вестибюль. Немного погодя вернулся Генри. Он нес поднос с графином и двумя бокалами.
— Я раздобыл их в столовой, — объяснил Генри. — Робин, давай немного выпьем. Да-да, я помню, что ты не пьешь, но сегодня это то самое, что доктор — то есть я — прописал.
Непривычное тепло от выпитого разогнало холодную тоску в груди Робин. Генри подбросил в огонь поленьев, и они с полчаса сидели перед огнем, болтая о добрых старых временах Новой Зеландии.
— Я окончательно решился, — сообщил Генри. — Когда этот кошмар кончится, я найду себе работу. Да-да, знаю, я уже давно говорю об этом, целых шесть лет…
— И сейчас, — кисло сказала Роберта, — когда впервые за все время в этом нет насущной необходимости…
— …я решил это осуществить. Да. Я буду служить в частях гражданской обороны, в своей скромной, но ужасно нужной должности. Я буду готовиться к различным странным и не очень важным экзаменам, готовиться к неинтересному и непонятному делу, которое называется в просторечии «выполнением своего гражданского долга». А когда придет война, — с печальным и торжественным видом провозгласил Генри, слегка повысив голос, — Генри Миног, граф Рунский, займет свое место в рядах цвета английского рыцарства, охраняя вход в стратегически важную, но уязвимую общественную уборную…
Роберта понимала, что Генри пытается скрасить для нее эту зловещую ночь. Хотя его шутки были не совсем на обычном уровне Миногов, она сумела даже посмеяться над ними. Часы пробили одиннадцать. Они не могли сидеть всю ночь у огня в библиотеке. Настанет время — и все равно им придется пропутешествовать по длинным коридорам, подняться по нескончаемой лестнице. Роберта мечтала оказаться в постели, но чувствовала себя очень странно. Она совсем не хотела спать, и в то же время глаза у нее слипались сами собой. Горло и рот временами судорожно сводила зевота, голова болела.
— Ну как, Робин? — спросил Генри немного погодя. — Баиньки?
— Наверное, да.
Они снова прошли мимо чучела медведя с разинутой пастью и хищно протянутыми вперед лапами. Миновали холодные мраморные статуи у подножия лестницы. Поднялись на третий этаж, где тетя В., ее сиделки и, наверное, Диндилдон спали или бодрствовали за закрытыми дверями. Потом прошли по длинному коридору, который теперь освещали электрические лампочки.
— Я велел им разжечь огонь в твоей комнате, Робин.
Какой же Генри замечательный, что подумал об этом! У весело потрескивающего огня раздеваться было гораздо приятнее. А когда девушка тихонько выскользнула в халатике из комнаты, за дверью ее ждал Генри, тоже в халате, и они вместе пошли умываться, и Генри сидел на краю ванны, пока Роберта чистила зубы. Они вместе вернулись к дверям ее спальни.